***
— А еще он ко мне подошел и... Это длится уже несколько часов. В Филлори все еще нет нормального алкоголя, и Марго не знает, к какому божеству обратиться, чтобы ей принесли побольше крепкого бухла. Элиот поймал новую стадию своего бурного романа, болтает о новом муже, опускает голос до шепота и приподнимает брови, если хочет указать на какие-то пикантные подробности. Марго кажется, что скоро она будет помнить все фишки этого мужика лучше, чем те, которые имели ее собственные любовники, и это бесит. — Если ты сейчас не заткнешься, я тебя прикончу. Очень рада, что ты доволен, но воздержись от подробностей. Либо найди мне, мать твою, алкоголь, я больше так не могу. — О, у меня тут есть кое-что... подарок из Брейкбиллс, — сразу же переходит к делу Элиот. Он уходит, и Марго в его отсутствие наслаждается покоем, а когда возвращается, показывает бутылку водки. — Она точно хорошая? — уточняет Марго, с сомнением глядя на этикетку. — Бэмби. Филлори. Водка. Тебе правда не все равно, нормальная она или нет? — вкрадчиво спрашивает Элиот. Они всегда понимали друг друга. После пары хороших глотков прямо из горла Марго морщится и кивает. — Вот теперь я готова слушать про твоего ебыря.***
Элиот ходит печальным уже третий день, но Марго непреклонна. После водки, похмелья, еще одной бутылки, растягиваемой целых три дня, новых последствий от распития алкоголя и выдержки еще в течение двух дней Марго все же не стерпела и потребовала дать ей свободу от хвастовства постельными приключениями. Ей стыдно за свои слова, она видит, как Элиот гаснет с каждым днем, от этого становится невыносимо плохо. Не выдерживает она тогда, когда видит на его шее синячище чуть ли не с кулак. — Что с твоей шеей, Эл? — тихо спрашивает Марго. — Ты была права, — после недолгого молчания признается Элиот. — Он тиран. Желание победно вскинуть вверх кулак получается сдержать. Марго хмурит брови, прикусывает губу, разглядывает синяк и решительно кивает. — Расскажи мне, что он сделал, и я его прикончу. — Он отказывается со мной трахаться. Некоторое время висит тишина, а Марго пытается переварить информацию. — А... — она указывает на шею. — Он держал меня, чтобы я не приближался, — очень грустно объясняет Элиот. Они стоят так некоторое время, глядя друг на друга, мимо ходят слуги, кто-то даже пытается подойти и поговорить, но отправляется заниматься более полезными делами. Говорить у Марго получается только после пары минут молчания и осмысления. — Во-первых, теперь ты мне торчишь новую бутылку. Нет, две. Потому что, и это во-вторых, сына вот этого мудака ты пытался мне сплавить?!***
После радужной жизни резко наступает время страданий, и Марго не уверена, что ей не хотелось бы вернуть все обратно. Она бы, пожалуй, с радостью продолжила бы слушать, как Элиот, едва не изрыгая радугу, воспевает своего мужа. Вместо того Марго каждый божий день играет роль жилетки, теряется в словах и отчаянно не знает, что можно сказать еще. И, конечно, с трудом сдерживает желание дать по шее. — Он сказал, что мы слишком торопимся, — в шепоте Элиота слышится вся мировая скорбь. — Понимаешь? Мы уже в браке, как можно торопиться, когда у тебя кольцо на пальце? — У тебя нет кольца, — напоминает Марго на всякий случай. Обычаи Филлори не предписывают обмен кольцами. — Вот именно! — сокрушается Элиот. — У меня даже нет кольца! — Еще неделю назад тебя все устраивало, ты ходил и блевал радугой так, что это повергало в шок даже всех этих... ненормальных. Элиот задумчиво молчит, его лицо становится совсем уж мрачным, настолько, насколько никогда не было. Марго тоже не спешит подавать голос. Она смотрит и выжидает, разве что поджимает губы. В какой-то момент ее выдержка кончается, и она цокает языком и закатывает глаза. — Милый, у тебя недотрах. Могу посоветовать тебе подрочить или обратиться к жене, раз уж с мужем не складывается. Выражение скорби заменяется на изумление, а потом Марго становится понятно, что она умудрилась глубочайше оскорбить Элиота. Впрочем, сожаления по этому поводу она не чувствует.***
— Бэмби! Бэээмби! Марго снимает с лица маску для сна и недовольно смотрит на Элиота. Она не уверена, который сейчас час, но явно еще не рассвело. Или, может, солнце уже село. Не имеет значения, самое главное — это то, что ее ни в коем случае нельзя будить, и кое-кому об этом прекрасно известно. — Наш замок горит? — холодно спрашивает она. — Нет, — Элиот плюхается на кровать, ложится рядом и закидывает руки за голову. На нем совершенно отвратительный леопардовый халат — отвратительный, потому что Марго хотела его себе. — На нас напали? — И опять не угадала. — Раз так, то бери жопу в руки и вали нахрен из моих покоев, в мои планы не входит трепаться с тобой тогда, когда я запланировала спать. Уходить Элиот не спешит. Марго решает, что ну его к черту, натягивает маску и поворачивается к нему спиной, всем видом стараясь продемонстрировать, что говорила абсолютно серьезно. — Знаешь, что он сделал? Сомнений в том, о ком идет речь, не возникает. — Выгнал тебя из кровати, чтобы ты не доебывался и не мешал ему спать? — Марго даже не старается говорить менее ядовито. — Трахнул меня! — радостно сообщает Элиот. И снова заливается соловьем, расписывая то, насколько все было великолепно, как и в каких позах. Не затыкается он ровно до того момента, пока Марго не спихивает его с кровати и не орет настолько громко, что к ним заваливается ошалевшая стража. — Точно тиран, — бубнит она, оставшись, наконец, в одиночестве и заматываясь в одеяло. — Не ебались, а затрахал.