Помочь жить (remake)

Начинающему музыкальному коллективу, состоящему из нескольких молодых целеустремлённых ребят, похоже, с самого начала было уготовано большое и светлое будущее, до краёв наполненное славой, деньгами, приличной выпивкой и толпой миловидных поклонниц. По крайней мере, об этом постоянно твердил барабанщик. Ну… ладно, у лидера группы на первом месте были бескрайние горизонты, усыпанные новыми песнями, творчеством, музыкой, бессонными ночами на репетициях перед концертами и прочее, прочее, прочее, что обязательно должно быть… - …на втором месте после хорошеньких девочек и дорогой выпивки, - в очередной раз продолжил мысль гитарист, перебив лидера. Самодовольно ухмыльнувшись в сторону ответной ругани, он поставил недопитую банку дешёвого пива на край сцены, откинул с глаз изрядно отросшие чёрные волосы и принялся самозабвенно возиться с гитарой в ожидании очередного кандидата на почётную роль у микрофона. Как и многие ребята, следившие за творчеством молодой группы, Таканори знал наизусть каждую песню. По-правде говоря, не специально, просто тексты и музыка всегда получались приятными на слух и запоминающимися. А может, звучали отовсюду, ведь ради продвижения музыканты бесплатно раздавали диски со своими записями, пробивались с выступлениями даже туда, откуда их поначалу гнали взашей, и цитировали собственные песни краской поверх гаражей и заборов. Последнее, впрочем, категорически не одобрял барабанщик, зато считал необходимым басист. Крохотный клуб, открывающий двери для посетителей только по случаю какого-нибудь небольшого концерта, находился, к счастью для Таканори, практически в шаговой доступности от съёмной квартиры. Шёл третий день с тех пор, как парня по-тихому уволили с работы за его… особенность, поэтому деньги на общественный транспорт пока лучше не тратить. В очередной раз написав заявление «по собственному желанию» и оставшись без заработка, Таканори с удивлением осознал, что продержался на одном месте целых два с половиной месяца. Воистину чудо, что ж. Даже если его всё-таки примут на роль вокалиста, никто не в силах пообещать, что парень продержится в группе дольше недели, ну, или… тех же двух с половиной месяцев… при более-менее благоприятных обстоятельствах… А может, уже во время прослушивания произойдёт кое-что нехорошее, собственно, поэтому Таканори намеренно отправился в клуб не к самому началу, а так, чтобы оказаться в числе последних кандидатов. Приближаясь к дверям, парень заметил молодого человека с сигаретой во рту, задумчиво чиркающего зажигалкой, что никак не сочеталось с подкачанной фигурой и здоровым цветом лица. «Наверное, перенервничал», – подумал Таканори и тут же ощутил желание стрельнуть сигаретку. - Ты на прослушивание? – искренне участливая интонация заставила молодого человека отвлечься от глубоких раздумий. – Там ещё кто-нибудь есть? - Сказали, что позвонят. Иными словами, «вали и забудь», – спокойно ответив, он потушил сигарету о стену и метко швырнул её в мусорку. – Кроме них, там больше никого нет. Советую поторопиться, если не передумал ещё. Последний кандидат… Значит, всех остальных они так же отшили… Что ж, с одной стороны, такая ситуация давала Таканори явные преимущества в виде отсутствия конкурентов, а с другой – колотила дрожью где-то в районе коленей. Ещё полминуты парень смотрел вслед случайному собеседнику, понимая, что шансы исполнить мечту конкретно сегодня устремились к нулю, подобно той недокуренной сигарете, улетающей в мусорку. Впервые за долгое время Таканори засомневался не только в собственном голосе, но ещё и в росте, внешнем виде, одежде… уф… сейчас или никогда. Если рассудить здраво, то не могли они так быстро разобраться со всеми желающими, коих, наверняка, было немало. Несмотря на то, что сказал курящий спортсмен, Таканори всё же ожидал увидеть в клубе чуть больше, чем ноль человек. - Ну, блин, ещё один. Там очереди, случайно, за дверью не имеется? – недовольный голос прозвучал настолько внезапно, что парень вздрогнул и резко повернулся всем телом в сторону источника звука. На потёртом, изрядно продавленном диване сидели четверо молодых людей. Красивые, как на подбор. По крайней мере, закомплексованному на тот момент Таканори показалось именно так. А шансы, тем временем, уже вовсю бороздили просторы диапазона отрицательных чисел. - Не имеется, я… я вроде последний, – негромкий ответ оказался, похоже, излишне негромким. - Что ты там мямлишь? – переспросил всё тот же голос. Принадлежал он парню с чёрной гривой по плечи, которая когда-то представляла из себя стрижку, но теперь не совсем аккуратно обросла и уже явно мешалась своему обладателю. Одежду он подбирал, похоже, в тон волосам. – Зовут как? - Таканори. Можно просто Руки. Ну, Руки – прозвище моё. Интонация стала увереннее, вот так вот, отлично, и спину ровнее держать. Не съедят ведь. Наверное. - Койю, можно просто Уруха. Уруха – прозвище моё, - ни разу не взглянув в сторону новенького, отрешённо и бесцветно отозвался второй музыкант, всё это время трогательно обнимавший гитару. - Очень приятно, – Таканори расплылся в глуповатой улыбке, искренне веруя в то, что хорошие отношения начинаются с дружественного приветствия. - Петь