Под осенним ветром

      - Поехали, - одно лишь слово, и буквально через несколько часов мы уже стоим на причале, обдуваемые холодным, промозглым осенним ветром, наполненным запахом соли, водорослей и бензина от близлежащей парковки.       Стоим и ждем, когда же наконец из-за каменистого утеса, как назло, почти никогда не спасавшего от ветра, появится наш пароход, заявленный на прибытие в 15:15. "Символично", - думается мне, но тут же эта мелкая мысль затирается другими, более хаотичными и крутящимися больше вокруг происходящего события: мы едем в другой город. Даже не знаю, в какой именно.       Просто она позвонила и позвала меня в неизвестность, и я смело шагнула, совершенно не заботясь о том, во что выльется вся эта без преувеличения авантюристическая затея.       Да, она всегда была авантюристкой. Даже сейчас, когда перед ее взором были лишь волны, иногда из своей зеленоватой лазури ослеплявшие белыми бликующими "барашками", и небо таких же, но лишь более светлых и в паре мест словно нитью прошитых розовым оттенков, абсолютно безоблачное и густое, как кисель, она смело и с неизменным огнем в глазах смотрела куда-то вдаль, будто видела что-то, что было недоступно мне.       А я в это время в основном глядела себе под ноги, где валялись разномастные пестрые камешки, сливавшиеся с хрупкими раковинами, которые невозможно было различить никак, кроме как переворачивать их аккуратно ногой, обнажая чуть блестящую перламутром бежевую внутреннюю сторону, или же попросту с тихим хрустом давить, заставляя крошиться на мелкие и мелкие кусочки. Правда, иногда все же чуть поднимала взгляд, в ответ на очередной удар волны о бетонный пирс, чтобы взглянуть на нее, угасающую, умирающую.       Почему-то сейчас я вдруг начала думать о пирсе. Почему же он не деревянный, а бетонный, столь грузный и неестественный в окружении таких стихий, как вода и воздух. Словно великан, случайно забредший в поселение маленький, сверкающих и звенящих крылышками фей. С другой стороны, он уникален и неповторим в этом месте, этот великан...       Загудела труба где-то вдалеке, как раз за утесом, и вскоре из-за него показался легкий пароходик, слегка подсвеченный зеленоватым сквозь крону нависавших сверху утеса вековых деревьев и молоденьких кустарников. Теперь оба наших взора были обращены на него. Мы безотрывно глядели, как медленно, но уверенно разрезая волны, он двигался будто бы к нам одним, будто бы только мы стояли на этом бетонном пирсе, засыпанным камнями и ракушками. Все ближе, ближе...       Вновь гудок, уже оповещавший о том, что пора бы отойти от края зевакам, засмотревшимся на волны и пестрящую в них рыбешку с темными пятнами на спине, иногда поблескивавшими на пусть уже совершенно холодном, но все равно ярком осеннем солнце.       И все отошли. Все, кроме нее. Что ж, я никогда бы не смогла отговорить ее от чего-то или попросить сделать не так, как ей велела душа, а потому стоило лишь смириться и попытаться не волноваться.       Мой взгляд скользнул в сторону, зацепившись за двух выбежавших парней, достаточно смуглых, в одинаковой рабочей форме, но в разных куртках (все-таки осень), однако с неизменно закатанными рукавами. Они подбежали, чтобы "поймать" наш пароходик и аккуратно, но уверенно и ловко, хватаясь за канат так, что начинали бегать под кожей мышцы, привязать его пусть ненадолго к пирсу. После опустили деревянный, простенький, легкий, как и сам пароход, трап, и тут же стали запускать пассажиров, самым нетерпеливым из которых оказалась именно моя подруга, тут же широкими шагами заскочившая на борт, так, что ее, чуть было не потерявшую равновесие, пришлось ловить одному из парней. Я же попросту потерялась в толпе жаждущих попасть на борт, хотя всем им было известно, что все посадочные места были выкуплены ими заранее, а потому без нужного числа пассажиров никто не уедет. Но они все равно лезли, пихаясь и толкаясь, как на Ноев ковчег, и лишь портили мне и другим этим настроение, неизгладимо омрачая хороший денек...       Нашла я ее на верхней палубе, как и предполагала, сидящую на крайнем месте деревянной лакированной скамьи из какой-то темной древесины, однако не поспешила сразу сесть рядом, хотя и хотелось. Сперва я подошла к самому краю палубы и оперлась на железный поручень, ужасно, чуть ли не обжигающе холодный, и тут же одернула руки, загрустив о погожих летних деньках, безвозвратно ушедших и напоминавших сейчас о себе лишь фальшивым холодным солнцем, когда-то наполнявшим город душным пыльным зноем. А сейчас осталась только пыль, смываемая морскими бризами, но все еще неизменно витающая в воздухе, особенно в воздухе охладевших вслед за погодой квартир, таких, как моя и ее.       Я подсела к подруге и положила голову к ней на плечо, сплетая пальцы. Я не знала, куда мы едем, а потому могла лишь наблюдать за всем вокруг, в ожидании чего-то лениво, неспешно приближающегося и пока что не дарящего никакого волнения, ни приятного, ни паникующего.       На чуть грубых от вечных передряг, от творчества, от труда пальцах красовалось тонкое, полупрозрачное зеленоватое кольцо, словно в тон волнам, бившим сейчас о борт, такое же, как было когда-то на моем пальце, но по воле случая сломанное и теперь бережно хранящееся в коробочке в дальнем углу, там, где никто не найдет. И прямо из-под него выглядывал маленький белесый шрам, так четко прорисовывавшийся на темной коже с еще не успевшим сойти с лета загаром. Этот шрам она получила во время починки чьего-то велосипеда и неудачно пришедшегося на это место инструмента. Кажется, это даже был мой велосипед. Чуть пониже, уже на тыльной стороне ладони, шрам от стекла, от лопнувшей в комнате лампочки.       Я чуть подняла голову, чтобы взглянуть на лицо, сейчас жадно поглощающее пейзаж, медленно плывущий перед нами. Шрам около глаза - петарда глупого мальчишки на Новый год.       Да, я знаю каждый из многочисленных шрамов, постоянно появлявшихся на ее теле, но никогда не омрачавших ее взглядов на жизнь или даже на просто конкретный день. Знаю каждый, потому что почти все получила она, находясь вместе со мной.       - Куда мы плывем? - все, что я успела сделать, прежде чем моя подруга перевела на меня, наконец, свой взгляд, - опустить голову снова вниз.       - Не знаю, - добродушно и абсолютно уверенно в своих словах ответила мне она, слегка пожав плечами, отчего я чуть было с них не слетела, но тут же вернулась на прежнее место и снова стала созерцать наши пальцы, чуть сжав ее ладонь...       Под холодным сырым ветром, что бегал по палубе, отрезвляя мысли, я вновь и вновь начинала думать о том, о чем не очень хотела бы думать в такой момент, но о чем не могла не думать вот уже много лет. Не могла не думать, глядя на ее лицо, руки, странную фенечку среди русых прядей. Не могла не думать, зная, что сейчас мы едем в никуда только лишь вдвоем, даже если для нее это лишь очередная глупая авантюра, для которой я ей была нужна лишь как друг, с которым можно будет разделить впечатления. Не могла не думать...       "Почему я так сильно люблю свою лучшую подругу?.."