***
— Ох, печально-печально, я думал, глаз уже восстановился. — Сукин ты сын... — Георика передёрнуло не от страха, но отвращения. Он разлепил веки и повернул голову в ту сторону, откуда донёсся голос. Королевский медик Бруно Гленинг, укутанный в серый плащ с головы до ног, стоял у небольшого колодца, к которому по специальным желобкам стекала кровь. — Георик, ты повторяешься, — елейно протянул Бруно, приближаясь к столу. — Не бойся, сегодня я пришёл не за образцами, а продемонстрировать результат моих трудов. Господа, не оставите нас? Дознаватели безмолвными серыми тенями скрылись за дверью, оставляя Георика один на один с этим сумасшедшим ублюдком. Бруно с грохотом поставил на стол железное ведро, в нём что-то бултыхалось и попискивало. — Убей меня, больной ты выродок. — Георик, ты не понимаешь, твоё тело бессмертно, оно бесконечный источник образцов для исследований. Кровь, плоть, внутренние органы — это всё можно использовать во благо человечества, — Бруно провёл рукой по его волосам. — Одного человека. Я смогу вернуть себе нормальное тело, взамен этого гниющего куска плоти, а после... Ах, представь армию, состоящую из бессмертных солдат. Взгляни, не правда ли он прекрасен? Бруно запустил руку в ведро и извлёк оттуда мерзкое создание, похожее на огромного красного слизня с несколькими отростками. Тварь пищала и извивалась, выделяя при этом нечто напоминающее слизь. — К сожалению, твои кровь и семя всё же отличаются от крови и семени истинных демонов, поэтому первый эксперимент потерпел неудачу, — Бруно поднёс существо ближе к его лицу. Георика вырвало бы, если было чем. Тварь в руке его мучителя оказалась гомункулом, а то, что он принял за отростки — недоразвитыми конечностями. Слова застряли в глотке, когда уродливая пародия на демона оказалась у него на груди. — Не знаю как ты, а я никогда не уничтожал неудачные образцы, — Бруно скрылся где-то в темноте и вскоре появился у изголовья, вновь провёл рукой по его волосам, но на этот раз грубо намотал их на кулак. — Мы же не хотим навредить беззащитным созданиям, верно? Специальные распорки заняли своё место во рту, растягивая его насколько возможно. Кончиками пальцев, перепачканных в слизи гомункула, Бруно погладил его язык, после чего извлёк из ведра ещё одну тварь и устроил её на животе. Насколько Георик помнил, гомункулов первое время необходимо было питать человеческой кровью, видимо Бруно решил покормить свои омерзительные творения. Георик никогда не мог понять замыслов нового королевского медика, но в этот раз он не ошибся. Бруно, напевая какую-то дурацкую песенку про овечек, подтолкнул одного из гомункулов к его паху так, чтобы отростки коснулись члена Георика. — Знаешь, демонические полукровки при рождении пожирают внутренности своих матерей. Быть может, этим двоим тоже необходимо нечто подобное, чтобы завершить преобразование? Гомункул, направляемый к его промежности рукой Бруно, оставлял за собой след из слизи. Георик извивался, пытаясь свести ноги, ослабить ремни, но тщетно. Не обращая ни на что внимания, Бруно подтолкнул гомункула к анальному отверстию и с силой начал вдавливать существо внутрь. Только благодаря выделяемой слизи тварь сумела преодолеть сопротивление мышц. Георик чувствовал, как она шевелится и ползёт вперёд, разрывая своими отростками его изнутри. — Ну-ну, мы ещё не закончили, — заговорщически понизив голос, произнёс Бруно, поднося второго гомункула к его раскрытому рту…***
