Одно

В конце концов все упирается не в то, чтобы на чем-то остановиться - на мучительной ли нежности Нуры, на рвущей ли ярости Криса - а в то, чтобы никогда не останавливаться. Не выбирать, не оглядываться, бежать, нестись, лететь под откос, переплетаясь телами, смешиваясь слюной и дыханием, путаясь мыслями и смыслами. И все, на что способен сейчас Вильям, это загнанно дышать и льнуть к рукам Нуры, выгибать шею, подставляя губы под рот Криса. И падать, падать, чувствуя как острая боль под ребрами отдается в загривке и кончиках пальцев, как что-то приторно сладкое и тягучее, невысказанное, клокочет в горле и просится наружу. Прохладные пальцы Сатре, горячий язык Шистада. Какая-то ебучая Песнь Льда и Пламени и он, как чертов Джон Сноу, ни хера то, блять, не понимает. Ни черта не контролирует и пускает поезд на бешеной скорости с ебанутым машинистом, что долбится сумасшедше о ребра. Вильям нихуя не может сделать и лишь скулит, как подстреленный, от болезненного наслаждения. Утреннее солнце через жалюзи расчерчивает коридор полосами. Магнуссон идет по этим полосам на запах кофе и звук смеха и замирает на пороге кухни. - Не на ту напал, - смеётся Нура и взмахивает рукой, а Шистад заслоняется от брызг воды, летящих в его сторону, и ржет так, как может только он: не приглушая громкости, наплевав на всех соседей, со вкусом и от души, как все, что он, мать его, делает. Шистад смеется, а затем за руку дергает Нуру на себя. - А я думал, мы и правда завтрак собирались приготовить, - шепчет в губы и тут же сминает их своими. Вильям смотрит, как длинные пальцы путаются в темных волосах, как широкая ладонь скользит по узкой спине, и вместо ожидаемой ревности ощущает свою ненужность. Чувствует себя третьим лишним, никому нахрен не сдавшимся, и какого черта приперся на этот праздник жизни со своим багажом и трепыхающимся сердцем? Нура смеётся в поцелуй и льнет к Крису, а Вильям глаз отвести не может, загипнотизированный. Язык скользит в приоткрытый рот, тени от ресниц падают на острые скулы, а он думает, что за всю свою блядскую жизнь не видел ничего красивее. И что-то снова встает комом в горле, не давая дышать. А потом лопается, обдавая грудную клетку кипятком, когда Шистад поднимает голову и упирается в него взглядом. - Что так и будешь стоять и пялиться? - Крис утыкается в висок Сатре, и голос звучит приглушенно. - Или наконец уже присоединишься? Нура улыбается, и сердце больно дергается, подталкивает, торопит. Вильям делает несколько быстрых шагов, нависает над ней, вот только в грудь упирается рукоять кухонного ножа. Крис протягивает его и очень ехидно улыбается, а Нура вскидывает бровь. - Мы тут запеканку готовим, с тебя чистка картошки, - говорит, и Вильям смеется. Вильям откидывает голову и ржет - вот же гады, сговорились - а затем склоняется над Нурой и целует ее. Ныряет в этот поцелуй на выдохе, и голова кругом, когда она отвечает, когда, обхватив за шею, тянет на себя. И удовольствие окатывает волной, когда чувствует, как Шистад вжимается в спину и прихватывает зубами кожу на шее, а ладонью скользит по животу. Блядский лёд и пламень. У входа что-то грохочет. Вильям выныривает в реальный мир и непонимающе пялится на Эскильда, что поднимает упавшую табуретку, и смотрит на них троих почти испуганно, а выражение его лица иначе как ахуем не назовешь. - Упс, простите, я тут совершенно случайно, - Нурин сосед улыбается и неловко ставит табурет. - Мне ничего не нужно. Я потом, я попозже... - и не закончив, разворачивается и скрывается в недрах квартиры. Молчание повисает в кухне так осязаемо, что хочется передернуть плечами, чтобы его стряхнуть, но Шистад прыскает, следом за ним Нура, и вот уже воздух взрывается от их общего громкого хохота. - Мне кажется, мы шокировали Эскильда. У Нуры от смеха глаза блестят, но выглядит она при этом такой смущенной, что Вильям не может удержаться, чтобы не протянуть руку и не провести пальцами по розовеющей щеке. Зато Шистада ничем не смутить, он откидывает челку и довольно скалится. - Да мы неибически круты. Не думал, что его вообще можно чем-то шокировать, - признается. Да уж, крутость восьмидесятого уровня. Обращайтесь, вгоним любого в шок и трепет, и сверху невозмутимостью присыплем. Вильям усмехается и говорит: - Нам нужно снять квартиру на троих, - две пару глаз изумленно смотрят на него. - Чтобы уж точно никого больше не шокировать. Ну да, блять, именно поэтому. В их новой общей квартире высокие потолки и зачем-то три спальни. Крис тут же говорит: "Чур моя" про ту, в