Старость.

Маленький дряхлый домик на краю леса. Белая краска начала сереть и слазить со временем, по стенам пошли трещины. Черепица крыши была неустойчива, некоторые её частички отломились и упали на землю. Оконные деревянные рамы казалось вот-вот с треском разлетятся, если ещё раз попробовать открыть окна, впуская в прохладное и без того помещение свежий воздух. Стекло покрылось чёрными точками. Старички-деревья вокруг совсем зачахли. Их унылые голые ветви грустно свисали с когда-то молодых стволов. Завывал ветер. Холодный и избалованный гулял по поверхности сырой земли, поднимая опавшие листья в воздух, играя с ними в небе и опуская обратно. На серых корявых ветвях сидели вороны. Жадные, злобные. Наблюдали за каждым движением, что происходило вокруг. Крутили своими большими грубыми клювами в поисках еды. Моросил лёгкий, неприятный дождь, осыпая влажную землю кристалликами небесной воды. Внутри домика было пыльно, грязно. Углы потолка покрылись паутиной. Старый граммофон утерял свой блеск, непрочитанные книги одиноко валялись на высоком деревянном столе с когда-то белоснежной скатертью, которая стала желтоватой и мятой. Тихо и жалобно скрипело кресло-качалка, повторяя движение маятника. На серый осенний пейзаж сквозь чёрные пятна на стекле смотрела старушка. Казалось, она вот-вот распадётся, как и её жалкий домик. До того она была немощна, дряхла, слаба и.. стара. Её в былом ясные бирюзовые глаза, цвета морских волн, утратили свою яркость, в них угасла искра молодости, силы. Тонкая бледная линия губ, покрывшаяся трещинками, дрожала. Алого румянца на щеках и след простыл. А кожа покрылась морщинами и стала похожа на кору старого дерева. Седые волосы, словно жёсткие белые нити, отдавали серебряным блеском. Пустой взор пожилой женщины был устремлён в окно, она рассматривала уже изученный до мельчайших деталей пейзаж. Её слабенькие морщинистые руки бережно гладили голову пса, которая покорно лежала у неё на коленях. Он жалел старушку каждый день, хотя и сам уже был стар и чувствовал приближение своего конца. - Скоро, Ларчи, потерпи ещё немного... - шептала женщина собаке каждый день и животное, доверяя и повинуясь, ждало. Утрачена молодость, всё, что было дано ей в самом начале, все шансы, которые преподносила ей судьба. Всё ушло впустую, вся жизнь пролетела, как задорный, но бессмысленный фильм. Одиночество. Всё, что осталось - это умирать от тоски. Просто существовать во вселенной, когда никто даже не знает, что ты есть, что ты живёшь. И никому нет дела. Но тут нет ничьей вины. Мелькали незаметно мгновения, секунды, минуты, часы, дни... Целые десятилетия уносились в прошлое безвозвратно. Во времени растворились люди. Во времени растворилась карьера. И ничего не осталось. И теперь она одна. Со старым псом и сломанным граммофоном. - Эх, Ларчи... - тихо вздохнула старушка, - Всё закончилось так быстро, - она говорила это каждый день. Говорила о том, как жалеет, как ей хотелось бы вернуть свою молодость, свою красоту, юность тела и духа. Поздно, - Я каюсь. Этому миру я не принесла ничего. Всё так резко изменилось. Знаешь, я поняла, что никогда не жила. Никогда я не была живой.. И, возможно, сердце моё забилось только сейчас, но уже всё утрачено... - её хриплый голос срывался и дрожал. Тик-так... Глухо раздвалось тиканье часов. Тик-так. Тик-так... - Совсем скоро.. - тут слова её оборвались. Женщина медленно поднялась с кресла, скрип его моментально прекратился. Она осмотрелась, вздрогнула, подбежала к двери и широко распахнула её. Собака удивлённо наблюдала за хозяйкой, потом тоже сорвалась с места и последовала за ней. Женщина широко расставила руки, поднимая бледно-бирюзовые глаза к небу. Ветер развил её седую косу, трепал серебряные волосы, целовал ледяными губами её потерявшие цвет щёки. - Я молода! - закричала старуха в полный голос. Она засмеялась, кружась на месте и всё так же протягивая руки к небу, - Я живу! Живу! Ларчи прыгал вокруг неё, высунув язык, словно щенок, гонялся за хвостом, пытался поймать пролетающие мимо листья зубами. А пожилая женщина всё кружила в одиноком вальсе, смеясь, хохоча, что есть мочи. И старческая немощь покинула её, и юношеская лёгкость наполнила её тело! Так умирала эта старушка, сидя в кресле, гладя своего, уже не дышащего, пса. - Мой хороший Ларчи, я жива...