***
С Робертом они разошлись через полгода, и Марина предпочла бы позабыть их, как страшный сон. Она была занята тем, что искала способы связать себя с магией навсегда, плюнуть на этот Брейкбиллс, на людей, которые там остались, на образование, ставшее пределом мечтаний. Каждое утро начиналось с пробуждения и разглядывание звезд на руке, выжженных с помощью заклинания ровно за десять минут до того, как к ней пришли стирать память. Марина не помнила, что совершила и чем заслужила подобной участи, зато смогла вспомнить первые уроки, преподавателей, заклинания, которые успела выучить — абсолютно все, чтобы теперь в полной мере ощущать себя изгоем и задаваться вопросом, за что ей это. Роберт же был занят тем, что пытался строить отношения и, кажется, семью, тащил в дом мебель от Икеи, собирал ее с невероятным воодушевлением, дарил сертификаты в магазины косметики и какие-то драгоценности, отчаянно старался угодить, чуть ли выше головы не прыгал. Это раздражало до оскомины. — Мы с тобой смотрим в разные стороны, — пыталась указать ему на очевидное Марина. — Так давай я постараюсь смотреть в одну сторону с тобой? — предлагал Роберт так, будто не видел в ответ желания прописать ему по морде и отправить куда подальше. Иногда он говорил, что согласен быть вместе, даже если у Марины есть свой нелегальный бизнес, если она связана с наркотиками, если убивает сама или знается с убийцей. Роберт готовил завтраки, не разбрасывал носки и был как раз тем самым мужчиной, о котором может мечтать любая девушка. Вот только Марина мечтала о заклинании вечной молодости и о том, чтобы продолжать быть связанной с тем миром, внезапно открывшим и так же внезапно захлопнувшим перед ней двери, а не о белом платье. И, конечно, Роберт несколько раз говорил, что если она не хочет свадьбу, не обязательно ее играть. Идеальный. Прекрасный. Совершенный. Сказочный принц, брошенный Мариной без всяких объяснений тогда, когда она, наконец, поняла, куда ей двигаться дальше, чтобы приблизиться к волшебному миру снова. Сначала было сложно настолько, что снова хотелось сдохнуть, но Марина выдержала три года, пока поднималась с низов, кланялась в ноги тем, кто имел в руках книги заклинаний и гримуары, платила то баснословными деньгами, то телом, то еще черт знает чем, решив для себя, что при достижении цели все будет нормально, а от нее не убудет раздвинуть ноги перед каким-нибудь жирным ублюдком. Она относилась ко всему философски, не страдала, если кто-то считал ее холодной стервой, наоборот добивалась именно этого звания, счастливо улыбалась, слушая оценочную характеристику тех, кому наступала на хвост, и веселилась. Были даже те, кто считал, будто Марине все достается легко и просто. Тогда она кивала, подтверждала, что да, все именно так, ей даже не пришлось пошевелить и пальцем. Каким-то образом стала расти слава ненормальной и опасной девицы. Марина не отрицала. Ей нравилось. А в какой-то момент она начала подтверждать это звание. Марина стала убивать самых требовательных и несговорчивых, и тогда к ней начались тянуться люди, желавшие получить знания от нее, одной из великих свободных волшебниц. Это звучало по-настоящему бредово, но один из пришедших подал отличную мысль. — Я могла бы помогать тебе доставать эти книги и все, что потребуется для ритуалов, — сказала девчонка с абсолютно блеклым лицом. Позже оказалось, что звали ее Кейси, что она сама ушла из Брейкбиллс, но почему-то покинула и то долбаное офисное здание, в которое сгоняли всех, кто добровольно отказывался от магии и не хотел при этом ее терять. Почему Кейси принимала такие бредовые решения, Марину не волновало. Девчонка стала полезной: ее можно было отправить за чем угодно в любое время дня и ночи, можно было дать по лицу, поцеловать — зависело от настроения, не более того. Подпускать ее слишком близко не хотелось совершенно, в памяти все еще