i am your angel, satan.

      Чудо? Ну, чудо — это когда человек улыбается сразу после своего рождения. Когда он тянет свои маленькие ручки к маме. Когда он говорит свое первое слово.       Так нас учили.       Так должен думать ангел.       Ну и мы все, конечно же, так и думаем, каждый раз беря на попечение человека. Смертного... Так их называют у нас. Хладнокровно и жестоко, правда? Ангелы должны любить людей, но спустя столько лет лишь возненавидели всем сердцем за их алчность и эгоизм.       Привет. Меня зовут Пак Чимин.       И я безумно люблю людей.       Его зовут Чонгук. Ему четыре года. Мне нравится наблюдать за ним, ведь он такой милашка. То, как горят его глазки во время игры, как краснеют щечки при знакомстве с красивой девочкой, как маленькие ручки тянутся за очередной формочкой для маленького песочного грузовичка.       Чонгук прекрасен, и я действительно сильно люблю его.       Ему пятнадцать... Ох, это тяжелый период для каждого из нас. Подростки все такие впечатлительные. Они считают себя одинокими и никому ненужными, хотят умереть и плачут каждую ночь.       Но мой Чонгук-и не плачет.       Плачут из-за него...       — Зачем ты завел с ней отношения, если не любил? — задаю вопрос в лицо, зная, что меня все равно не заметят. Смертные Люди слишком слабы, чтоб это сделать.       — Ам... — он смотрит на меня, точно на меня, скользя взглядом по всему моему телу, а после усмехается, чуть склоняя голову вбок. — Мальчик, Хеллоуин был месяц назад, ты зачем нацепил эти крылья?       Знаете, что говорят об ангеле с черными крыльями?       Он обречен.       И зачастую такие ангелы погибают в тяжких муках.       Так уж вышло, что крылья ангела — отражение души его человека. У кого-то белые, у кого-то светло-серые. Я единственный в раю хожу с черными, как перо ворона, крыльями. А все шокировано ахают, уже чуть ли не хороня меня.       Хватит!       Чонгук прекрасен. Я верю в то, что у него светлая душа!       — Скажи это снова, — ухмыляется Гукки, делая глубокий надрез на своем плече, который тотчас появляется и у меня. Этот ребенок (если так можно назвать восемнадцатилетнего парня) смеется, а рана вскоре затягивается, но только у него.       — Я люблю тебя.       — Ах, Чимин-а, — он шепчет мне на ухо, чуть прикусывая мочку, а я хочу растаять в этих сильных руках. — Из тебя получится отличная игрушка.       Привет. Меня зовут Пак Чимин.       И я ненавижу людей.       Я ненавижу Чон Чонгука.       Но люблю. Всем, мать вашу, сердцем люблю Чон Чонгука, всей душой. Хотя... Я не верю в душу. Уже не верю. Разве душа должны быть не у каждого? Но почему она отсутствует у него, Чонгука? Я не чувствую светлой ауры с его девятнадцати, вместо этого только черная туча, которая сопровождала его и днем, и ночью.       Знаете... Иметь для ангела черные крылья равносильно смерти. Но у меня нет черных крыльев. У меня вообще нет крыльев. Я помню, как они горели. Синем пламенем, коим горят люди в царстве Люцифера. Я помню, как кричал, помню, как срывал голос, но продолжал кричать. Помню, как медленно умирал, ведь крылья жизненно необходимы для ангела, а Чонгук в стороне смеялся, убирая в карман зажигалку.       — Насаживайся быстрее, сука! Неужели ты разучился это делать​? — никогда не думал, что стану игрушкой в человеческих руках. Как это называют люди? Сексуальное рабство? Знаете, когда тебя, да простит меня боже, трахают в рот, раздирая глотку — хочется выть. Когда тебя трахают на сухую — хочется кричать и лезть на стену. Но это мелочи, по сравнению с тем, что вытворяет со мной мой смертный (а смертный ли?). Миллионы синяков, ссадин и шрамов. Я уже действительно не могу их сосчитать. Он тушит окурки где-то между лопаток, трахая грубо, снова без смазки. Боже, когда же я уже сдохну?       Засыпать с каждым днем все сложнее. Когда я вообще начал нуждаться во сне? Не помню... У меня есть полчаса, прежде чем он снова явится и поставит на колени, заставляя брать глубже. Мне больно. Так не должно быть.       Привет. Меня зовут Пак Чимин.       И я тот, кто стал ангелом-хранителем сына Сатаны.