Он поморщился и с трудом разлепил веки. Взгляду предстал знакомый потолок собственной комнаты. Георик попытался сесть и сдавленно застонал от резкого спазма боли, пронзившего тело, и вновь опустился на постель. Дождавшись, когда перед глазами перестанут проноситься разноцветные блики, и спальня прекратит кружиться, словно в калейдоскопе, он приподнялся, но на этот раз лишь затем, чтобы удобнее устроиться на своём ложе. Мягкая, прохладная ладошка коснулась лба, принося с собой странное ощущение покоя, и Георик расслабленно выдохнул, узнавая в обеспокоенной девушке, склонившейся над ним, свою сестру. — Братик, как ты? Тебе лучше? — с тревогой в голосе спросила Лилит, бережно кладя компресс на лоб Георика. Она села на стул рядом с постелью и обхватила тоненькими пальцами руку брата, едва ли не всхлипнув от накатившего волнения. — Со мной... всё в порядке, Лилит, не переживай, немного закружилась голова, видимо, опять сказывается давление и перепад температур. Скоро вновь смогу лечить людей и прогуливаться вместе с тобой в саду. — Я так рада, — тихо произнесла Лилит, смахнув непрошеные слёзы с длинных ресниц. Она ласково улыбнулась брату и покачала головой: — Святой отец говорит, что тебе лучше какое-то время оставаться в постели и не перенапрягаться. — Святой отец? — недоуменно пробормотал Георик. Аристократы покидали загородные поместья, перебираясь в столицу, оттого деревушки без надзора со стороны власть имущих медленно вымирали. Молодёжь уезжала на заработки в крупные города и зачастую не возвращалась, а старики доживали свой век. Церковь Готринка пустовала со времён юности Георика. Для того чтобы крестить младенца или отпеть покойника, жителям деревни приходилось приглашать священнослужителя из столицы. — Как вижу, тебе уже лучше, — бархатистый голос заставил Георика вздрогнуть. Он сглотнул и повернул голову в сторону говорящего. Облачённый в длинную чёрную сутану мужчина миновал порог комнаты и бесшумно, будто не касался ногами пола, сделал несколько шагов к постели. Свет, льющийся из полуприкрытых штор, едва скользнул по его тёмным кудрям, обрамляющим узкое лицо, а от взгляда странных, золотисто-карих глаз Георику на на мгновение стало дурно. В них было что-то древнее, хищное и опасное, а ещё неимоверно притягательное, но об этом он предпочёл не думать. Обрывки воспоминаний хлынули из самых дальних углов сознания, куда их успели ранее затолкать, и Георик так чётко услышал шелест кожистых крыльев, что с трудом подавил желание закрыть уши. Внешность этого священника показалась ему до боли знакомой, словно видение прошлого ожило и распростёрло над ним свою тень, закрывая солнце, забирая с собой туда, куда сам Георик не желал возвращаться даже в мыслях. — Ты... кхм, необычно видеть здесь в Готринке служителя Господа, — сдержанно ответил Георик продолжая смотреть на нового знакомого с долей недоверия и интереса. — Могу я узнать ваше имя? — Имя? Что ж, не имею ничего против этого, хотя прихожане предпочитают обращаться ко мне «святой отец». Моё имя Фаустин. Я приехал сюда недавно, дабы слово Божье достигло ушей всех и каждого, кто желает спасти свою бессмертную душу. На миг Георику показалось, будто собственные слова крайне забавляют священника, на его тонких губах мелькнула тень дьявольской ухмылки. Опустив голову на подушку, Георик вновь потёр пальцами веки, стараясь сбросить наваждение, которое так и не исчезало, а лишь усиливалось с каждым новым словом этого Фаустина. — Думаю, мне пора, — после некоторой паузы произнёс священник и, задержавшись у двери, уже тише добавил, — поправляйтесь, мой дорогой граф Забериск. Буду ждать вас на проповеди в первых рядах. Он ушёл, оставляя за собой горький аромат мирры и ладана, а ещё смутного страха, что тот кошмар был не порождением больного разума, а явью.***