сидел Роберт и это его печальное, абсолютно осунувшееся лицо после слов о том, что они на этом заканчивают. Иногда Марине казалось, что она об этом сожалела, иногда — что поступила правильно для обоих. Иногда она плевала на свои представления о том, что хорошо и что плохо, и трахалась с Кейси всю ночь, заставляла делать все то, от воспоминаний о чем потом сладко замирало сердце. Людей вокруг Марины становилось все больше, кто-то подавал надежды, кого-то приходилось разворачивать и отправлять обратно, кого-то — наказывать за проступки. Некоторых Марина убивала, стараясь делать это не собственными руками, а с помощью заклинаний, дистанционно, так, чтобы не знать и не видеть, что происходило с ослушавшимися ее приказов: одного "шоу" оказалось достаточно, чтобы тошнило полнедели, повторять подобные подвиги не хотелось. А некоторые умирали сами по глупости. — Вот блядь, — после недолгой паузы сказала Марина, достала сигарету и медленно выкурила ее, глядя на мигавшую лампочку до темных кругов перед глазами, так и не заплакала, с раздражением бросила окурок и затушила носком ботинка совсем рядом с лицом мертвой Кейси. Жалко не было, только на плечи будто бы что-то давило. Марина повела ими и пошла дальше вершить свою маленькую волшебную главу истории.***
Джулия появилась в ее жизни слишком неожиданно и была крайне упорной. Эта девица наглела, и Марина, не выдержав, выгнала ее к чертовой матери, а потом, когда получала звонки с вопросами, напоминала, что не собирается быть мамкой, утирающей сопли, а Джулии стоит найти кого-нибудь, кто будет согласен с ней развлекаться на правах лошка, готового выдать все просто так, за красивую улыбку. — Тебе нравится моя улыбка? — тупо переспросила Джулия, чем вызвала стон и совет не строить из себя Афродиту. Каким-то образом выходило так, что ей все же приходилось помогать. Случалось то одно, то другое, Джулия не видела открывающихся возможностей, хотела откусить кусок побольше, а еще будто бы была абсолютно неубиваемой. Марина некоторое время откровенно пыталась достать ее, догнать, чтобы убить, но вечно промахивалась и даже почти начала восхищаться. Джулия звонила ей снова и снова. — Приятно забирать что-то у тебя из-под носа, — периодически заявляла она в разных вариациях, явно довольная, что обошла, победила, а Марина не понимала, какой же разбитой нужно быть, чтобы хвастаться победами перед той, которую ты победила и которая может прикончить тебя по щелчку пальцев, если вовремя не пошевелишь задницей. Они, можно сказать, танцевали, кружились, раздражались друг из-за друга, из-за собственных же действий и неудач. Марина стала замечать, что каждая найденная и добытая информация становится не просто очередной ступенью к совершенству, а тем, в чем удалось обойти Джулию. Когда эта мысль появилась впервые, она показалась сущим бредом. — Я тебя обошла, — протянула Марина, причмокнула губами, изображая намек на поцелуй, одернула себя, но на том конце уже смеялись. — Можешь гордиться победой перед чередой поражений, — сказала Джулия, когда, наконец, смогла нормально связывать слова. Это был уже пятый, может, шестой раз, когда Марина осознавала, что ей все это по-настоящему нравится, закрывать глаза было глупо, и она, накрутив прядь волос на палец, выдохнула: — Ладно, предлагаю отпраздновать это в моей постели. Что скажешь?***