умеешь? – всё так же сухо задал вопрос черногривый. Чтобы произвести на него впечатление, улыбки, видимо, мало, даже если она каким-то чудом выйдет за пределы лица. - Если бы не умел, меня бы здесь не было, так? – вторя сухому, невозмутимому тону, отозвался молодой человек. Он толком не знал, как вести себя в обществе людей, которых хоть и немного, но всё же затронула слава. По каким критериям они выбирают вокалиста? Чем их не устроил предыдущий? Или он сам отказался с ними работать? А почему? - Проверим, что ли. На сцену, – так и не дождавшись какой-либо реакции со стороны коллег, черногривый решил взять на себя роль массовика-затейника. А может, и нет. Судя по тому, как смотрел на Таканори тот парень с кое-как покрашенными в каштановый цвет волосами, который сел за барабанную стойку, решил всё именно он. Причём за всех. - Песни наши знаешь? Или для тебя индивидуально что-то сыграть? – дабы отмести от себя соблазн ответить грубо, Таканори сосредоточился на пирсинге в губе черногривого. - Знаю, конечно, – невозмутимый тон, отлично, так держать. – Все знаю. Начните играть любую, и я тут же запою. Вроде смешного ничего не сказал, однако все четверо, как по команде, взорвались хохотом. Даже тот, что доселе не проявлял ни единого признака эмоциональности. Уруха или как там его… Эй, им реально необходим вокалист, или это шутка такая? «Хм… А, нет, не все», – парень обратил внимание на стройного блондина, который, усмехнувшись единожды, тут же взял себя в руки и принялся молча ковырять струну бас-гитары, не глядя на остальных. Его прозвище Таканори запомнил с первого раза, когда впервые попал на концерт. Может, звучит это прозвище классно, а может, дело в самом басисте, точнее, в странной повязке у него на носу. Ну, или в той глупой школьнице, которая, оголив грудь, рванула на сцену и чуть не повалила своего кумира с ног. Тот, конечно, успел увернуться, от ужаса чуть ли не слившись воедино с бас-гитарой, а вот школьнице, наверное, предстояла суровая беседа с родителями за порванную футболку и алкогольное опьянение. - Короче, играем то же, что играли с остальными. Давайте заканчивать уже, достало, - командный голос отбил забавные воспоминания и заставил сосредоточиться. Коленки уже не дрожали, это прекрасно. «А, нет, показалось. Дрожат». Значит, претендентов было, и впрямь, побольше одного. Значит, с ними действительно расквитались так быстро… Одна из любимейших песен… Пожалуй, ничто не придаёт столь много уверенности. Запев, Таканори почувствовал себя, что называется, «как дома». Мечтая прикоснуться к миру музыки, будучи в составе какого-нибудь коллектива, парень считал вокал намного больше, чем просто работой. Для него слово «петь» являлось непосредственным синонимом таких понятий, как «жить», «проживать каждое слово, будто оно только что приключилось с тобой», «вкладывать в голос всю полноту эмоций и получать их обратной волной от зрителей». Зрителей сейчас не было. И не беда, ведь парню казалось, что он поёт перед полным залом. Пожалуй, им двигало не желание понравиться группе, а жажда получить ту самую эмоциональную волну, пускай и воображаемую. Всего лишь прослушивание… Которое, к тому же, вряд ли закончится единогласным «Берём!», но, боже… словно целая жизнь в четыре куплета… Музыка стихла. Таканори невольно зажмурился, но всё же нашёл в себе силы обернуться и посмотреть на присутствующих в поиске какой-нибудь однозначной реакции. Молчание казалось невыносимым. - Мы тебе позвоним, – нарушил тишину самый дерзкий. Предсказуемо, что ж… - Хорошо, буду ждать, – парень сделал вид, что не понял подтекста «вали и забудь», и, лучезарно улыбнувшись, направился обратно к дверям. Не успев их открыть, он кое-что вспомнил, – Ребят… я тут… стихи, в общем, пишу. Тексты песен, наброски куплетов и всё такое. Если заинтересует… вот, – Таканори так переволновался, а затем увлёкся той песней, что, стоя на сцене, перестал ощущать тяжесть сумки, набитой тетрадями. Черногривый никоим образом не пытался скрыть, что внезапное появление чужих текстов неимоверно обременяет его жизнь, однако о вежливости, похоже, был немножко наслышан, поэтому принял у Таканори всю стопку и вручил её басисту. Тот, вполне возможно, уже через час отправит рукописное творчество в мусорку, но сейчас-то, открыв первую тетрадь наугад… «С таким неподдельным интересом читает...» Выходя на улицу, парень краем уха расслышал нервный разговор гитариста и барабанщика. - Знаешь, когда мы такими темпами нового вокалиста найдём? Никогда! - Он мне не нравится! - Как и все остальные, Аой, мать твою! *** Группа в интервью для журнала «J-Rock Magazine». Одиннадцать месяцев спустя. Аой: «Не сказать, что я был настроен враждебно… Но с предыдущим вокалистом меня связывали некие… отношения, поэтому, чего уж таить, я не хотел видеть на его месте кого-то другого. Поэтому я старался гнать прочь всех претендентов, выискивая или выдумывая те или иные недостатки, что, разумеется, оборачивалось недовольством со стороны остальных участников группы. И Таканори ждала бы та же самая участь, что и всех, кого я прогнал». Корреспондент «J-Rock Magazine»: «Но что же помешало вам сделать это?» Аой (после непродолжительного молчания): «Я не знаю».