Я хочу этого

The Weeknd — True colors Troye Sivan — Good side       — Надеюсь, тебе понравилось... трахаться со шлюхой... — прошептала в полузабытьи Есыль и, еле-еле шагая на дрожащих ногах, направилась в спальню, где сразу же надела огромную футболку и завернулась в одеяло, мечтая о том, чтобы Чон Чонгук поскорее исчез из этого дома, а после и из её жизни. По щекам стремительно скатились слезы. Девушка прикрыла глаза и начала беззвучно рыдать в надежде, что Чонгук и вправду уйдёт, не будет ничего выяснять. А после она сможет игнорировать его, не отвечать на звонки и сообщения, сделает вид, будто его никогда не существовало в скучной обыденности Есыль.       И было такое мерзкое чувство, будто она изменила ему. Стала последней потаскухой. «Надо же было заняться сексом с другим именно в этот день... в день его смерти...» — думала девушка, прикрывая ладонью рот, чтобы не издать и звука разрывающих нутро рыданий. И что только на неё нашло? «Надо же было именно в этот день встретиться с Джонан, черт возьми...» — для Есыль все в одночасье стало таким сложным и трудно перевариваемым, она просто не могла понять, как Чонгук мог оказаться совсем иным человеком, сродни обычному проходимцу, который мог позволить себе раскрыть настолько интимные секреты. Как он мог рассказывать обо всем в их отношениях этой девушке? Неужели он считал Есыль за шлюху? Он хвастался перед Джонан? Так получается? А может быть, он кичился ещё кому-то, что у него есть девушка "для развлечений"? «Боже, почему это всё так беспокоит меня?! Почему так больно? Почему меня это так задело? Он всего-навсего оказался таким же, как и все...» — думала Есыль, пока её размышления не прервал шум плеска воды. Послышался какой-то шорох, а после — частые тяжелые шаги, которые определенно направлялись к её комнате, ритмично постукивая по полу. Есыль напряглась и быстренько вытерла мокрые дорожки слез, чтобы он ничего не заметил.       — А теперь объясни мне, что происходит, — проговорил за её спиной Чонгук. Он ворвался в комнату так резко, что Есыль даже не успела привести себя в порядок. Парень определенно был настроен серьезно, но она не имела и малейшего желания с ним говорить и что-то обсуждать.       — Просто уходи, ладно? — прошептала Есыль хрипловатым от слез голосом, но тут же почувствовала, как Чонгук прикоснулся к её плечу и развернул к себе.       Парень, нахмурившись, смотрел Есыль в глаза, стараясь хоть что-то по ним прочитать. По телу скатывались редкие капельки воды. Он не успел даже вытереться полотенцем, что еле держалось у него на бедрах. Лишь глазами всматривался в лицо Есыль. Брови насуплены, а желваки ходят, выдавая его внутреннее напряжение. А Есыль такая потерянная, смотрит на него испуганно, дышит обрывчато, слезы так и норовят подступиться и жутко хочется кричать о несправедливости всего происходящего. Почему? Почему именно она? Почему столько проблем именно на её голову? Будто вселенная решила сделать нелегкую жизнь Есыль ещё более невыносимой и омерзительной. Словно по тебе ходят тысячи скользких, грязных червей, а ты и поделать ничего не можешь, только наблюдаешь и блюешь от собственной безысходности.       — Что ты смотришь так на меня? Исчезни из этого дома, черт возьми! И не трогай меня! — прошипела раздраженно Есыль и резко убрала руку Чонгука, словно ей были неприятны его прикосновения. Словно её тошнило от него... Чонгук сощурился, стараясь скрыть то, что своими действиями она причиняла ему чуть ли не физическую боль. Лишь крепче схватил Есыль за плечи и посадил её, укутанную в одеяло, на кровать. Но та стала сопротивляться и брыкаться, а после и вовсе начала бить парня кулачками по груди. — Исчезни! Исчезни, черт возьми! Из-за тебя всё стало таким! — но Чонгук лишь сжал сильнее её плечи и всмотрелся в глаза, что в бешенстве стреляли молниями.       — Я хочу знать, в чем дело. Всё же было хорошо. Почему ты не отвечала на звонки? Я беспокоился, — произнёс он твёрдо, ещё надавливая на кожу Есыль. Но они оба не чувствовали этого. Девушка лишь смотрела в сторону, не желая иметь с ним какого-либо контакта, слишком задетая предательством Чонгука. Он аккуратно прикоснулся к подбородку Есыль и повернул к себе, не собираясь мириться с ситуацией. — Давай уже наконец разберёмся с этой недосказанностью. Я чертовски устал от игры в молчанку... — но тут же замолчал, увидев, как по щекам Есыль текут слезы. Он ничего не понимал. Чертовски устал и хотел хоть какой-то определённости в этом всем. Сколько ещё им так ходить будто по раскалённым углям? Сколько играть в прятки и скрываться за хладнокровными лицами? Сколько делать вид, будто ничто и никто не задевает их чувства, словно они сделаны из железа?       — Слушай, Чонгук, я вроде дала тебе то, что от меня требовалось. Может ты уже оденешься и свалишь к чёртовой матери из моего дома? — прошептала раздраженно Есыль, будто прыская каждым новым словом каплями яда прямо в сердце парня, оставляя жгучие следы, что соляной кислотой разъедали его внутренности.       — О чем ты говоришь? Ты думаешь, я этого хотел от тебя? Мне только секс, по-твоему, был нужен? — спросил Чонгук, болезненно сжимая плечи Есыль так, что завтра наверняка по коже разлетятся лиловые следы от его пальцев.       — Послушай, давай не играть в святых, ладно? Я сегодня виделась с Джонан. Она доступно объяснила мне, что у нас с тобой были за отношения, — произнесла она, а у Чонгука в голове всплыл телефонный разговор с бывшей подругой: «У меня недавно был не самый приятный разговор... Одна стерва потрепала мне нервы...» — вот что ему сказала пару часов назад Джонан, но он совсем не придал этим словам значения, перекидывая всё на вспыльчивый характер девушки. Но никак не мог ожидать, что этой «стервой» окажется его Есыль, его нежная и хрупкая Есыль, которая сейчас раненным зверем сидела рядом с ним и беззвучно плакала, смотря ему в глаза, стараясь хоть что-то разглядеть в них.       — Что? Что ты говоришь? За-зачем вы виделись? — Чонгук начал заикаться от волнения. Он не понимал, зачем Джонан нужно было видеться с Есыль и что она могла наплести ей, ведь теперь она сидит перед ним вся поникшая и зареванная. — Есыль, прошу тебя, давай уже выясним все...       — Здесь всё и так ясно! — проговорила в сердцах Есыль и высвободилась от его хватки. Стрельнула на него взбешённым взглядом и встала с кровати, намереваясь выставить Чонгука за дверь. Но тот моментально схватил её за локоть и потянул к себе, заключая в тисках объятий. — Какого черта?! Выметайся отсюда! Как ты меня бесишь! — закричала девушка, пытаясь вырваться из этой удушающей хватки. Но Чонгук в ответ лишь повалил её на кровать и прижал туловищем к кровати, ногами крепко обхватив бёдра, лишая девушку и единого шанса на высвобождение.       — А теперь рассказывай, в чем дело! — произнёс он, придерживая любую попытку Есыль на сопротивление.       — Отпусти меня! Какого черта я вообще тратила своё время на тебя?! — кричала она, стараясь вырваться. Оба они уже покраснели, руки болели от продолжительной борьбы и даже дурацкое полотенце еле держалось на бёдрах Чонгука, а волосы Есыль хаотично разметались по кровати, но молодые люди ничего не замечали. В сердце скопилось слишком много обид и недосказанных слов, злость и куча недопонимания.       — Какого черта я сам тратил каждую свободную минуту на тебя, когда тебе совершенно наплевать на меня?!       — Хватит нести чушь! Ты чертов малолетка! Как я могла думать, что у тебя могут быть мозги! Бабник! Проходимец! Кретин! Ненавижу тебя! — кричала Есыль, сыпая всё новыми и новыми ругательствами, выплескивая все, что накипело. А Чонгук продолжал сдерживать её, чтобы не сбежала.       — Да, я — малолетка! Блять, да! Ты права! Я малолетка, который влюбился в тебя! Ну вот... Теперь я сказал это! Я, блять, малолетка, который столько лет боялся признаться кому-то в любви! Я — малолетка, который сохнет по тебе, а ты вечно делаешь вид, будто я ничего для тебя не значу! — закричал раздраженно Чонгук, даже не чувствуя, что его грохочущее сердце сейчас готово выскочить Есыль в руки, не понимая, что говорит, горящим взглядом испепеляя девушку, что моментально притихла на кровати, ошарашено смотря на эти пылающие глаза, которые будто распахивали дверь в его душу. Слишком откровенно. Воздух мгновенно стал тяжелым, дыхание сперло. Молодые люди замерли. Чонгук дышал часто, обнаженная грудь то поднималась, то опускалась, а сердце усиленно отдавало удары, что эхом разлетались в ушах. Он вдруг осознал, что сказал, смысл слов с новой силой ударил в голову парню, но было слишком поздно. Теперь уже Есыль удивленно на него смотрела, не понимая, что сделать с той информацией, которую получила. Лишь смотрела на чёрные угольки его глаз, что, словно звезды в океане, поблескивали, тянули к себе.       — Что... что ты говоришь? — прошептала девушка в нерешительности, разрушая тишину, вакуумом окружившую их. — Что за бред? — Чонгук отпустил Есыль, сел на кровати и убрал пальцами мокрые волосы, неразборчиво прилипшие ко лбу.       — Ты мне нравишься, Есыль. Очень сильно нравишься. И уже давно. Но я боялся признаться тебе... боялся, что чувства безответные... Ведь ты никогда... никогда не проявляешь свои чувства... — начал объяснять Чонгук, неловко почесывая макушку, а после начал поправлять полотенце на бёдрах, приглаживать скомканное одеяло. Занимал себя чем угодно, лишь бы не смотреть в глаза Есыль. Лишь бы не сталкиваться с её отчужденностью. Лишь бы не видеть холодность во взгляде. — Мне было трудно признаться... В последний раз когда я это сделал, то получил в ответ лишь усмешки и ежедневные оскорбления в свой адрес, поэтому поклялся, что больше никогда не повторю свою ошибку. Но, черт, Есыль, может быть, мы наконец поговорим о нас? Я уже правда, очень, очень сильно устал ото всего этого. Мне хочется ясности, — произнёс парень, прижимая к груди раскрытую руку, как бы показывая, где болит.       — О чем ты говоришь? — прошептала ошарашенная Есыль, ещё не в силах переварить слова Чонгука. — О чем ты говоришь? Пару часов назад твоя Джонан мне сказала, что ты говорил ей, будто наши отношения только ради секса, что между нами ничего нет... — продолжила она, лихорадочно смотря по сторонам, всё никак не в силах понять Чонгука, поверить его словам.       — Что? Нет, — Чонгук поднял голову и непонимающе посмотрел ей в глаза. Рывком притянул к себе и обнял. Прижал к груди и стал поглаживать по голове, вдыхая аромат её полувлажных волос. А после — отпустил и вгляделся Есыль в лицо, лаская щеку. — Я с ней никогда не обсуждал тебя. Мы уже давно нормально не видимся и не общаемся. Я с ней поссорился. В нашу последнюю встречу на дне рождении Хосок-хёна мы выяснили отношения. Я объяснил ей, что уже ничего не чувствую к ней. И всё.       — Но... откуда она тогда узнала? Она же не могла лишь предположить и бросить слова наугад, — прошептала Есыль, всё ещё не веря сказанным Чонгуком словам. Ведь это все не складывалось в единую картину. И они оба это прекрасно понимали. Чонгук задумался, а Есыль изучающе взглянула на него, боясь упустить и единый всплеск эмоций.       — Может быть... в тот день, когда я разговаривал с ней, к нам ворвался Чимин-хён и потащил меня на улицу, — начал говорить он в раздумьях, сощурил глаза и нервно закусал губы. — И-и-и.... я забыл там свой телефон... она же не могла заглянуть в него? — спросил он то ли себя, то ли Есыль. А после будто что-то щёлкнуло у обоих в мыслях. Чонгук удивленно приподнял брови, а Есыль сжала руки в кулачках. — Вот оно что... прости... она, наверное, прочитала нашу переписку. О Боже... прости, — произнёс он, судорожно произнося слова, что ворохом летели в голове. Придерживая её за шею, стал осыпать поцелуями то щеки, то губы, то нос. — Я даже подумать не мог, что так выйдет...       — Чонгук... Послушай... Хорошо... — еле смогла проговорить Есыль между поцелуями, явно удивленная таким исходом событий. Былая обида не желала проходить, настолько сильно её задело всё произошедшее. Или, может быть, она приняла всё так близко к сердцу, потому что сегодня непростой для неё день и всё происходящее вокруг кажется особенно болезненным и щепетильным?       — Я и подумать не мог, что всё так выйдет. Черт, я не в такой ситуации хотел признаться тебе в чувствах... — прошептал он разочарованно и обнял Есыль, притягивая к себе ближе. Так, что у неё косточки хрустели.       — Чонгук, остановись. Я так задохнусь... — еле-еле смогла проговорить Есыль, вперемешку с болью чувствуя, как в груди зарождается новое тепло. Еле ощутимое, но такое приятное, дарящее чувство умиротворения. Будто теперь все было расставлено по местам. Теперь всё налаживается. Теперь всё будет в порядке... — Я тоже должна извиниться. Я не должна была так себя вести. Прости, я немного перегнула палку. Просто это всё так задело меня, — прошептала Есыль, обнимая в ответ Чонгука. И так приятно было чувствовать под пальцами его горящую кожу. Наслаждаться его прикосновениями. Быть такой откровенной в проявлении своих эмоции. Получать кучу любви и ласки и отдавать столько же, без остатка, без сожалений и без боязни быть отвергнутой или непонятой.       — Ты поэтому так странно вела себя сегодня? Поэтому не отвечала на звонки? — спросил Чонгук, расцепив объятия. И как бы не было болезненно отпускать тепло его тела, Есыль пришлось подчиниться желанию парня. Ведь нельзя получать всё и сразу, даже после таких болезненных выяснений отношений. И теперь Есыль стало немного не по себе. Ведь перед ней предстоял выбор — рассказать Чонгуку о том, что на самом деле являлось первопричиной слез Есыль, доверить ему свой самый личный секрет или оставить этот разговор на потом, умышленно причинив парню боль. Ведь он поймёт, что она не желает обсуждать с ним эту глубокую рану, раскрошившую её сердце на миллионы мелких песчинок.       — Я... я... — начала было Есыль, но после лишь замолчала, не в силах собраться с духом и рассказать ему всё. Ведь этой своей историей она причинит боль не только себе, но и Чонгуку. Какому парню будет приятно слышать, что девушка, которая нравится ему, горюет по бывшему жениху?       Есыль тяжело вздохнула и взяла Чонгука за руки, поглаживая их, дабы успокоить. Обняла и крепко к себе прижала, чтобы дать ему понять, как сильно дорожит им и не хочет делать больно. Он же улыбнулся и обнял девушку в ответ, вдыхая поглубже в легкие запах её геля для душа.       — Что случилось? — спросил он и неуверенно улыбнулся, из-под челки робко смотря Есыль в глаза. Он ведь ожидал чего-то. Боялся этого и очень хотел услышать, в чем же дело. Ведь жгуче хотел, чтобы Есыль наконец начала доверять ему, подпустила в свою зону комфорта.       — Чонгук... — прошептала она, продолжая ласкать его руку, медленно проводя от кончиков пальцев до кисти, обрамленных дорожками топазовых вен. — Помнишь, ты видел в шкафу фотографию? Там была я и один парень. В обнимку, — начала она, но ком горьких слез начал подступать к горлу. Есыль прижила руку к губам, чувствуя, как новая волна рыданий сейчас захлестнёт её с головой и разорвёт уже порядком уставший мозг на сотни мучительных мыслей.       — Есыль, не надо. Тебе же больно об этом говорить, — произнёс Чонгук, не зная, как поступить. Было слишком болезненно видеть Есыль в таком состоянии. Он надеялся, что теперь стёрлись все разногласия между ними и нет никаких причин для слез. Но, оказалось, тщетно.       — Нет, ты не понимаешь... я должна тебе рассказать... — по щекам Есыль скатились капельки слезинок. — Так вот... этот парень... — она сделала глубокий обрывчатый вдох и постаралась сосредоточиться, пусть и голос дрожал. — Его звали Пак Чису. Он был моим женихом. И... он умер три года назад. Сегодня была годовщина его смерти, — рассказала она как на духу. И вгляделась в ошарашенные глаза Чонгука, что расширились от удивления. Он приподнял брови и выжидающе посмотрел на Есыль, желая услышать всю историю полностью. — Я познакомилась с ним в старшей школе, когда переехала жить в Намъянджу. Мы с ним быстро нашли общий язык и стали встречаться. После окончания школы мы поступили в один и тот же университет и поехали учиться... но... — Есыль не смогла спокойно закончить свой рассказ. Слишком болезненно было ворошить воспоминания, к которым она намеренно не возвращалась на протяжении стольких лет. — Господи... Чонгук... Мы планировали пожениться... Мы планировали детей и небольшой домик в окрестностях Сеула... Но... — глаза уже болели от слез, что нескончаемо лились. Сердце Есыль разрывалось на куски. И было тошно, что ничего нельзя изменить, вернуть или хотя бы уберечь Чонгука от таких откровений. — В тот чертов день он решил пойти на пробежку. Дорога была мокрой после грозы. Он переходил дорогу... и... и... его сбила машина... — произнесла Есыль и разразилась горькими рыданиями, что заглушали мысли Чонгука. Её тонкая спина дергалась от слёз, потопивших их обоих с головой. Тонкие пальцы держались за Чонгука, сжимая кожу до посинения. Мокрые ресницы склеились, а тело дрожало мелкой рябью.       Он был ошарашен. Удивлён. Он был в смятении. Ему было жутко больно, он не знал, что делать, как поступить. Единственно верным поступком было просто обнять Есыль и позволить плакать, поглаживая по спине. Что он и сделал. Не смотря на то, что эта девушка некогда до дрожи в коленках любила другого мужчину. Любила так, как, возможно, никого не полюбит. Даже его. Но, Господи, она нуждалась в нем, ей было необходимо его присутствие и поддержка. Сегодняшний день был слишком тяжёлым для Есыль. И пусть она ещё не сказала, что любит Чонгука так же, как и он её... Всё ещё впереди.