Принимать сублингвально

      То, что Юра умеет терпеть, знают все. Усталость, недосып, голод, боль. Придирки Фельцмана и глупые шутки Георгия. Он способен торчать на катке сутками, добиваясь лучших результатов и соревнуясь прежде всего с самим собой. Якову, конечно, известно про преимущества молодости, но всё же просит Юру не доводить себя. Ну как просит. Часто приходится буквально за шкирку вытаскивать его со льда.       Отабеку известно о выносливости Юры чуть больше. Именно в те моменты, когда ему кажется, что Юра не выдержит столько, тот снова удивляет его. А Юра выдерживает всё. Отабек был против, когда тому приходит в голову узнать, как сильно он сможет растянуться, и притаскивает фаллос, в диаметре чуть меньше Отабекова члена. Но как же невозможно сладко было наблюдать за лицом Юры, когда Отабек проталкивал дилдо в уже занятый его членом проход. Юра и здесь одерживает безоговорочные победы.       Да, он может вытерпеть всё. И даже невыносимую зубную боль. То, что у него уже несколько дней ноет восьмёрка — слева снизу, узнают далеко не сразу. Отабек подозревает, что с Юрой что-то не то, когда на тренировку тот приезжает мрачный больше обычного. Челюсти сжаты, но глаза не злые, больные какие-то. Кончики бровей страдальчески приподняты над переносицей. Он ни с кем не разговаривает. Пьёт воду, наклоняя голову на сторону. На вопросы не отвечает, а только мычит и раздражённо отмахивается. А катает так яростно, будто сам дьявол наступает на пятки. Отабек морщится сравнению. Юра — сам дьявол. Очередной этап гран-при через неделю, а он чувствует, что Юра не дойдёт до него целым. Он чуть не кричит, когда Юра приземляется на бедро после неудачного выхода из лутца, едва не вписавшись в бортик, и со всей силы врезает по нему лезвием. Оглашает арену досадным воплем и отбивает кулаки о лёд. Отабек на себе чувствует всю его боль. А Юра быстро отталкивается руками от льда и встаёт. Губы, кулаки сжаты. Бледнющий.       Они встречаются глазами. Юра едет к нему на одном лезвии, даже не думает притормаживать. С тяжёлым выдохом врезается животом в бортик и повисает на нём в шаге от Отабека. Тому не видно лица, только свесившиеся отросшие волосы, безапелляционно оголившие шею. Отабек пальцем подцепляет из-под футболки шнурок с крестиком, коснувшись кожи. Юра ведёт плечами.       Другие боятся к ним даже подойти, объезжая по широкой дуге. Яков демонстративно делает вид, что его это не касается, пока дело находится в юрисдикции Отабека.       — Юр, рассказывай, что с тобой. Что у тебя болит?       Юра мычит, вися головой вниз и свесив руки. Пальцы немного не достают до напольного покрытия. Мимо пролетает Гоша, шлёпнув его по выставленной заднице, и с гоготом уносится ещё быстрее. Юра непривычно не реагирует. Отабек гладит его по затылку, оставив ладонь на участке оголённой кожи над воротником футболки.       — Юр.       Тот внезапно выдыхает, подтягивается на руках от бортика и выпрямляется, глядя на Отабека слезящимися глазами. Губы все искусаны.       — Юра, — тихо говорит Отабек, приблизив своё лицо к его, — ну что с тобой, не молчи. Скажи мне.       Юра кривит губы, двигая во рту языком, и отводит глаза в сторону. Отабек ничего не понимает. Юра всегда ему жалуется, если у него что-то болит. Он никогда не пожалуется Якову или кому-то другому. Никогда не покажет свою слабость. Но только не перед Отабеком. С Отабеком можно расслабиться. Даже принимая его член одновременно с искусственным, он покажет, что да, ему больно, но он ни за что не остановится, потому что ещё ему очень охуенно хорошо.       Теперь же он молчит. И больно самому Отабеку.       — Всё нормально, — Юра почти не размыкает зубов и звучит глухо. Влажно хлюпает носом. Разворачивается лицом к катку, облокачиваясь о борт. Воды не хочет. Говорить не хочет. Они стоят, касаясь локтями. Отабек не отрывает глаз от его носа, торчащего через завесившие лицо волосы. А потом Юра сжимает губы ещё сильнее и рывком откатывается в сторону. Р-раз — и уже далеко отсюда. Ладно, думает Отабек, вечером вытяну из него.       Но вечером Юра не приходит. Они и так почти не ночуют вместе, выкладываясь на полную перед соревнованиями. Двойное проникновение было пока только раз, и Юра после того эксперимента долго не мог ходить во всех смыслах. А теперь они и вовсе ограничиваются только ртами и пальцами. Впрочем, что уже неплохо. Казалось бы, ничего особенного. Но Юра и тут умеет включать фантазию. Откуда что и берётся, остаётся только догадываться. Словно точно знает, что любит Отабек и чего хочет в данный момент. Дразнится. Томит его, выходя из ванной в одних белых трусах, мокро облепивших его член. Отабек не догадывался никогда, что можно кончить только от одного вылизывания этого члена через тонкую ткань. Или это всё же Юра, одновременно ласкающий его член, насаживаясь до самых гланд. Отабек не знает. Но получает какое-то извращённое удовольствие, глядя на то, как ткань трусов пропитывается спермой, толчками выступающей из потемневшей головки. Юра всегда словно рассчитывает точную дозировку, чтобы не получилось быстро пресыщаться, но разве с ними эти правила работают?       Когда наутро Юра не является на тренировку, Отабек рискует подойти к взбешённому Фельцману. Тот орёт на всю арену, что у одного малолетнего идиота уже несколько дней болит зуб, а он молчит. И домолчался. Когда Яков зашёл за ним утром, то увидел опухшую Юрину щеку и зарёванное лицо. Лилия повезла его к стоматологу. По словам Якова, Юра сопротивлялся, обкладывал всех матами и торговался, как со смертью. Но всё же был насильно увезён.       Отабек так и не может в то утро сосредоточиться на тренировке. Пишет Юре. Прочитывает тот сообщения через пару часов, но не отвечает.       На вечернюю тренировку Юра заявляется на каток такой же бледный, но лицо уже расслабленное, брови не сведены скорбно. Отабек как раз идёт на заход перед прыжком. Но скорость гасится, когда повернув лицо, чтобы убедиться, что ничто не мешает прыгнуть, он видит стоящего у борта Юру. Тормозит и встаёт посреди льда, опустив руки на бёдра.       — Юрка, ты живой! — К нему кидается Мила, и Юра не успевает увернуться и оказывается едва не опрокинут. Но заметно, как он тронут. Отабек встречается с ним взглядами, и Юра смотрит на Отабека виновато, робко улыбается. Улыбка выходит странная. Словно одна часть лица не двигается.       Виктор оглашает каток торжественными криками, унёсшимися под свод, словно венценосную особу встречают. Юра раздражённо кривит рот и наклоняется снять блокираторы. Глаз не сводит с Отабека, держась за створку калитки. Тот подкатывает к бортику.       — Привет.       — Привет, — немного невнятно отвечает Юра. Вокруг уже собирается весь рашн-сквад, перебивая друг друга. Больно было? Почему терпел и сразу не сказал? А если бы загноилось? Почему ты такой дурак, Юра?       — Да бля, я стоматологов пиздец как боюсь. Мне до этого ни один зуб мудрости без мучений не удаляли, мне в последний раз даже рот порвали, уголки долго болели. — Юра берётся пальцем за угол рта и оттягивает в сторону. Отабек глядит и думает, специально он это делает или нет. — Я думал, как Джокер буду ходить. А этот так вообще, сука, врос и разрушился, и пришлось десну разрезать. Обезбола вкололи, как в лошадь, я до сих пор пол-лица не чувствую до самого глаза.       