***
Уолкер, откровенно говоря, нарывается. Делает всё возможное, чтобы только Канда взглянул на него. Чтобы обратил на него внимание, чтобы разозлился, потому что когда он злится – он становится обычным. Человеческим. Таким, каким должен быть. Он шипит, он щурит глаза, срывая с уст новые и новые придирки и оскорбления, он сам не замечает, насколько же по-идиотски это выглядит, лезет всё больше и больше, и уже ни дня не проходит без споров, ругани и драк. Канде за этим наблюдать забавно. Мелкий белобрысый ангел рядом с ним взрывается. Проклятье его расползается от глаза ниже и ниже, срывая искусственное серебро и обнажая настоящую, сверкающую душу. Канде нравится смотреть на то, как ложь, столь искусно выстраиваемая годами, трескается, и из-под неё вырывается что-то совсем иное, что-то, чего сам глупый Уолкер, по всей видимости, боится и показывать ужасно не хочет. – Твоя голова, видимо, всё-таки, забита изнутри волосами и не вмещает в себя больше одной мысли, да?! – Аллен ухмыляется в лицо мечнику. Он и сам уже не помнит, с чего начался очередной спор, но ему это совершенно неважно. Канда окидывает его взглядом и хмыкает немного насмешливо. Иногда у него возникает желание попросту вжать ладонь в чужой рот, чтобы заткнуть уже совсем не умеющие удерживать слова губы, шагнуть совсем немного ближе, чтобы взглянуть в серые глаза, чтобы углядеть, наконец, то, что Недомерок так усиленно пытается скрыть, чтобы вытащить это наружу. Или положить пальцы на растрёпанные вихры, улыбнувшись. И наблюдать за тем, как лицо мальчишки вытягивается, как глаза округляются в непонимании, как он вмиг теряет весь боевой запал, не понимая, что происходит. Вместо этого Канда только качает головой и усмехается в ответ, чуть пожимая плечами. – У меня хотя бы волосы есть, а ты, если продолжишь в том же духе, лишишься и этого своего последнего достояния. Всё равно выпадут скоро от дури в твоей голове. Уже и поседели! Аллен хочет ответить, но Линали успевает подойти как раз вовремя для того, чтобы предотвратить назревающую драку.***
Иногда Уолкер раздражает самого себя. Он не понимает, чего же хочет добиться постоянными ссорами с Кандой. Не понимает, почему изо дня в день тот всё спокойнее относится к любым попыткам вывести его из себя, не понимает, что вообще сейчас творится в его собственной голове. Аллен ловит себя на слишком долгих взглядах, на странных мыслях, ловит на том, чего быть никак не может, попросту не должно. Он смотрит на длинные волосы, разметавшиеся по спине и плечам мечника в пылу спарринга, смотрит на чуть раскрасневшееся лицо, смотрит, как тот облизывает губы быстрым движением языка, и внутреннему его, всему сейчас искорёженному, совершенно неправильному Ангелу становится жутко. Ангел растягивает губы в ухмылке, Ангел говорит что-то, Ангел пытается дозваться до пылающего сознания Аллена, но… Но всё это уже попросту бессмысленно. Канда усмехается. Канда смотрит на него слишком спокойно. Канда стоит прямо, рёбра его вздымаются быстро и сильно, а сам он почти смеётся. И Аллена это злит ещё больше. – Ты выглядишь слишком самодовольным сегодня, БаКанда! Мечник, как ни странно, в ответ на эти слова лишь шире улыбается, отводя руку с деревянным мечом чуть назад и готовясь к новой атаке. Уолкер уже не знает, как разозлить его сильнее. Он почти сдаётся. Он летит вперёд, обрушивает удар за ударом, и всё это не имеет совершенно никакого значения. Всё это уходит в пустоту. Человеку, пахнущему цветами, всё равно. Человек улыбается, человек почти что хохочет, показывая ту самую улыбку, которую Уолкер старался выпросить из него слишком долго. И которую идиотский Недомерок сейчас так глупо не замечает. Не понимает её, смотрит, но совершенно не видит. А человек лишь легко уворачивается. Человек ухмыляется очередному удару, перехватывает сильную руку, чуть подаётся вбок, уходя с линии атаки, и слегка проводит юнца вперёд. Мальчишка летит на каменный пол, едва успевает сгруппироваться для кувырка и вскакивает на ноги ещё более злой, растрёпанный и почему-то (Канда сам не знает, отчего эта мысль пришла к нему в голову) ужасно… милый. – Ну что, Недомерок? Ещё собираешься меня побеждать? Сам он на подколки вестись давно уже разучился. А вот задеть Мелочь было так же легко, как и в первый день его пребывания в Ордене. И это сейчас весьма помогало Канде в том, что он собирался сделать. Аллен, конечно, в ярости.***