Его объяла тьма, не та зловещая, в коей таились дознаватели в серых одеждах, а мягкая, приносящая покой разуму. Чьи-то пальцы коснулись лба, своей прохладой прогоняя боль. — Ты сделал свой выбор. И вот результат... — Мефистофель, — со злобной грустью усмехнулся Георик. — Теперь твоё присутствие благо, а не проклятие. — Я не желал вреда ни тебе, ни твоей сестре, но предрассудки оказались сильнее здравого смысла. Продать душу демону — сродни предательству рода человеческого? «Бес попутал», — так, кажется, говорят люди? Винить всех, кроме себя, — это в духе венца творения. Георик провёл языком по разбитым губам и прошептал: — Ты видишь в людях лишь плохое. — Ты видишь в людях только хорошее, — парировал Мефистофель. — Тот старик-слуга, что воспитывал тебя и сестру после смерти родителей, не он ли писал доносы инквизиторам? Жители Готринка, которых ты лечил и защищал, не они ли растерзали девочку, что не сделала никому из них ничего плохого, из-за глупых слухов?***
Жизнь в Готринке текла своим чередом, а дни тянулись за днями, навевая непривычное ощущение дежавю, преследующее Георика по пятам, словно тень. Выходил ли он на обход пациентов, слушал ли весёлые россказни Лилит, только что вернувшейся из лавки с чудным приобретением в виде забавной игрушки. Всё это казалось ему слишком знакомым, тревожило успокоившийся разум, едва солнце начинало клониться к закату, а мрачные очертания скрюченных деревьев за окном стучать костяшками омертвевших ветвей по стёклам. Тогда кошмары раскрывали окровавленную пасть, вгрызаясь в беспокойные сновидения, чтобы принести с собой новые, ужасающе яркие детали той другой реальности, утонувшей в бесконечном потоке времени. Не желая видеть этого, Георик стал дольше засиживаться в своём кабинете, цепляясь за исследования и книги, как за спасительную соломинку, впервые истово моля Господа послать ему сон без снов.***
Тяжёлая, обитая толстыми кусками железа дверь, со скрипом отворилась. —...аккуратно вспороть и сжать кишки, то он обгадится? — донёсся до его слуха обрывок фразы. — Скорее ты весь в дерьме будешь, — произнёс знакомый скрипучий голос. Георик вновь почувствовал прохладное прикосновение к щеке — Мефистофель провёл пальцами вдоль уродливого шрама. — Не бойся, меня они не узрят и не услышат, и твои слова, обращённые мне, не достигнут ушей этих слуг Господа. Знаешь, а ведь инквизиторы не убийцы, их изначальная задача — вернуть еретика в лоно Церкви любыми способами. Пытки без надежды на жизнь или смерть — суть твоего нынешнего существования. Не предпочтёшь ли оборвать его? Я могу даровать тебе забвение и ничего не попрошу взамен.***
Несколько недель спустя после появления в Готринке священника, Лилит позвала Георика на прогулку, совершенно не желая слушать отговорок и увещаний о чрезвычайно занятности. Ему пришлось согласиться, чинно прохаживаясь рядом с сестрой по небольшому рынку, устроенному местными, где Лилит собиралась купить нужные в готовке пряности. — У старика Бена опять разыгралась подагра, — прошамкала беззубым ртом зеленщица Мильта и сочувственно покачала головой, рассказывая последние сплетни своей товарке. — Сходил бы к отцу Фаустину, — с благоговением в голосе ответила более моложавая женщина и тут же раскраснелась, оправляя передник. — Он исцеляет накладыванием руки. — А ты и не прочь, чтобы он на кое-что у тебя руки-то наложил. — Может у меня сердце больное, — смиренно приложив руку к груди, произнесла торговка и только сейчас заметила Лилит и Георика, выбирающих себе покупку из разложенного товара. В синих глазах сестры читалось