Отабек смотрит, как шевелится непослушный рот Юры. Как тот усиленно кусает губу, пропуская её между зубов, проверяя на чувствительность. Отмахивается от тычущего ему в щёку Виктора. Сам надавливает пальцем в скулу под глазом, хмыкает и проверяет над бровью. Тоже ещё заморожено.       — У них даже лекарство для обезбола с ебанутым названием. Уби… как же он? Убистезин. Само, короче, намекает. Я им чуть ручку от кресла не оторвал, пока они меня в четыре руки с ассистентом тянули.       Юра вытирает уголок рта и косится на Отабека. Облизывает пересохший рот.       — Они мне ещё роторасширитель вставили, или как эти штуки называются, — он чуть не пихает себе всю пятерню в рот — ну зачем, Юра, мысленно стонет Отабек, — потому что добраться до этого зуба не могли. Пиздец, я реально думал, челюсть вынесут.       — Ни за что не поверю, что ты не мог рот так широко открыть, — хихикает Гоша.       — А ты ещё смешнее пошути, и у тебя он вообще больше закрываться не будет, — не особо угрожающе шипит Юра.       — Значит, остался Юрочка без зубов мудрости, — качает головой Виктор, — что ж ты теперь делать будешь?..       Но Юра не успевает ответить.       — Плисецкий, думаешь, вырвали зуб, и можешь отлынивать и дальше? Живо на лёд отрабатывать всё пропущенное!       Секунда — и все рассыпаются в разные стороны, заслышав грозные тренерские крики.       — Ладно, теперь хоть голову не страшно разбить, ничего не почувствую, надо только будет падать на эту сторону, — хмыкает Юра, выезжая на каток. Отабек не может отойти от него ни на шаг. Он так и не произносит ни слова, кроме привет, с момента его возвращения от зубного. — Ты чё на меня так смотришь? Я такой урод, да? У меня сча лицо, наверное, как у инсультника.       — Нормальное у тебя лицо, красивое, — бормочет Отабек, не отрывая глаз от губ Юры, надавливающего на ямочки на своих щеках. Сглатывает, возвращается к его глазам. Взгляд у Юры встревоженный.       — Бек, ты чего?       Они скользят вдоль бортика, словно собираются катать парное выступление. Только за руки ещё не хватает взяться. Яков пока отвлекается на других подопечных, но скоро доберётся и до Юры. Не даст просто так нарезать круги. Да и Отабеку надо валить с катка. Время тренировки его сборной закончилось, хотя ему разрешают оставаться подольше, зная об их отношениях с Юрой.       — Бек, приём! Эй! Ты чего завис?       Отабек ловит Юрину руку и выезжает вперёд, преграждая путь. Тот вынужденно останавливается, глядя на Отабека. Бледный, но всё равно красивый. Секунд десять у них ещё есть.       — Юр, а… мм, анестезия долго ещё продержится?       — А я ебу? Мне столько её вкололи, что я до утра ничего чувствовать не буду.       — Ты, правда, вообще ничего не чувствуешь? — Он борется с непреодолимым желанием потрогать его лицо. И чтобы Юра сам догадался, чего от него хотят. До этого же выходило.       — Ну да, а чт… ах ты извращенец! — Юра пихает его несильно в плечо. — Блядь, тебе совсем меня не жалко?       — Жалко, Юра, очень жалко, — Отабеку нисколько не стыдно, потому что он видит, что Юра на самом деле не злится ни капли. Реакция тела не даст обмануть. А щёки уже полыхают малиновым огнём, и уголки губ подрагивают. Вот оно, он знал.       — Блядь. Иди к себе и жди меня. С-сука, как со стояком теперь катать, а? — бормочет Юра уже сам себе и отталкивается от него, разворачиваясь на ходу и стаскивая с плеч олимпийку. Обвязывает рукава вокруг бёдер и в несколько мощных росчерков лезвий преодолевает половину катка.       