Согласилась Джулия только тогда, когда при личной встрече Марина прижала ее к стене, объявила, что невероятно любит насилие и посоветовала считать оргазмы, потому что здесь отсчитывать победу будут именно они. Сопротивлялась Джулия вяло, а потом набросилась сама. Так происходили все их встречи: демонстрация сопротивления, порой крайне наигранная, согласие, данное нехотя, а после — попытки оставить Марину в кровати подольше, повторение ночных подвигов утром, до момента, пока Марина не начинала ругаться и не выскальзывала за дверь, раздраженно и болезненно морщась. Она каждый раз бросала взгляд на окно на пятом этаже, видела Джулию, посылала ей воздушный поцелуй и садилась в машину. Звонки о победах превратились в приглашения то домой, то на свидания, приходилось по сто раз говорить, что это не отношения, просто так удобно, не более того. — Ну разумеется, — всякий раз соглашалась Джулия, — поэтому давай перейдем от болтовни к делу. Если бы кто-то сказал Марине, что она попадет в постель к абсолютно ненасытной женщине, не в жизни бы не поверила. Кончилось все неожиданно. Марина перестала получать предложения о встрече, а ее собственные отвергались. — Я нашла мужчину, — ответила Джулия просто, стоило только задать прямой вопрос. — Ну что ж, поздравляю тебя с тем, что теперь в твоей жизни будет хер! — весело ответила Марина, сунула в рот два пальца, облизала их, красноречиво приподняв брови, после вытерла руку салфеткой. Джулия отвела глаза, будто бы чувствовала свою вину, и это отчего-то бесило.***
Голос Джулии только смутно напоминал ее собственный. — Мне не к кому обратиться, приезжай, пожалуйста. Марина не стала расспрашивать. Она примчалась, чувствуя неладное, испуганная настолько, что курила без остановки, пока после четвертой сигареты не почувствовала тошноту, старалась идти по лестнице медленно и спокойно, не бежать, держаться так, будто все в порядке и вовсе она не торопилась. Джулия вся была в крови, бледная и дрожащая. Она запустила Марину в квартиру, посмотрела на трупы на полу, на собственную одежду, на пол, залитый кровью, попыталась убрать волосы с лица и даже выдавила подобие улыбки. Марина старалась использовать магию всегда, когда могла, но Джулию она мыла сама, руками, придерживала ее, пока оттирала, промочила собственное платье и молчала. В комнате она убирала тогда, когда убедилась, что Джулия действительно спит, применяла сложное заклинание по рассеиванию тел, а потом, полностью измученная применяемой магией, пила кофе, смотрела на просыпающийся город и смаргивала слезы. Ей не казалось, что она способна сидеть с абсолютно сломленным человеком, но происходило именно это. Марина несколько дней боялась куда-то отойти, даже в магазин, заказывала еду с доставкой, с ужасом наблюдала, как Джулия вздрагивает от резких звуков и как безжизненно смотрит в сторону. Слова о желании отомстить казались едва ли не райской песней. — Это будет сложно, но я помогу, — пообещала Марина. — Только на многое не рассчитывай, это все-таки бог, а не какая-то мелкая волшебная фигня, которую легко прижать. — Я должна все сделать сама, — без всяких эмоций ответила Джулия. Ее очень хотелось поцеловать, вот только Марина поймала себя на том, что сделать такой простой и ставший довольно привычным жест было страшно.***
Было больно. Марина не могла вздохнуть, перед глазами темнело, а руки и ноги холодели. Бог оказался пугающим настолько, что лучше было бы пережить пару десятков встреч со Зверем, ночевку в одной комнате с этим поющим недоразумением, что угодно, лишь бы не это. Марина никогда бы не подумала, что существуют на свете те, от кого она будет терять способность нормально мыслить от кромешного ужаса. Она чувствовала, что умирает, уверяла себя, что отлично держалась и плакала, потому что, черт возьми, уж точно не заслужила такого дерьма. Что угодно, но только не это. Марина попыталась протянуть руку в сторону кошки, к тому, что было ею совсем недавно, но сил не хватило, а на глаза опять навернулись слезы. Все было абсолютно не так, как она предполагала. Марина не могла похоронить свою кошку. Не могла в последний раз посмотреть на то, что напоминало ей обо всех бывших. Не могла сказать Джулии, что надо бы повторить. Не могла начать переживать из-за морщин и торопиться с поиском лекарства. И даже жизнь не мелькала перед глазами, как это всегда обещалось. Марина попыталась поднять веки — и не смогла.