откровенное недоумение, она слегка дёрнула его за кружевной рукав и, потянув к себе, спросила: — Братик, а что так, правда, можно лечить? — Нет... Конечно же, нет, — мрачно шепнул Георик, медленно, но уверенно отводя Лилит от притихших женщин, — либо это шарлатанство, либо на отца Фаустина сошла небесная благодать, возводя его в ранг святого. — Тогда у него должен появиться нимб, — Лилит досадливо закусила губу, раздумывая над услышанными словами, и с глубоким вздохом прекратила сжимать край рукава. — В этом я очень сомневаюсь, принцесса. Пойдём, пока эти дамы не начали сплетничать и про нас с тобой. Дома их ждал испечённый ранее пирог из свежесобранных ягод. Лилит давно пыталась подбодрить сладкоежку брата домашней выпечкой, ароматным вареньем из лепестков роз и вкусным чаем. Вот только едва Георик помог разложить пакеты с покупками, как оглушительный и нетерпеливый стук в двери нарушил их маленький семейный обед. Потребовалось некоторое время, прежде чем Георик, предусмотрительно отдёрнув занавесь, поглядел во двор, а после пустил внутрь запыхавшегося человека. Это был сын трактирщика Вильям и выглядел он весьма обеспокоенным, то и дело сминая в руках старую шляпу. — Господин доктор, моя жена… прошу вас, ей стало плохо посреди бела дня, и мы не знаем, что с ней, — голос мужчины дрогнул, и он едва не упал на колени перед Геориком, — прошу... умоляю, спасите её! Георик кивнул, жители Готринка, да и окрестных деревенек не в первый раз обращались к нему за помощью и лекарствами. Он быстро и уверенно собирал медицинские инструменты, доставшиеся ему ещё от покойного отца, когда в голове вновь мелькнул знакомый образ. Бедняга Вильям стоял у окровавленной постели, рыдая над остывающим телом, а сам Георик выражал ему искренние соболезнования. Если бы он тогда захватил нужные вещи и лекарства, ничего бы этого не случилось, и женщину можно было спасти. Очнувшись, словно ото сна, Георик против своей воли потянулся к блеснувшему скальпелю и остальным хирургическим инструментам, собирая всё в саквояж. Прошло несколько мучительных и долгих часов для родственников Табиты, прежде чем Георик вышел из спальни, куда поместили больную, принося им благую весть о том, что состояние женщины стабилизировалось и сейчас она нуждается в отдыхе. Глядя на радостные и уставшие лица всех собравшихся, он опустился в кресло, задумавшись, а правда ли видел лишь сон или то была чудовищная реальность.***
Близился вечер, и Георик медленно брёл по дороге, с каждым шагом приближаясь к высящейся на холме церкви. Крест на башенке осветила луна, посеребрив его своим мягким сиянием, и тут же скрывшись за наползающие с запада тучи, будто устыдившись замеченного сквозь витражные окна. Последний раз Георик был здесь довольно давно. Он помнил то время, когда прежний готринский священник созывал жителей и проводил службы в этой небольшой, по меркам столичных жителей, церкви. Сейчас же, приблизившись к зданию, Георик не смог его узнать. Ранее скромный фасад теперь был украшен растительными мотивами, а широкая, кованная железом дверь являла собой образчик мастерства, продолжая странную, неестественную красоту, достойную самой столичной Агестро. Слухи о чудесах, творимых отцом Фаустином, с каждым днём становились невероятнее. Георик продолжал считать этого неприятного человека шарлатаном, поэтому решил посетить службу, чтобы воочию увидеть, что же так воодушевляло жителей деревни. Он глубоко вдохнул и шагнул внутрь. — Я слышу вас и исполню самые сокровенные ваши желания, дарую вам свободу, — донёсся до Георика голос священника. — Свободу от общества, от морали, от