Отабек тоже разворачивается и скользит на выход, стараясь не улыбаться. Получается не очень, потому что Гоша провожает его со странной ухмылкой. Кажется, ещё и грязно подмигивает. Похуй. Только бы до номера дойти. И успеть подрочить до того, как придёт Юра. Иначе кончит сразу, как только вставит ему в рот. А он хочет ебать этот рот сегодня очень долго. Юра постоянно жалуется, что он у него болит после минета, и боится, что челюсть заклинит. А сегодня просто идеальный ебучий случай.       Долго искать подходящую фантазию на подрочить не приходится. С Юрой ни одна порнуха не нужна. Любое дрочево становится идеальным с ним в главной роли. Стоит только вызвать в памяти воспоминания об их сексе, и член уже в полной готовности. Юра, стоящий на коленях и упирающийся плечами в кровать. Обеими руками раздвигающий свой высоко поднятый зад и трахающий сам себя пальцами, вывернув голову и поглядывая на Отабека через плечо. Призывая взглядом «смотри, смотри на меня». И Отабек смотрел. Ему тогда было запрещено к нему прикасаться. И дрочить тоже. Только смотреть. Ещё и трусы эти, прикрывающие лишь член и обхватывающие бёдра под твёрдыми розовыми ягодицами. Мягкие края прохода подавались в стороны, предварительно растянутые любимой Юриной игрушкой, той самой, с хвостом на конце, с которой он так любит щеголять. Стенки раскрывались от вторжения сразу четырёх пальцев — по два с каждой руки, и Юра демонстрировал своё восхитительное, блестящее от смазки нутро. То место, куда Отабек так любит вставлять — язык, пальцы, но больше всего член, конечно.       Отабек смыкает глаза, вспоминая то представление. О, Юра обожает их для него устраивать.       Он нацеживает слюны и смачно сплёвывает сверху прямо на член, держа его за основание и с удовлетворением наблюдая, как тягучая капля по нити падает на самый кончик. Размазывает каплю ладонью. Прислонившись к двери, даже не заходя в комнату, наглаживает головку. Хочется кончить по-особенному извращённо, изысканно, чтобы до пошлого банально подкосились колени. И стонать в голос, Юре это нравится. Но времени нет. Юра скоро придёт. А действие его лекарства слабеет с каждой минутой.       Отабек сжимает член покрепче, слыша в голове голос Юры, умоляющий его не останавливаться. Фантомно чувствует под ладонями натянувшиеся ягодицы, с которых зубами сдирал бельё и между которых въезжал плавно и без остатка. Юра любит так. Никогда не просит подождать и дать привыкнуть. А Отабек любит прижаться яйцами к промежности и замереть, чувствуя, как стенки насильно расходятся под напором его члена. Любит смотреть, как скользит его член в этой маленькой ненасытной жопе, чуть выворачивая края ануса наружу. Юра только кажется таким трепетным и хрупким, а на деле его нужно ебать жёстко, решительно, не жалея. И как в нём только помещается?       Семя пачкает его руку в тот момент, когда в дверь за его спиной стучат настойчиво и зло. Отабек только и успевает, что заправить член в бельё, попутно вытерев о себя руку. Тут уже не до приличий. Юра запыхавшийся. Припадает спиной к захлопнувшейся двери, у которой только что кончал Отабек, и тянет его, опрокидывая на себя. Сильный.       — Как ты от Якова отмазался?       — Сказал ему, что укол отходит, болит адски. — Юра дышит в лицо, неуловимым движением смачивает губу языком, в неё тут же хочется вцепиться. — Завтра мне в семь утра надо быть там, иначе даже не знаю что будет.       — А у тебя он уже отходит?       — Ещё нет. Хотя… — Юра сильно жмурит левый глаз и щупает вокруг него. — Бля, глаз уже чувствую. Надо торопиться. А ты чё это, уже без меня развлекался? — Он кивает на расстёгнутую ширинку Отабека и трётся бедром. Хитрожопый.       — Не хочу быстро кончить. Раздевайся.       — Ого, пиздец, что ты хочешь со мной сделать? — Но Юра уже начинает избавляться от куртки, забыв размотать шарф. Всё кидается тут же на пол узкого коридорчика. Их обоих швыряет то к одной стене, то к другой. — Два члена вставить? У меня не такой большой рот.       — Сейчас проверим.       — А я потом смогу его закрыть? — В голосе Юры слышится небольшая паника, но глаза горят в предвкушении. — Пиздец, ты больной.       — Да, и ты тоже. Иди ко мне.       Он притягивает Юру за шею, запутавшись в волосах и чуть не выдрав прядь. Юра шипит ему в рот. Даёт губы для поцелуя. Отабек сильно прикусывает нижнюю, желание стиснуть зубы так велико, что они прям чешутся. Хочется сомкнуть их до упора. А Юра не возражает. Не чувствует боли. Зато Отабек чувствует соль на языке и характерный привкус крови. Уже разодрал. Смотрит на то, что наделал. На поехавшие Юрины глаза. На скопившуюся в трещинке на нижней губе кровь. Стирает её пальцем. Юра смотрит на испачканную подушечку, его рот раскрывается шире. И он слизывает кровь языком.       — О. Нихуя не чувствую. — Он зализывает рану языком и улыбается совсем по-дурному. — А тебе по кайфу, да? С-садюга казахская.       Он глухо стонет ему в рот, пока Отабек терзает его губы с открывшимся перед ним наслаждением. Вкусно.       — Блядь, не откуси, дикий.       Юра отталкивает Отабека, не отпуская от себя далеко. Рот блестит от слюны и набежавшей крови. Затягивает губу в рот. Перестарался.       — Прости. Больно?       — Нет, сказал же. — Юра на пробу тычется языком в щёку. — Долго ещё. Но ты поторопись, а то могу и передумать.       — Тогда приступай.       Юра смотрит, чуть опустив голову. Взгляд тёмный и очень опасный. Но Отабеку он знаком. Посопротивляться просто жизненно необходимо, но все согласия уже подписаны. Юра подходит ближе, тычется в него лбом, вновь ища губы и ласки. Отабек обещает дать ему всё, что он захочет.       — Мне-то хоть можно будет потом кончить? — вопрошает Юра.       Хитро скалится одной половиной рта, вторая может вскоре ожить. Отабек торопится. В поцелуе придерживает за шею, другой рукой проверяя, нравится ли Юре — нравится, ещё как. Он чувствует желанное напряжение через натянувшуюся ткань штанов. С шеи ладонь перетекает на плечо, надавливает.       — Возьми его, — шепчет Отабек, радуясь, что не успел включить верхний свет. Он ещё стесняется иногда говорить в лицо подобные слова в самом начале перед сексом. Это позже, заведясь до предела, он может сказать такое, о чём потом стыдно будет вспоминать. Но Юру это заводит так же. Он всегда отворачивается, прячется за волосами, закрывает глаза. Но телом выдаёт свою истинную реакцию, самую честную, её видно сразу.       И Юра берёт, не смея перечить. Опускается перед ним на колени, проведя руками вдоль обтянутых джинсой бёдер вниз. Тычется кончиком носа в раздёрганную ширинку. Чует запачканное бельё, ведёт носом и улыбается, прижимаясь лицом теснее. Он подсматривает за Отабеком. И сам вынимает из трусов его член, уже снова почти полностью окрепший, но головка ещё пока прикрыта тонкой кожицей плоти. Юра сдвигает её сжатым кулаком и обхватывает оголившуюся чувствительную часть губами. Отабека отсекает от реальности моментально. Самая качественная дурь, вот она, стоит перед ним на коленях. Погружает член полностью в рот, и он постепенно заполняет его, растёт внутри прямо на языке. До тех пор, пока не начинает рвать губы. Юра съезжает к головке, засасывает её, обхватив изнутри щеками, не давая выскользнуть, кружит по уздечке языком. И снова вбирает. Задевает губами корону головки и периодически сглатывает набегающую в рот смазку и собственную слюну.       