Обычно Пратис был рад, что их учили вместе с девчонками.
Анакста, верховная жрица Снатии, считала, что у него живой ум. Учитывая, как редко она удостаивала кого-нибудь похвалы, это что-то да значило.
Когда она пожелала учить мальчиков вместе с девочками, воспротивились многие. Пратис помнил, как Анакста говорила об этом с его матерью. «Геле, – сказала она тогда, – вы с остальными сенериссами сидите на нашем острове, не видя остальной империи. Большинство наших солдат – мужчины. Мы еле-еле научили варваров слушать наших женщин, а с южанами будет еще сложнее. Каттиах может сколько угодно говорить, что он всего лишь верный супруг императрицы, исполняющий ее волю, но давай признаем, он правит Хатетом, как царь». – «Ха, Каттиах! – отвечала мать. – Тот редкий мужчина, который не уступит и женщине. Такие были всегда, и они всегда могли себя проявить. Ты знаешь, кто его учил? Я тоже нет! Но вряд ли кто-то лучше учителей наших сыновей! И наши сыновья будут знать все, что следует знать мальчикам их положения. Как считать деньги и не позволять рабам себя обманывать, кто из знатных семей состоит в родстве с кем, как себя с кем вести, какие стихи говорить влюбленным девушкам, какие – на пиру… Знать все остальное – забота их жен, и даже уродливым матери кого-нибудь да найдут». – «И ты никогда не хотела, чтобы у твоего мужа тоже было место в Сеноре?» – «Зачем? Я знаю, что ему нужно, и место в Сеноре есть у меня». – «Чтобы у вашей семьи было два голоса вместо одного? Может быть, тебе и нужен муж, который просто дожидается тебя дома, но нынешним девочкам – нет. Они уже поняли, что любая сторонница может предать, но вот если посадить на нужное место собственного мужа… Не обязательно в Сеноре, но на многие мелкие должности сейчас выбирают мужчин. И этим мужчинам нужно знать не только то, какие стихи говорить на пиру».
Последнее убедило его мать и других женщин. Они были не какими-то крестьянками, чтобы заставлять мужчин своей семьи работать, но мысль, что их сыновей сочтут недостаточно учеными, чтобы взять в мужья… О, она была невыносима.
Сам Пратис не думал о том времени, когда ему нужно будет искать жену. Ему просто интересно было узнавать, как устроен мир, что происходило в давние времена и в дальних странах, о чем думали и спорили философы и какие подводные течения скрывались под спокойной поверхностью мирной жизни Атталиана. Если этому учили девчонок – он был рад учиться с девчонками.
Обычно. Прямо сейчас он мечтал оказаться где-нибудь подальше. Рядом с ним сидела Велиадра, императорская внучка, наследница престола и самое страшное существо, с которым ему приходилось сталкиваться. Велиадра осталась маленькой и худенькой даже сейчас, когда все девчонки неожиданно вытянулись и начали округляться, но это никогда не мешало ей наводить ужас на врагов и иногда на друзей. Вообще-то Пратис был милостиво причислен к друзьям, но находиться рядом со злой Велиадрой было все равно что с кипящим котлом: ошпарить могло всех, кто не успел спрятаться.
С утра она была в великолепном настроении: ей подарили первых собственных рабов, сразу двух, и ее дед, Каттиах Победоносный, прислал их из самого Хатета. Она и без того любила деда до безумия, а сегодня еще и была особо благодарна ему.
И какой-то злой дух заставил Астеолу, их наставницу, заговорить о Хатете. Сначала ничто не предвещало беды: Астеола рассуждала о том, как боги благословили леодорийцев своими дарами, чтобы сделать их добрым и счастливым народом, живущим в согласии с окружающими, и теперь, когда небесные корабли практически перестали появляться над Атталианом, особенно важно было оставаться на правильном пути. Пратис, который предпочитал слушать о природе и деяниях богов, а не об их требованиях, рисовал на своей табличке и не обращал внимания ни на что. Отвлечься его заставило какое-то движение воздуха, будто рядом с ним кто-то задел слишком сильно натянутую струну лиры. Велиадра выпрямилась и сжала зубы так, что подбородок выдвинулся вперед еще сильнее обычного.
Ну конечно, Астеола закончила со своей проповедью любви ко всему человечеству, и перешла к тому, что делал император в недавно завоеванном Хатете. Он больше грабил и порабощал, чем нес просвещение и наводил порядок… Разумеется. Точнее, для Пратиса это само собой разумелось. Он ощутил прилив гордости: пусть он всего-навсего мужчина… Юноша… Ладно, мальчик, но он лучше понимает жизнь, чем первая ученица Анаксты. Астеола говорила о Каттиахе с таким негодованием, будто он оскорбил восемь поколений ее предков.
– Ты хочешь сказать, – подала голос Велиадра, – что мой дед нарушает волю богов? И моя бабушка, которой он служит? И Сенор, который согласился на продолжение войны в Хатете, тоже?
Астеола смутилась. Восстанавливать своих учеников против императорской четы и Сенора она явно не собиралась, как и обижать наследницу престола.
– Послушай… – сказала она примирительно, садясь рядом.
В это мгновение Пратис понял, что невольно отодвинулся подальше, так, что между ним и Велиадрой еще могла поместиться взрослая женщина. Поместиться сама и положить руку на скамью. Велиадра проводила эту руку почти побелевшими от гнева глазами и быстрым движением вонзила в нее стилос.