которой аж три окна, но это тоже совершенно бессмысленно, потому что он практически в ней не бывает. Несколько следующих дней он почти не выбирается из комнаты Вильяма. Они трое не выбираются. Они выключают телефоны и закидывают их куда подальше, они забивают на работу, учебу и прочую социальную муть, и не отходят друг от друга дальше чем на пару-другую метров и десяток минут. И в какой-то момент Магнуссону начинает казаться, что за стенами их квартиры ничего не существует. Что их квартирка - три спальни, два санузла и огромная кухня-гостиная с барной стойкой - это планетка, за пределами которой лишь черный космос, полное ничто. Что нет никакого долбанного человечества - сдохли в зомби-апокалипсисе, вымерли от вируса - есть только они трое: Нура, Крис и Вильям, и от этой мысли тянет по-дурацки счастливо рассмеяться. Блять, нужно завязывать с травой. Шистад же будто мысли читает, но делает все, конечно, с точностью до наоборот. Соскальзывает с кровати и подходит к комоду, достает из пачки самокрутку и, довольно щурясь, прикуривает. Вильям совершенно без сил валяется на кровати, лениво шевелит пальцами ног и будто плывет в парном молоке: нега, лень и тепло, и ни одной завалящей мысли в черепной коробке. Он плывет и наблюдает, как Крис затягивается, и тени на щеках очерчивают скулы, как выдыхает дым, и губы изгибаются в блаженной улыбке. В спальню заходит Нура - в руках стакан воды, и Магнуссон понимает, как же чертовски хочется пить, вот только он мгновенно об этом забывает, когда девушка тянется к Крису. Тот подносит косяк к ее губам и облизывает свои, а Вильям снова, блять, в кролика загипнотизированного превращается. Пальцы Криса на губах Нуры, пальцы Нуры, вцепившиеся в запястья Криса, откинутая голова и светлые пряди, рассыпавшиеся по голой спине, грубая ладонь на хрупком горле. Шистад нависает над Нурой, всматривается в ее глаза, а Вильяму снова кажется, что он здесь лишний. Он снова чувствует себя мальчишкой, подглядывающим за чем-то постыдным, но таким неибически красивым, что внутри - в какой долбанный раз - что-то больно переворачивается, царапает сердце, поднимается к горлу. - Я хочу на вас посмотреть, - выдыхает Вильям и сам себя не слышит, но Нура слышит, бросает на него непонимающий взгляд, и Магнуссон повторяет, да, блять, даже не он, а долбанной машинист, что пускает поезда под откос, его жизнь по пизде и все приличия в ебеня. - Я хочу посмотреть, как вы будете заниматься сексом. И от одних только слов в животе тяжело и горячо. Крис изумлённо вздергивает бровь и, конечно же, называет Магнуссона извращенцем, но когда Нура - сладкая милая Нура, которая все понимает и принимает, и делает так, как Вильям хочет, опять, как хочет Вильям - притягивает его за шею и целует, Шистад не колеблется ни секунды. Магнуссон смотрит и думает, что на этом собственно можно и сдохнуть. Отбросить коньки, закончить свой земной путь, да, блять, он буквально на грани того, чтобы кончиться, потому что это слишком красиво, невыносимо красиво: тонкие руки, притягивающие за шею, руки с линиями выпуклых вен, скользящие по животу, ныряющие между ног, приоткрытый в немом стоне рот, прикушенная от наслаждения губа, белая кожа, темный загар, тающая Нура, сосредоточенный Крис. Блядский лед и пламень. Его девушка и его парень. От красоты и желания мутится в голове, дышать почти невозможно, будто вместо воздуха кипяток, и сердце становится тяжелым, и неповоротливым, долбанное сердце, кажется, ухает во всем теле: за ребрами, в глотке, внизу живота. Вильям громко сглатывает, облизывает пересохшие губы и не отводит глаз. Девушка прогибается в пояснице, когда Крис входит в нее, впивается пальцами в его ладонь, что двигается между ее бедер, и стонет так низко и сладко, что Вильям подается на встречу. Вильям кусает губы и гадает, насколько хватит его выдержки, вот только первая сдается Нура: она распахивает прикрытые глаза - совершенно невменяемые от наслаждения - и шепчет: "Вильям", повторяет его имя снова и снова, а Шистад двигается гипнотизирующе медленно и потемневших глаз с него не сводит. Что так и будешь сидеть и пялиться или наконец уже присоединишься? Музыка грохочет, отдаваясь вибрациями внутри, а Вильям думает, и какого черта они все это затеяли? Ведь ему нахрен не сдалась эта вечеринка. Она, блять, ему ни во что не уперлась, но, оказывается, нельзя вернуться в Осло и оставить это незамеченным, нельзя переехать в новую квартиру и обделить друзей новосельем. Поэтому стены их новой квартиры залиты неоновым светом и громкой