Уолкер достаточно быстро понимает, чего же он хочет на самом деле. Понимает, однако признать это не так уж просто, и потому он становится ещё раздражительнее. Как уж тут признать, что кто-то нравится тебе, до дрожи в коленях нравится, когда твоё, казалось бы, уже естественное желание изо дня в день – наподдать ему как можно сильнее? Только сейчас к этой потребности примешиваются новые. Например – сжать пальцы в чёрных и тяжёлых прядях, чтобы почувствовать их гладкость, их вес. Или, вот ещё – дёрнуть прочь ленточку, заставляя волосы мечника рассыпаться по плечам, а потом глядеть в эти чуть ехидные глаза, которые наверняка начнут искриться злобой. Или, во время спарринга, внезапно опрокинуть этого самодовольного ублюдка навзничь, падая сверху, и с силой сжать тонкую шею, наблюдая за тем, как меняется его вечно одинаковое выражение лица. Подобных желаний накопилось уже слишком много. С каждым днём их будто бы становилось всё больше и больше, они росли уже просто в геометрической прогрессии. Аллен злится больше, Аллен не может пройти мимо, не поддев Канду в очередной раз, у Аллена начинается настоящая ломка, если он не видит этого проклятого красавца хотя бы день. Потому ничего удивительного в том, что происходит, когда Канда возвращается с недельной миссии, в общем-то, нет. Уолкер уже всерьёз начинает задумываться над тем, кого предпочитает трахать Канда. Женщины это, мужчины, брюнеты или блондины, высокие или низкие. Уолкер не знает, но нездоровое любопытство, смешанное с какой-то такой же больной ненавистью, не даёт ему покоя. Какая-то странная, ещё неизведанная сучка в нём рвётся наружу, и сдерживать её становится с каждым днём всё тяжелее и тяжелее. Канда железным совсем не является. Он может терпеть, может вовремя себя останавливать, может заставлять себя отшучиваться или просто вовремя убираться с дороги, однако всё это имеет свои последствия. И терпению Канды всё быстрее приходит конец. Потому, когда соблазнительно покачивающий бёдрами Аллен, скорее всего даже сам этого до конца не осознающий, выплывает на него из-за угла коридора, брюнет в состоянии только остановиться вовремя для того, чтобы Уолкер в него не врезался. Тому, кажется, только этого и было надо. – А нельзя поаккуратнее, БаКанда?! Тот вздыхает, устало глядит на совершенно нагло пристающего к нему Аллена, вымученно усмехается, и всё-таки кладёт ладонь на белые волосы. – Только ради тебя, дорогой, – негромко говорит Канда и пытается слегка отодвинуть мешающего пройти парня в сторону, потому что ни сил, ни желания спорить и драться у него нет, но тут в Аллене что-то окончательно перегорает, и мечник вдруг оказывается прижат спиной к стене, а серые чужие глаза сверкают непозволительно близко. – Ты бы хоть ноги вытер, прежде чем войти, а то после тебя столько грязи и крови остаётся, что утонуть можно. Опять даже не додумался перевязать раны? Канда в ответ на это может только ещё раз устало усмехнуться. – А ты, гляжу, заботливый, да? Аллен давится воздухом, пытается что-то сказать, пытается выдавить из себя хоть слово, но ничего не получается, и на ум ничего умного и красивого не приходит. Потому он резко опускает руку, прекращая давить на чужую грудь, и замечает, что пальцы его уже вымазаны в крови. – Ты… Канда фыркает, затем сжимает в кулаке ворот чужой рубашки и притягивает его обратно, ещё ближе к себе. Он тихо выдыхает в искусанные губы, замирает на мгновение, а затем просто целует вредного и сверкающего мальчишку. Спокойно, не грубо, но властно и слегка жёстко, чтобы у глупого Недомерка, так, видимо, и не додумавшегося до собственных чувств, не было никакого желания вырываться. Чтобы не возникло даже мысли о каком-то там сопротивлении. Канда выпускает его из стальной хватки только когда Аллен с непривычки начинает задыхаться. Мальчишка смотрит на него огромными глазами, кажется, ещё не поняв, что по собственной воле начал на чужой и внезапный поцелуй отвечать. Брюнет слабо пожимает плечами и спокойно разворачивается, чтобы уйти прочь. – Зайдёшь ко мне, если вдруг захочешь продолжения. *** Аллен вне себя от ярости. Он приходит в себя только через несколько минут, и, как назло, Канды в это время рядом уже, конечно же, нет, потому драку ему затеять не с кем. Он несколько раз срывается на Лави, ловит укоризненный взгляд Линали, затыкается на какое-то время и пытается привести в порядок свою голову. Новые чёрные крылья распахиваются за его спиной, сверкая чешуёй. Ещё через пару