законов людских и Божьих. Примите сей дар с благодарностью. Здесь не было привычных скамей, жители Готринка толпились вокруг отца Фаустина. Одни без устали кланялись, другие проливали слёзы, а кто-то пытался танцевать. Те прихожане, что оказались подле него, по какому-то негласному решению преклонили колени так низко, что почти целовали пол. Вместо распятия Георик заметил простой деревянный крест, обвитый огромными рогатыми змеями, тварей подобным им, он никогда не видел близ Готринка. Отец Фаустин, облачённый в чёрное одеяние, расшитое золотыми и алыми нитями, несколько минут молчал, стоя перед прихожанами, как мраморное изваяние, не двигался, казалось, и не дышал. — Ночь — время, когда люди сбрасывают оковы, становятся настоящими, — он простёр руки, словно благословляя прихожан, и Георик заметил сгустившиеся над ними тени. — Так освободитесь от навязанной вам морали, познайте истину и ничего не бойтесь, ибо вечная тьма укроет вас своим покрывалом. Он с ужасом взирал на то, как старухи да девицы сбрасывали платья, ложились на пол и с призывными стонами разводили ноги, лаская сами себя. Мужчины же напоминали голодных хищников, взглядами полными вожделения, озиравшихся по сторонам, бросающихся на приглянувшуюся добычу. Отец Фаустин улыбался, взирая на сношаюшихся в немыслимых позах людей. Георик, похоже, единственный, кто не поддался влиянию этого человека, губы коего кривились в мерзком циничном оскале. Человека ли? — Мефистофель... Стоило ему произнести это имя, как образ благочестивого святого отца рассеялся подобно туманной дымке. Средь обезумевших от страсти людей вышагивал демон. — Тебя вело любопытство, а не память о нашем уговоре, когда ты решил переступить порог этой церкви, и всё же я рад встречи, мой дорогой Георик Забериск. Мефистофель склонился в театральном поклоне, настолько наигранном, что Георику показалось, будто его изваляли в навозной куче. — Мразь, — он попытался осенить себя крестным знамением, но рука, как свинцом налилась. — Оскорблять того, кто спас тебе жизнь, как ожидаемо, — с сарказмом произнёс демон. — То, что происходит здесь — плата. Жизни и души тех, кого ты презираешь и ненавидишь, в обмен на возможность начать всё заново. — Разве не об инквизиторах и Бруно Гленинге ты говорил? — процедил Георик. — Жители Готринка не сделали ничего плохого. — О, а ты позабыл, с какой радостью они наблюдали за тем, как пытают твою сестру? «Убить ведьму!», — так они кричали, не задаваясь вопросом, а сделали она хоть что-то плохое кому-то из них, — Мефистофель приблизился к нему, расправляя огромные кожистые крылья. — Не забыл, — он сжал ладони в кулаки. — Но нельзя судить за то, чего они ещё не совершили или не совершат вовсе. — В мире не бывает безвинных, все люди несут в себе первородный грех и никакая святая вода не смоет с порочных душ грязь собственных желаний, — Мефистофель многозначительно хмыкнул и растворился в тенях. — Что ты задумал? — сиплым голосом спросил Георик, когда демон возник позади, положив ладони на его бёдра, и жарко выдохнул в шею. — Раскрыть тебе глаза, — Мефистофель сложил крылья таким образом, чтобы он не мог двинуться с места, прижимая к собственному телу. — Взгляни, к примеру, на эту благочестивую вдову... Демон указал на седовласую женщину, с жадностью вбиравшую в рот возбуждённую плоть собственного сына, который закатил глаза от экстаза. — На своего недавнего посетителя... Руки Вильяма сомкнулись на горле собственной жены. Она хрипела, издавая болезненный свист, дёргалась. Даже когда обвисшая на тонкой шее голова с вывалившимся языком глухо стукнулась о пол, Вильям