Вид сверху на сосущего Юру просто восхитителен. Отабек смотрит на юное лицо с ещё не сошедшей припухлостью слева. На растянутые до предела губы. Всё равно прекрасен. А Юре, кажется, даже не приходит в голову смущаться. Ему самому нравится это. Сосёт усерднее, заметив, что за ним наблюдают. И даже подмигнуть успевает. Отабек толкается дальше. Не расслабляться тут.       Юра стоит на коленях, широко расставив их и запустив руку себе в штаны. Однажды он сказал, что теперь можно не мастурбировать, раз у них есть регулярный секс. Как же он ошибался, когда выяснилось, что дрочить друг при друге, показать, кто как это делает, оказывается гораздо приятнее. Эстетика такого грязного секса гонит похоть по венам быстрее и заставляет желать пришпилить эти умелые кисти рук к кровати и вбиваться в горло, узкое тело жёстче, заставить брать глубже, сосать усерднее, растягивая лицо в смешной гримасе. Желать неведомым образом заставить Юру кончить под собой без рук, всего лишь тараня членом его распухшее горло.       Отабек смотрит, как ходит его член во рту Юры, раздражая уголки и блестя от слюны. Как старательно округляет тот напряжённые губы, без устали вбирая всё глубже. Такой шёлковый изнутри, с ума сойти. Мягкий язык обволакивает. Отабек ласково гладит Юру по втянутой персиковой щеке с ещё юношеским пушком и получает такой взгляд, словно он собирается отнять у ребёнка игрушку. Его маленький жадина.       Он цепляет угол рта пальцем, нарушая вакуум, и с дурацким звуком губы размыкаются, а Юра раскрывает их ещё шире, размазывая слюну на пол-лица. А потом делает что-то невозможное. Помогая себе рукой, умудряется высунуть язык и дотянуться им до яиц. Всего кончиком, но Отабек упирается головкой в сжатую глотку, и блядь, только бы не спустить сейчас. Волосы на затылке влажные, это чувствуется вцепившимися в них пальцами, Юра совсем не возражает и даже доволен. Ещё бы. Жмурится и пытается сотворить нечто на пределе своих возможностей. Это же Юра, он же всегда добивается лучших результатов во всём.       Он сдёргивает одной рукой с Отабека джинсы ниже и взвешивает в ладони тяжёлую мошонку. И тянется к ней ближе, силясь и её забрать в свой рот. Отабек сейчас точно отъедет от этих фокусов. А Юра даже не давится. Бросив попытки уместить во рту всего Отабека, он с удвоенной интенсивностью принимается двигать головой, сжимая губы и водя ими по покрасневшему стволу. И он совсем не против руки на своём затылке. И даже позволяет сжать в кулаке свои волосы и направлять себя, как нужно и хочется Отабеку. А нужно и хочется уже так, что он не отказался бы и от языка Юры чуть дальше по промежности…       Он уже чувствует, как подкатывают отголоски оргазма. Слепо пялится в потолок, потому что вниз смотреть — это ёбаный ад. Члена уже почти не чувствует, когда Юра на секунду прерывается, елозя разъезжающимися коленями по полу. Собственная головка зажата в кулаке. Губы тянутся обратно.       — Устал?       Юра мычит, чуть дёрнув головой в сторону и дрогнув ресницами. Может, и устал. Но не остановится, видно, настроен решительно. Проверить, насколько ещё его хватит. Юра бьёт собственные рекорды во всём. Отабек так сам скоро не выдержит. А отвлекаться не на что. В голове один Юра. Только Юра. Их первый поцелуй на банкете тайком, вкуса украденного шампанского. Первый петтинг, после которого пришлось быстрее бежать застирывать одежду. Первый оральный секс, ещё неумелый, с зубами и хихиканьем. И первый раз, когда Юра захотел попробовать принять в себя пальцы Отабека. Тот раз вполне мог закончиться дефлорацией, потому