К чёрту правильность.

      — А что если я не люблю Софию? Что если мы не будем счастливы? — после этих слов Павел наклонился к Даше, и она уже чувствовала его сбивчивое дыхание у себя на лице.       Ей казалось, что этот момент длился вечность, прерываемый лишь глухими ударами сердца и чужим дыханием по коже, и она не хотела, чтобы он заканчивался. Это было похоже на черный, припорошенный изжившими себя обидами и недомолвками черно-белый фильм, который хотелось пересматривать изо дня в день.       Его губы приоткрылись, и Канаева была уже готова ответить на поцелуй, потому что, боже, это единственное, что сейчас ей хотелось. Она жалела, очень жалела об их расставании, обо всем том, что случилось и что было упущено. Огромная пропасть из сказанных слов, разбитых надежд и боли отдалила их сильнее, чем она могла ожидать, ведь думала, что время пройдёт — простит, но оказывается, механизм состоит из более сложных алгоритмов. Но после всего этого ей хватило и этих трёх месяцев, чтобы понять, что она любит его.       Но ради своего счастья, чужое не ломают, ведь так?       Даша отстранилась и быстро отвела взгляд, чтобы не видеть его, непонимающего и потерянного:       — У вас просто сегодня свадьба, вы волнуетесь.       — Волнуюсь?..        Павел скривил губы и нахмурился после этих слов. Горло наливается свинцом, и он не в силах произнести больше ни слова. Все это — результат прежних ошибок, но даже сербы знают, что прошлое нельзя прокрутить назад. И больно вовсе не от отказа, сильнее бьют слова и прелестный лик, проникнутый сейчас смесью сожаления и сочувствия к нему, но не влюбленностью. Во всяком случае, он не видел этого сейчас.       Даша сделала аккуратный шаг назад, мельком глянув на Павла, и уже потянулась трясущейся рукой к металлической ручке двери, надеясь, что хоть ощущение холода сможет унять дрожь, но ее опешило прикосновение руки к ее плечу и несмелый, непривычный для нее взгляд карих глаз из-под опущенных ресниц. Тепло растекалось по всему телу, вязкой патокой окутывая его.       Паша не хотел такого конца, а Даша — тем более.       Она всю жизнь изо всех сил хваталась за соломинку, имя которой правильность, она всегда старалась поступать правильно, делать всё правильно, жить правильно, как полагает и не более. Но зачем это все? Кому нужна эта правильность, если она не приносит счастья?       Может иногда нужно просто поддаться течению, хоть и его действие уничтожительно?       Рука потянула Дашу на себя и развернула лицом к лицу. Павел обронил свадебный букет куда-то в сторону, минуя все мысли об алтаре, и положил руку на щёку Даше, заглянув в хрустальные глаза настолько близко, насколько он мог, в следующую секунду накрыв ее губы своими и не дав ей места для кислорода.       Даша так давно нуждалась в этом, она чувствовала потребность в этих крепких поцелуях сильнее, чем в чем-либо еще. Все принципы остались где-то позади, и ей завладела необузданная страсть, раньше скованная нравственностью. Девушка впивалась в губы парня как последний раз, и с каждой секундой поцелуй становился все жарче.       Павел потянулся к ручке двери и щёлкнул замком — свидетели им сейчас были не нужны.       Он лихорадочно стянул с Даши жакет и попытался расстегнуть шифоновую блузку, но пуговиц было слишком много, поэтому он с треском разорвал ее. Они как будто изголодались друг по другу, и их голод был неутолим. В их движениях не было нежности, только животная красивая страсть.       Даша тонкими пальцами захватила застежку юбки и быстрым движением дернула его вниз, решив все проблемы с юбкой. Аккуратно притронувшись к пыльно-синему пиджаку, девушка юрко стянула его с Паши, на мгновением припав к его губам. Ее пальцы были куда более проворными, поэтому у неё даже получилось расстегнуть, а не разорвать рубашку. Павел подхватил девушку за бёдра и приподнял, а она, обхватив ногами его тело, продолжила целовать парня и блуждать руками по его затылку и пологим плечам.       Павел лихорадочно оглядывался по сторонам, в поисках горизонтальной поверхности, но ничего, кроме пола не наблюдалось.       — Извини, Даша, но нам придется поютиться на полу, — тихо пролепетал он, боясь упустить любой поцелуй Даши.       Девушка быстро кивнула ему, и они молниеносно очутились на полу, запыленные жаром и их вспыхнувшими чувствами. Теперь ему было доступно всё её тело. Он медленно опускался от раскрасневшихся от поцелуев губ к длинной шее, не забывая мягко покусывать молочную кожу девушки. Даша чувствовала, будто его губы были везде, и не могла избавиться от этого ощущения даже тогда, когда он приподнимался над ней, чтобы просто увидеть ее лицо, усыпанное бархатным румянцем. При каждом поцелуе тело как будто жгли клеймом, но как же это было приятно. Она выгибалась от возбуждения, стягивающее тугой узел внизу живота, уже не в силах больше терпеть его издевательств, но он всё не спешил.       Наконец он вернулся к её губам, зубами оттягивая нижнюю, пока его руки спускались все ниже и ниже, медленно достигая той самой точки. Даша трепетала от каждого его движения, чувствуя неумолимое желание этой близости. Пальцы Паши аккуратно скользнули под хлопковые трусики, разминая ее под себя, пока Даша давилась вздохами и поцелуями. Другой рукой приспустив резинку боксеров, Паша медленно, наблюдая за реакцией девушки, вошёл в неё. Уверившись в том, что все нормально, и дав ей привыкнуть, он ускорился, с каждым темпом делая рывки быстрее. Даша еле сдерживала крики от наслаждения, пока ее лицо все ярче наливалось багрянцем. У него было много женщин, он знал, как сделать им приятно. Паша проводил ладонью вдоль плоского живота и припадал губами к губам Даши, делая все, от чего девушка стонала еще сильнее и как можно более развратнее.       Даша чувствовала такое впервые. И, возможно, это заслуга не только Паши, но и ее любви к нему…