продолжал сдавливать шею жены. — На верного слугу. Узловатые пальцы Себастьяна проникали в лоно молодой светловолосой девицы, которая напоминала Георику повзрослевшую сестру. — Гнев, похоть, алчность. Здесь нет безвинных людей, мой дорогой граф. Их души порочны и гнилы. Не волнуйся, тебя и твою сестру беды обойдут стороной, я позабочусь об этом, но с условием, что вы не покинете Готринк до того дня, когда ты получишь письмо с приглашением вернуться на службу. Прикосновение прохладных губ к шее — последнее, что запомнил Георик перед тем, как непроглядная тьма заволокла всё вокруг.***
Лилит сонно протёрла глаза и, надув губы, взглянула в окно: — Темно ещё, даже птички не проснулись. — Мы уезжаем, — Георик сдернул одеяло, в которое сестра пыталась закутаться, будто в кокон. — А можно мы уедем днём? — Лилит прикрыла рот ладонью. — Ты обещала меня слушаться, помнишь? — он присел на корточки и взял сестру за руку. — Нам нужно уехать. Себастьяну я оставил записку, поэтому не буди его. Умой лицо и собери вещи, которые тебе могут понадобиться на первое время. — Братик, что-то случилось? — Лилит с беспокойством сжала его пальцы своими. — Просто сделай, как я сказал, хорошо? Лилит кивнула и осторожно погладила его по волосам: — Не волнуйся, я обещала тебя слушаться, а Забериски своего слова не нарушают. Верно? — Верно, — Георик через силу улыбнулся и, поднявшись, направился к двери. — Братик, у тебя пятно на шее. Вот мне сказал умыться, а сам... — шутливо проговорила Лилит ему вслед. Он поёжился и, подняв ворот плаща, вышел из комнаты сестры. След от губ Мефистофеля — единственное напоминание о том, что произошедшее в церкви не плод воображения.***
Рабикан недовольно раздувал ноздри, но позволил себя оседлать. Георик похлопал коня по шее и вывел его во двор. Фиолетово-белое пламя ненависти в сердце потухло, и всё человеческое, вновь пробудившееся в его душе, гнало Георика прочь из Готринка. Подальше от обезумевшего демона, от людей с гнилыми душами и кошмарных воспоминаний о голове Лилит, насажанной на деревянный крест. — Покидаете нас, сын мой? — за спиной раздался вкрадчивый голос Мефистофеля. — От вас ничего не утаить, святой отец. Он хотел уехать из деревни никем незамеченным, но, похоже, демон не собирался отпускать добычу из своих сетей. Георик потянулся к ножу, спрятанному во внутреннем кармане. В том будущем, которое не наступило и, как он надеялся, никогда не наступит, экзорцист Ян ван Рутберг с помощь серебряного кинжала изгнал Мефистофеля из своей лавки. Покрепче сжав нож в руке, Георик медленно повернулся к демону. — Занятно, столовыми приборами меня убить никогда не пытались, — Мефистофель посмотрел на него с нескрываемой усталостью и тоской. — Ты никогда не задумывался над тем, почему существует мой род? — Чтобы сбивать людей с пути истинного? Демон тяжело вздохнул: — Создатель мог бы уничтожить всех и каждого из нас одним усилием воли, почему же Он так не поступает? Георик никогда не задумывался над этим вопросом. Большая часть его мыслей ни разу не была связана со столь тонкими материями как душа, ведь проблемы, посыпавшиеся на голову молодого графа со смертью родителей не оставляли времени ни на что кроме заботы о сестре. — Людям не дано понять замыслов Творца. — Ах, весьма удобная отговорка, мой дорогой Георик Забериск, но я поведаю тебе, отчего же нас оставили в живых. Демоны — зло в плоти. Не стань нас и скверна, что мы несём, обретёт иной сосуд. Вы, люди, станете подобны тварям бессловесным, которыми движут лишь инстинкты. — К чему эти бессмысленные речи? — Бессмысленные? Печально, ты так и не научился