Останови пока не поздно Его спасти сейчас можно ещё Одна секунда
Бег по широким коридорам, вправо-влево, чтобы ног не чувствовать, чтобы жилы горели, будто углей под кожу засыпали. Бежать вперед, туда, где не горят безразличным светом лампы на потолке, где в полумраке лежит чье-то знакомое тело с чуть насмешливыми глазами цвета сухого льда. Как же хочется о них обжечься хоть раз еще, почувствовать, как занемеет инеем душа.По верёвке с селитрой, словно спичка Вспыхнет новая она И не вернётся никогда
Он бежит. Дверь, еще и еще, неужели нет конца этому лабиринту, ведь это не СТЭМ, не чертов больной разум, в который Себастьян с радостью бы падал снова и снова, влюблялся бы до дрожи, до боли в костяшках о прекрасное лицо, а тот смотрит насмешливо так, Себастьян от этого плавится, как свеча погребальная на могиле нормальной жизни.И ничего не скроешь Она готова, но что же ты зассал Билеты рвёшь на пол пути Типа ты не знал
Лично убивать всех монстров его. Руками, захватить, разорвать, сжечь, изничтожить до пепла, пепла, которым он пах, еле ощутимо оседал на губах, проникал в легкие, таял в конце бесконечных коридоров, не поймать не удержать в руках. В горле пересохло, кровь в ушах бьет в набат. Как же тут жарко.Теперь беги И чувствуй, как рвётся что-то в груди Каждый скрип тормозов превращается в крик В его голове держи и…
Себастьян бежит. Спотыкается, что-то мелькает по сторонам, но зрение не фиксирует, или это мозг уже не работает? Черт бы с ним, ухватить бы только, удержать жженый край белого савана воспоминаний, притянуть, почувствовать в руках чье-то живое, теплое, и снова, и снова, по шее вниз, по орнаменту пламени на его коже.Не отпускай его Не отпускай его Пусть он узнает всё Но не отпускай
Нет, он успеет, должен успеть, пусть даже легкие, объятые пламенем, сгорят в нем, живом еще от страсти ли, страха. В горле ком, последняя дверь серая, крепкая, но ему сейчас все равно, пусть перед ним хоть скала. В замок летят пули: одна, две, три и дальше.Туши запал Никто из вас не знал Что это будет такой скользкий путь Не приобрёл ничего, но всё уже потерял
Ворваться в помещение, холодный свет и жужжание приборов, чертова СТЭМ, а в центре... Сердце замирает, Себастьян смотрит неотрывно на фигуру над. Над его болью, кошмарами, его разумом и сердцем, над тонкими пальцами и насмешливыми глазами. Над кнопкой отключения. Пуля одна, а летит так долго, так бесконечно долго, Себастьян про себя уже состарился и умер, пока та пронзает плоть, точно, удивительно точно он выстрелил, хотя перед глазами все плывет и вспыхивает, как бледные щеки от слов болезненно-искренних.Мышцы рвёт из ног беги Пока я не дошёл до последней строки Найди Его мечты
Чудовище повержено, принцесса спасена, но что же теперь? Писк, свет резко выключается, выключается сердце Себастьяна в миг сгорая, только от напряжения гудят патроны. СТЭМ гаснет, умирает, унося с собой сознание, такое родное, наполненное запахом пыли и ладана, еле уловимый силуэт в темноте, светлый такой в вихре из тьмы и ужаса.Тихо тают огни Один за одним И ты поймёшь, что упустил И кончится жизнь
В темноте не слышно слез, не видно души, которая крошится на множество кусков сухого льда. В темноте он все еще жив, все еще не. Внезапно шорох, надежду так просто разбудить, даже если пал в бездну, выдернуть, встряхнуть со дна. Запасной генератор тихо шуршит, успели ли? Глаз открывать не хочется, ноги — две глыбы гранитные. Себастьян не хочет видеть, но в темноте все так напоминает о нем, что память чертова невыносимо давит из глаз влагу.Не отпускай его Не отпускай его Пусть он узнает всё Но не отпускай
Он смотрит. Полумрак, все на питание машины чертовой, рука в черном, строгом у рычага аварийного питания, на тонких губах белого мрамора усмешка, будто понимает все. Галстук как пятно от крови, или это пуля там пробила живое, каплями забирает теперь жизнь. — Не отпускай его, — странный хрип, нежный, приподнимается над ним, смотрит долго так, почти что влюбленно, каплет на белые бинты своим галстуком, сеет алые цветки на тонкие пальцы, на губы, что-то пищит и пальцы по сенсору порхают, как бабочки ядовитые. Зеленый огонек и звук упавшего тела, Себастьян смотрит не в силах встать. Больно и петь хочется одновременно. Душа, разбитая, брошенная в огонь и родившаяся на пепелище от слов врага лютого. А вышло так, что врага ли? Подходит к борту, заглядывает. Он морщится, хрустальные веки дрожат, распахиваются и льдинки под ними опаляют Себастьяна до костей, до оголенных нервов. Не отпустит, никогда больше не выпустит, не потеряет. А большего и не надо.