Астеола подавила вскрик, но одинокая слеза боли все равно потекла по ее щеке.
– Я слушаю, – ответила Велиадра почтительно, как и полагалось ученице разговаривать с наставницей.
А ведь в начале урока Пратису казалось, что будет скучно…
***
Велиадра постояла перед покоями Анаксты, собралась и толкнула дверь.
Убранство главного здания храма было мрачнее, чем пристройки со школой. Темный камень и росписи с пугающими сценами напомнили, что Снатия была богиней не только мудрости и тайных знаний, но и смерти. Пусть ее жрецы посвящали себя служению людям, лечили и учили, но они же хранили секреты, которые было опасно доверять обычным людям. Велиадра считала себя храброй и не боялась грозившего ей наказания, но, пройдя через половину храма, она с трудом подавила дрожь в коленях.
Комната, в которой ее приняла Анакста, оказалась не такой уж страшной. Слишком скромной для жилища верховной жрицы и заваленной книгами, но без росписей и с большими окнами. А еще ее украшала сидящая в углу Астеола с ее покрасневшими глазами и выбившимися из-под покрывала светлыми волосами.
Сама Анакста была одета похоже – закутана в темные одежды с головы до ног, – но держалась с куда большим достоинством. Под ее покрывалом скрывалась непримечательная внешность, но сейчас она выглядела достаточно величественно, чтобы Велиадра впервые ощутила что-то вроде вины.
– Чему покровительствует моя богиня? – устало спросила Анакста.
– Мудрости, тайным знаниям и смерти.
– Сейчас я могла бы открывать тайны жизни и смерти, но вместо этого узнаю, что ни наследница престола, ни моя первая ученица не думают, прежде чем говорить и делать. Некоторые из моих предшественников считали, что настоящая мудрость достигается только через страдания, но я ними не согласна. Кто-нибудь из вас двоих может объяснить мне, почему я трачу свое время на вашу ссору?
Некоторое время Велиадра и Астеола пристыженно молчали, потом Велиадра ответила:
– Потому что она произошла в твоем храме?
– Потому что она произошла в моем храме. И моя ученица оказалась с больной рукой. Я не буду говорить о том, что ты поступила плохо, Веле. Когда-нибудь ты станешь императрицей, и тебе придется делать другие плохие вещи. Более плохие. Так что вот урок на сегодня: никогда не совершай поступков, худших последствий которых не представляешь. Возможно, ты просто не сможешь их принять.
Велиадра гордо расправила плечи:
– Ты можешь бить меня, сколько тебя угодно…
– Зачем мне тебя бить? – спросила Анакста с искренним недоумением. – Я слышала, тебе недавно подарили твоих первых рабов?
– Да.
– Умеют читать и писать?
– Конечно!
– Хорошо. Пока рука Астеолы заживает, они будут служить мне.
– Но… – начала Велиадра и поняла, что сказать ей нечего. – Справедливо.
– И если ты еще раз к ней, – Анакста указала в сторону изумленной Астеолы, – притронешься, она будет защищаться в полную силу. Поверь, любой из наших жрецов способен сломать пару пальцев наглой девчонке. Все, иди. И не забудь прислать рабов.
Велиадра развернулась и медленно пошла к выходу. Прежде чем закрыть за собой дверь, она услышала: «Теперь ты. Я тоже недолюбливаю людей, в том числе наших сограждан, но ты уверена, что гражданская война убьет худших из них?...»
***
Выйдя из храма, Велиадра наконец-то вдохнула полной грудью и подставила лицо ветру. Он донес до нее прохладу и свежий запах цветов. Там, в храме, так легко было забыть, что на улице царила весна и продолжалась жизнь.
– Веле, – донеслось откуда-то со стороны.
На высокой скамье рядом с храмом сидел Пратис. Его башмаки валялись на молодой траве, он одной ногой поглаживал огромного рыжего кота Анаксты, другой просто болтал в воздухе.
– Ты решил подождать меня?
– Не придумывай! Я просто хочу узнать, что сказала Анакста!
Ага, конечно. Ее мучили риторикой с тех пор, когда она научилась говорить, но Велиадра так и не подружилась со словами. Она им не верила. Зато разлившийся по щекам Пратиса легкий румянец говорил все, что ей было нужно знать.
– Потребовала отправить к ней моих рабов. Помогать, пока у Астеолы не заживет рука. Я думала, что она меня просто выпорет.
Пратис знающе улыбнулся.
– Чтобы ты чувствовала себя героиней, пострадавшей за справедливость? Нет, справедливой должна выглядеть сама Анакста.
Он немного помолчал и продолжил:
– Я бы хотел, чтобы она и дальше была моей наставницей. Ну… Ты знаешь, когда мне нужно будет выбирать, какому богу служить.
– Ты не можешь выбрать Снатию! – воскликнула Велиадра, не зная, бояться ей или злиться.
– Не могу. Обеты… Мать никогда не позволит.
Еще бы. Обеты высших жрецов Снатии были для тех, кому не смогли найти подходящей пары. Гелисса никогда не позволит своему сыну остаться без жены. И Велиадра ей поможет.
Пусть в Пратисе было слишком много хатетианской крови, чтобы выглядеть, как положено красивому леодорийскому мальчику, Велиадра начала привыкать к хатетианам. И… Когда она станет императрицей, ей нужен будет муж, способный объяснить, что движет кем-то вроде Анаксты.
