Защитник из Канды был плохой.
Он скорее напоминал сорвавшегося с цепи пса, кидающегося на обидчика и метящего сабельными клыками сразу в шею. Насмерть.
Никто и не помнил, как всё началось. Просто однажды он вдруг возник за спиной Аллена, а потом оказался перед ним. Слишком быстро.
Конечно, все враги несчастного мальчишки бросались наутёк, видя в парне за ним скорее грозного волкодава, чем худощавого жилистого юнца, способного напугать особенно трусливых одним лишь взглядом.
Таких здесь было большинство. Немого парнишку боялись абсолютно все.
Если доставали особенно сильно, он кидался в погоню.
Обычно мальчишки, отхватившие в драке знатных синяков, не приближались к Уолкеру после этого ещё пару недель. Канда выставлялся за двери приюта и стучал зубами по ночам. Аллен, нахохлившийся, дрожащий, отправлялся к нему через окно ночной спальни, чтобы не узнали учителя. Брюнет, конечно же, злился, шипел на него, отворачивался от шарфов и заботливо сохранённого пареньком ужина в жёлтых газетных листах, щурился и, казалось, даже ворчал, хотя этого, конечно, быть не могло, и в итоге все равно кутался, грелся, ел из его рук стылые котлеты и смотрел как-то… слишком потерянно.
У Уолкера в такие моменты щемило в груди.
Он же совсем один… – думал мальчишка и сжимал холодные ладошки в своих, стараясь согреть, –
один-одинёшенек…
Потом звенел колокол маленькой часовни при приюте, и всё начиналось заново.
К Аллену лезли из-за странной доброты, странной внешности, странных повадок. Канда, неведомо как, постоянно оказывался рядом. Надежда на спокойную жизнь тлела в их сердцах маленьким, почти уже остывшим углём.
Так проходили недели, за ними месяцы и года.
Когда кончались обычные поводы, задиры находили новые. Когда не находили и их – плевали на это и лезли в драку просто так.
Один раз Канда не смог отбиться.
Желающих почесать зудящие от энергии кулаки ничуть не становилось меньше.В маленьких головёнках двенадцатилетних пацанов уместилась мысль о том, что бояться одного глупо, когда вас пятеро. И Канда выходил из драк всё более и более ощипанным, обдёрганным и потрёпанным, чем прежде.
В груди Аллена звенела пустота.
Канда ночевал в кладовке, лишался завтрака, обеда, ужина, а порой – всего сразу.
Аллена всё чаще грыз страх.
Мальчишки росли. Ноги, руки, мускулы, всё становилось больше.
Однажды Канде, который обыкновенно яростно кидался на врагов и выходил победителем, пришлось испытать на себе власть выигравших.
Тогда он не смог подняться.
Аллен, когда-то трусливо жмущийся к ближайшей стене, уже несколько лет как дрался с ним бок о бок. И сегодня он ощутил, как его, наконец, покидает удача, пришедшая когда-то вместе с немым защитником.
Уолкер и рад бы был спровадить его, отвадить от вечных драк, да только никакие уговоры не производили на брюнета должного эффекта. Мальчишка даже не знал, почему Канда не отходит от него уже десять лет. Почему вдруг к постоянно получающему тычки, подзатыльники и оплеухи мальчику подошёл он, казавшийся тогда таким большим и сильным…
Когда Юу не смог встать, Аллен почувствовал, как пол под ними трескается, ломается, старые скрипучие половицы щепками разлетаются под ногами, и самые острые из них впиваются под кожу тяжёлыми, гнойными занозами, обещая оставить громадные шрамы, ничуть не хуже того, что был вырезан у него на лбу, а то и поярче.
Едкий дым отчаянья наполнял лёгкие.
Брюнет поглядел на юношу, осторожно повернулся, пытаясь прислониться к стене, закусил губу, и слегка сощурился, наблюдая за подозрительно хлюпающим носом парнем.
Руки поднять было ещё тяжело, потому он так и остался смотреть на мальчишку снизу вверх.
Аллен осел рядом тяжёлой грозовой тучей и стёр разбитым в кровь кулаком первые слёзы. Он осторожно коснулся синих от ударов щёк Канды пальцами и… заревел. Громко, навзрыд заревел.
Юу вздохнул. Он с трудом положил слишком тяжёлую сейчас ладонь на плечо юнца и открыл рот.
– Пятнадцать, а ревёшь как девчонка.
Голос у него был сиплый, глухой и практически неслышный, но и такого хватило, чтобы Аллен мгновенно перестал реветь и взглянул на друга боязливо и удивлённо, а затем выдавил ещё один надсадный всхлип.
– Ты… Ты же…
Немой.
Уолкер не смог выдавить из себя это слово. Взглянул в синие глаза, и не смог.
Канда ухмылялся.
Сидел прямо перед ним, весь избитый, в синяках и кровоподтёках, едва шевелящий конечностями. И ухмылялся.
А в звонкой тишине, наконец, начала рождаться
истина.
***
После этого Аллен пытался добиться от него слов ещё пару месяцев.
Не помогли ни непрекращающиеся монологи (даже когда они становились совершенно абсурдными, Канда просто молча пожимал плечами), ни крики, ни новые драки.
Не помог даже поцелуй. Последний, отчаянный шаг, на который решился Аллен, уже подумав, что язык у Канды отсох второй раз.
Как тогда выяснилось – язык у него не отсох. Но слова он всё равно не выдавил, и Аллен отчаялся.
***
– Я даже не знаю, когда ты меня полюбил, – Аллен болтал ногами над водой, свесив их с узенького мостика, и тепло улыбался, щурясь от солнца. Что Канда его любит – под сомнение не ставилось даже не смотря на то, что сам юноша никогда подобного не говорил.
Стал бы он тогда из раза в раз лезть в драки ради того, чтобы этой мелочи меньше досталось? Стал бы так страдать, терпеть холод, страх и голод, терпеть… все те ужасы?
Аллен Уолкер, двадцати лет отроду, совершенно так не думал.
Канда поглядел на него и тихо хмыкнул.
Англичанин улыбнулся в ответ и опустил глаза, смущаясь.
Истина распускалась и расцветала прекрасными розовыми лепестками.
Аллен давно уже понимал его без слов.
С самого начала.
С того самого дня, как Аллен отдал незнакомому наказанному, бурчащему пустым желудком и очень несчастному мальчику, что впервые оказался в приюте, свой собственный ужин. В пять лет.