музыкой, а он сидит на диване и наблюдает, как Нура танцует в компании своих подруг прямо в центре гостиной. Нура вскидывает руки и смеется, откидывая голову, и Вильям счастливо скалится. Улыбка становится шире, когда она в компании Эвы падает рядом с ним на диван, и тут же вжимается в его бок. Щекочет дыханием и губами шею, а Вильям думает, что ему правда не сдалась эта вечеринка. Что он с великой радостью бы выгнал всех дорогих гостей нахрен и опять завалился бы с Нурой и Крисом в одну из трех долбанных спален и не выходил бы оттуда вечность. Или даже две. Вот только вечеринка в самом разгаре, а Вильям радушный и вежливый хозяин. Вильям улыбается и салютует бутылкой Боркесу, смеется над какой-то тупой шуткой Карла и даже произносит тост, как просит парочка каких-то малознакомых блондинок. Вот только единственное, что имеет значение, единственное о чем он думает, это Нура, вжимающаяся в его бок, и Крис, стреляющий в него глазами с другого конца гостиной. - А Шистад что в монахи подался? - сквозь музыку прорывается голос Эвы, - Или у него кто-то есть? Нура безразлично пожимает плечами и говорит: "А тебе оно надо? Забей". Вильям же думает: "У него есть мы", и это множественное число вопреки ожиданиям не звучит, как ебанный бред. Это множественное число вдруг прокатывается дрожью по позвоночнику и отдается сладкой болью в грудине. "Мы" - выдыхает беззвучно Магнуссон, пытаясь распробовать слово на вкус. "Мы" - повторяет, пытаясь осознать, то, что с ним сейчас происходит. Пытаясь понять, как какое-то короткое, мать его, местоимение может быть тем элементом пазла, который вдруг с тихим щелчком встает на место. Как какие-то две буквы - два человека? - могут быть теми недостающими элементами, которые делают его, Вильяма Магнуссона, счастливым. Делают его цельным и по-настоящему живым. Вильяму снова хочется рассмеяться, вот только трава в этот раз ни причем. И он обхватывает Нуру руками и сжимает, что есть сил. Девушка смеется, барахтается, пытаясь выбраться, но мгновенно сдается, стоит ему прижаться губами к ее губам. Телефон в кармане вибрирует, Магнуссон открывает сообщение - "Блять, хочу вас" - и ищет глазами Криса. Тот все так же тусуется у барной стойки, вид при этом имеет совсем невозмутимый, но Вильям видит, как дергается кадык, когда читает его сообщение: "Подойди да возьми. Когда вечеринка закончится". Крис поднимает на него глаза - Вильяма будто кипятком окатывает - и усмехается, а затем разворачивается к диджею, говорит ему что-то, и музыка вдруг замолкает. Шистад же забирается на стойку и громко заявляет, что он очень рад каждому пришедшему на их новоселье, но, к сожалению, вечеринка сворачивается. Всех просим пройти к выходу. Всем спасибо, все свободны. Магнуссон просто ушам своим не верит, но очень все происходящее одобряет. - Вечеринки удивительно утомительная штука, - тянет Нура и потягивается, а Вильям ладонью ведёт по выступающему рельефу ребер. - Напомни, зачем мы вообще ее устроили? Магнуссон усмехается и, вытягиваясь поперек, кладет голову на ее живот. - Это ты нашего короля вечеринок спроси, я лично не имею ни малейшего представления. Король вечеринок тем временем замирает в дверном проёме. Он только что закрыл дверь за последним гостем, и в квартире повисает тишина. Не вязкая, пугающая, а хорошая, успокаивающая, в которую погружаешься как в теплую постель, и Вильям размышляет, что нужно встать и добраться до этой самой постели, просто чертовски необходимо, вот только он готов отрубиться прямо здесь, на полу посреди гостиной. Вильям довольно мычит, чувствуя как пальцы Нуры путаются в его волосах. Вильям довольно улыбается, наблюдая, как Крис скользит по ним взглядом, и от этого взгляда мурашки бегут по позвоночнику так же, как от рук Нуры. Крис же продолжает просто стоять и молча смотреть на них, и Магнуссон не может удержаться, чтобы язвительно не протянуть: - Что так и будешь стоять и пялиться или наконец уже присоединишься? Шистад фыркает и проходит в гостиную. Бурчит: "Пододвинься" и ложится рядом. Нура тихо смеется и вторую руку запускает в его шевелюру. Вильям видит, как Крис блаженно закрывает глаза и слышит его довольный вздох, и сам довольно жмурится, когда Сатре вдруг начинает тихо петь колыбельную из его детства. Он чувствует, как ее сердце бьется в его затылок, а пальцы перебирают волосы. Он ощущает тепло, идущее от Криса, и расплывается в улыбке, когда ладонь Шистада находит его. Они лежат на полу гостиной трое, но Вильям не может не думать, что на самом деле они одно.