прислушиваться к моим словам, — Мефистофель покачал головой. — Меня может убить лишь тот, кто сотворил. Человеку, даже такому, как ты, это не под силу. — Под силу или нет — не так уж и важно, но не стой у меня на пути. Свою плату ты получил, а я волен поступать так, как сочту верным. — Я не держу тебя здесь цепями, лишь даю ценный совет. Дабы повернуть поток времени вспять, необходимы силы, знания и жертвы. Ты не ощущаешь, но эта забытая Создателем деревенька подобно тихой гавани, покинешь её надолго, и тебя смоет волной. Пережди и дай реке вернуться в знакомое тебе русло. — Говори, что хочешь, но я не останусь в Готринке. — Ты вновь идёшь на поводу у эмоций, выслушай… — Умолкни! — Если не желаешь прислушиваться к моим советам, то поступай, как знаешь, но после не вини после в своих злоключениях нечистую силу, — Мефистофель мрачно усмехнулся и направился в сторону церкви. Георик с трудом сдержал порыв метнуть нож ему в спину. Демон мог сколько угодно увещевать о том, что совершает омерзительные деяния во благо, но верить на слово этому порождению Ада не стоило. Оставив Рабикана во дворе, Георик поспешил в дом, чтобы поторопить сестру. Промедление могло дорого стоить.***
— Нет... — он запнулся. — Нет? — уточнил демон с издевательским смешком. — Желаешь искупить свои грехи страданиями? — Ошибаешься, — возразил Георик. — Страдания приносят с собой горечь и гнев. Клянусь, я ни о чём не забуду и однажды отомщу. — Вот оно как? Быть может, мне и не придётся искать нового господина, — Мефистофель выставил ладони перед его лицом, не касаясь кожи. — Я дам тебе возможность начать историю сначала и отомстить, но это потребует определённой платы. Не твоей душой, но жизнями и душами тех, кого ты презираешь и ненавидишь. Согласишься ли на такие условия? — Да, — сиплым голосом произнёс он. — Прекрасно, — вкрадчиво прошептал Мефистофель. — Еретик Георик Забериск сегодня умрёт, но не погибнет в тот день, когда, пожертвовав собой, спас младшую сестру. Георик закричал от ужасной боли, стоило демону коснуться его лица. Она медленно разливалась по всему телу, но вскоре он перестал что-либо чувствовать. — Он что, мёртв? — Тварь, подобная ему, так просто не...***
Он, слепо натыкаясь на кусты, брёл по двору, однако к дому, который ещё хранил часть накопленного за долгие годы тепла, так и не подошёл: тело отказывалось служить. Всё вокруг казалось грязно-чёрным, а небо словно залито мутной кровью. Постояв несколько минут, Георик, не смотря по сторонам, направился к церкви. Просторный зал был пуст, от потухших свечей тянулись струйки дыма, скорей всего служба недавно закончилась, но сейчас здесь царила какая-то неживая тишина. Пахло чем-то приторным, и Георику мерещилось, будто эта сладость таила в себе нечто порочное. — Пришли исповедоваться, граф? Георик стиснул зубы, чувствуя как боль, не уместившаяся в душе, перекинулась на тело. Он согнулся и упал на колени, из горла наружу вырвался зажатый вой — низкий и свистящий. — Ты был прав. Ты во всем от начала и до конца был прав. Если бы я только… Ненависть заполняла грудь горящими углями и срывала голосовые связки. Георику казалось, что все живые существа вокруг ощутили исходящую от него пугающую ауру смерти, она ширилась по округе, заставляя лошадей беспокойно бить копытом о землю, а кошек шипеть на собственных хозяев и лишь Мефистофель, будто и не замечал этого давящего ощущения, приблизился к нему, касаясь рукой плеча. — Люди склонны не доверять демонам. Георик поднял взгляд на Мефистофеля, который расправил крылья, словно стараясь оградить его от напастей. Предостережения и предрассудки, насаждаемые