что Юра так хорошо уже и спокойно принимал в себя пару пальцев. А уж сколько раз Юра сам радовал Отабека своими сильными пальцами, языком и ртом. Да, член Отабека Юра любит и всячески провоцирует жаркими непристойностями, откуда только берущимися в этой голове. От невинности давно остались одни ошмётки. И очень скоро выясняется, насколько жаден и любопытен Юра в постели. Как чувственно умеет стонать в поцелуи и срываться на всхлипы от касаний под рёбрами. Как сажает влажные пятна на простыни, мокро и обильно кончая от грубой ласки или пальцев в своих волосах. Как плачет после нескольких оргазмов и прячет слёзы в уютном месте между шеей и плечом Отабека — не оторвать. И ведь не признается потом в этих слезах ни за что. А потом спокойно одевается и появляется на публике, принимая обычный свой лихой вид. Приличный для всех, хотя какие нахуй приличия, вы же помните. И берёт не опытом, откуда бы ему взяться? Но в постели не церемонится и вытворяет такое, что мозг выкипает наружу. Как сейчас.       Отабек уже собирается пощадить Юру. Слишком грязной оказывается его фантазия, воплощённая в реальность, и шансов продержаться уже нет ни у одного. Он не успевает ничего сказать, когда вместе со скрутившим его спазмом он чувствует, как требовательно Юра давит пальцем на его вход. Но даже этого оказывается достаточно, чтобы до пресловутых взрывающихся звёзд в башке сорваться в оргазм. Или это он затылком так сильно прикладывается? Неважно. Он чувствует, как сжимает Юрино горло его член, принимающее его всего без остатка. Чувствует горячий лоб, прижатый к его животу. А потом — как выскальзывает из этого горячего рта и сладко содрогается, прижимая Юру к себе…       Отабек приоткрывает глаза, услышав знакомый булькающий звук. Сил удивляться уже нет. Юра сидит на полу у стены напротив него, вытянув длинные ноги, и со сосредоточенным видом полощет рот его спермой, нацеженной пополам со слюной. Ловит его взгляд и смущённо замирает с надутой щекой. С усилием сглатывает целиком за один раз. Прочищает горло.       — Чего? Хорошее противовоспалительное средство, и вообще, полезно. — Голос хриплый. Челюсти у него смыкаются не до конца, губы натружены и воспалены. И речь ещё невнятнее.       Отабек фыркает. У него вообще конечности не двигаются. До кровати бы доползти.       — А ты у меня, значит, тихий извращенец, я не знал, — продолжает Юра насиловать свой речевой аппарат, осторожно двигая рукой нижнюю челюсть из стороны в сторону. — Так и не скажешь. Мне нравится.       — Станешь с тобой извращенцем, — усмехается Отабек, раскинув ноги и глядя, как подпинывает его стопу своей Юра.       — А я чё, — тот лыбится довольный, налакавшись семени. — Бля, утром ещё не так боялся, как сейчас, что челюсть вывернется. Кормил бы меня потом через трубочку.       — Как у тебя зуб?       — Норм, укол скоро совсем отойдёт, болеть будет, пиздец, — он морщится, трогая языком за щекой, а у Отабека опять встаёт. Он смотрит на вспоротое кадыком белое горло Юры, откинувшего голову назад на стену. На неприлично распухшие губы, на которые смотреть больно, а притронуться, наверное, вообще невозможно. Он поздно понимает, что Юра ему что-то говорит.       — А?       — Бэ. Чё расселся? — Юра пихает его в бедро и делает попытку подняться. — Мне пора принимать обезболивающее, ещё пока не запрещённое комитетом. Твой рот, пожалуй, сгодится. Заодно и моего лекарства попробуешь, м? Ты ничем не болеешь?       Тобой только если, думает Отабек, вставая и подавая руку чрезмерно словоохотливому Юре. Но вылечиваться от этого недуга даже не собирается. Разве что принимать в профилактических дозах*.