часов злость становится почти контролируемой, и Аллен оказывается способен разговаривать с людьми. Рассказывать настаивающей Линали о том, что же привело его в подобное бешенство, нет совершенно никакого желания, и потому к вечеру юноша сбегает прочь из башни, не обращая внимания на расступающихся перед ним в ужасе людей. Аллен бредёт вперёд, куда глядят глаза. Лес, окружающий Чёрный Орден, уже неплохо ему знаком, да и ориентироваться на местности он умеет вполне неплохо, и потому заблудиться Уолкер сейчас боится меньше всего. Вот только когда мальчишка оказывается на маленькой полянке, которую собирался вообще-то обойти стороной, вся эта затея с прогулкой, призванной помочь ему проветрить мозги, уже не кажется такой уж хорошей. Канда замирает на секунду и плавно опускает бокен, занесённый для смертельного удара, и смотрит в серые и слегка испуганные радужки. Он тихо усмехается, щуря тёмные глаза, кажущиеся сейчас практически чёрными, и вскидывает бровь. – Я рассчитывал, что ты придёшь в мою комнату, а не станешь мешаться во время тренировки, – с едва заметной ехидцей говорит мечник, не позволяя губам растянуться в откровенной улыбке. Вспышка злости вновь охватывает голову Уолкера, но, к счастью, проходит почти мгновенно. Аллен отворачивается, и слышит, как тонкий, слишком тихий, почти неслышный уже голос умирающего в нём Ангела всё ещё пытается что-то сказать, рвётся отчаянно и рьяно, будто из последних сил пытается помочь, однако… Ничего… Совсем ничего не слышно уже. Мальчишка, наверно, понимает его одним лишь только чудом. – Иди к чёрту, – негромко и неуверенно говорит он, потому что произнести прочитанные по губам Ангела слова просто не в состоянии. Канда осторожно кивает, будто боясь спугнуть невероятно послушного и, кажется, чуть смущённого сейчас Уолкера, и цепляет его за подбородок, заставляя повернуть голову обратно и взглянуть в собственные глаза. – И это вся благодарность, которую ты можешь мне дать за то, что я случайно не прибил тебя, когда ты так внезапно оказался у меня под носом? Аллену нестерпимо хочется огрызнуться. Слова уже вертятся на языке, он уже чувствует их вкус, он уже готов спросить, когда это Канда вдруг стал таким глухим, что не услышал чужих шагов, когда оказался таким невнимательным, раз заметил настолько поздно, но проклятый Ангел опять мешает ему, проклятый Ангел вновь кричит, вновь пытается дозваться, и… Аллен, почему-то, опять слушает его. Опять разбирает полумёртвый шёпот, опять, опять, опять… – И чего же ты хочешь в благодарность? – спрашивает он, с отвращением чувствуя, как к щекам и ушам приливает жар. Лицо Канды оказывается ещё ближе, и Уолкер не может отказать себе в удовольствии. Он понимает всё уже слишком поздно, уже только когда пальцы его путаются в непослушных прядях, уже когда чужой шнурок для волос потерян где-то в траве у босых ног, уже когда губы его, эти тонкие и отчего-то холодные губы, оказываются просто нестерпимо… Близко. Ответ находится сам собой, и внезапно засмущавшийся мальчишка не желает ничего прояснять, не хочет открывать рот для очередных издевательств, просто… Просто отвечает. Просто позволяет вздёрнуть себя за подбородок, позволяет положить руку на свою талию, чтобы притянуть ближе к перебинтованной всё-таки груди без каких либо следов крови, позволяет целовать себя так же властно, как в прошлый раз, только лишь чуть более… Нежно. Теперь он отстраняется первым. – Какого… продолжения, я должен был захотеть, по-твоему? – Тихо спрашивает Аллен, боясь почему-то поднять взгляд на усмехающегося Канду. Мечник смотрит на него почти даже ласково сейчас. Он обводит большим пальцем чужую скулу, скользит ниже, опять вздёргивая подбородок непослушного мальчишки, и улыбается. Аллен опять кажется ему до невероятности милым. – Только… Секса? – Выходит у Уолкера как-то неуверенно, как-то робко, и Канда вздыхает, чувствуя, как напрягаются ладони в его волосах. Приходится притянуть Недомерка чуть ближе к себе и позволить чёлке коснуться чужой щеки. – Продолжения, которое ты в состоянии только пожелать, придурок. Что бы это ни было, – говорит он, в самом деле, нежно, так нежно, что Аллен даже теряется сперва, а затем вдруг улыбается и с силой сжимает Канду в объятьях, уже не обращая внимания на изодранные ангельские крылья за своей спиной, лишь глубоко вдыхая тонкий чуть сладковатый запах прекрасного лотоса, распустившегося сейчас только и исключительно… Для него.