с детства, принесли столько бед его семье. Быть может, поверь он демону, то Лилит не погибла ни в том времени, коего уже никогда не наступит, ни в этом. Мефистофель выслушивал сбивчивый рассказ Георика, так, будто он настоящий священник, к коему на исповедь пришёл грешник. — Значит, ты прибегнул к помощи алхимии? — Да, — на выдохе проговорил Георик. — В городе Лилит вновь начали мучить приступы. С каждым разом они становились продолжительнее и тяжелее. Несмотря на все знания, я ничего не мог поделать. Когда наблюдать за страданиями сестры стало невыносимо, я решил изготовить эликсир. Самый простой, тот, который, по сути, является смесью лекарственных трав, настоянных на спирте. — И всё же даже такое «лекарство» попадает по декрет о запрете магии и алхимии. — Верно. Не знаю как, но инквизиторы узнали о том, что под видом микстуры я давал сестре эликсир... — Мой дорогой Георик, в Готринке все на виду, любой незнакомец вызовет подозрения, а предать может лишь тот, кто вам хорошо знаком. В городе же любой человек, будь то мальчишка, продающий газеты, или старик, просящий милостыню, может оказаться доносчиком. Ещё со времён твоего деда Забериски находились под наблюдением инквизиторов. У твоего отца был влиятельный покровитель, как и у тебя... — Его величество ясно дал понять, если я уйди с поста королевского медика во второй раз, то его покровительства мне не видать, — сухо рассмеялся Георик. — Король — марионетка в руках министров и лекарей-шарлатанов. Не о нём речь, ведь ты пришёл не к нему, а ко мне. Чего же ты желаешь, Георик Забериск? — Отмщения. За себя, за смерть своей сестры, за множество погубленных жизней по прихоти тех, кто возомнил себя посланниками Творца на земле. Мефистофель коснулся пальцами его щеки и, склонившись, спросил: — Разве в этом временном потоке твоя сестра мертва? — Да, всё произошло, как и в тот раз, когда я отказался от договора с тобой. Ночью люди в серых плащах ворвались в наш городской особняк. Я не успел добраться до её комнаты вовремя, Лилит... обезглавили. — Вот только ведьмой она не была, поэтому смерть милосердно забрала твою сестру в свои объятия. Если тебя это утешит, душа Лилит Забериск на Небесах, попади она в Ад или Чистилище, я бы первый об этом узнал, — Мефистофель на мгновение прикрыл глаза. — Встань, нам предстоит долгий путь.***
Кучер обезображенным лицом, напоминающий выходца из самого Ада, подгонял четвёрку быстрых, будто ветер, жеребцов, что уносили экипаж прочь от Готринка. Инквизиторы, преследовавшие Георика, всё же добрались до деревни, где и нашли свою смерть от рук жителей. По одному слову отца Фаустина мужчины и женщины, старики и юнцы схватились за оружие и со звериной жестокостью расправились с «еретиками». Георик взглянул на Мефистофеля, который сидел напротив, мирно читая книжку в потрёпанном переплёте. — Почему ты оставил их в живых? — Они — разменная монета. После случившегося инквизиторы заинтересуются этой деревней, её жителями, направят сюда дознавателей и обнаружат настоящих одержимых. Думаю, это отвлечёт их на какое-то время и даст возможность одному чужеземному доктору добиться расположения короля. — Уверен, что меня не узнают? — Георик притронулся к медальону, который дал ему демон. — Я не чувствую никаких изменений. — Ты и не должен ничего ощущать, — Мефистофель поправил широкополую шляпу с петушиным пером. Сейчас демон напоминал не благочестивого священника, а молодого аристократа, одетого по последней столичной моде. — Иллюзия направлена на тех, кто будет общаться с тобой. Доверься мне, дорогой мой Фауст, твоя история только начинается.