light

Люди редко светились. Джу стерла с лица липкую паутину чужих ощущений и образов, привалилась к влажному фонарному столбу. Холодало. Сил куда-либо идти не было, только малодушное желание упасть прямо здесь, на землю, развалиться на сыром асфальте на части и больше никогда не двигаться. Тяжело было удержаться от соблазна хотя бы просто присесть, но Джу продолжала оставаться на ногах из чистого упрямства. Болотного цвета глаза резко распахнулись. Судорожный вдох через силу — болезненно, но необходимо — наполнил легкие воздухом, и в замутненном взгляде появились первые искорки осмысления. Каждый раз как первый. Каждый раз как последний. Джу сделала еще один вдох, не рассчитала время для следующего выдоха и закашлялась. Слезились глаза, раскаленный обруч впивался в ребра, легкие нещадно жгло. Она прижалась затылком к прохладному металлу столба и медленно сползла вниз. Под крепко зажмуренными веками клубилась тьма, накрапывающий дождь заглядывал за капюшон, ледяные капли стекали за шиворот. Возвращаться не хотелось. Возвращаться не имело смысла. Джу распахнула глаза, подавшись вперед, пытаясь поймать что-то непослушной еще рукой, но пальцы ухватили лишь пустоту, ничего осязаемого. Темнота под веками не сильно отличалась от темноты снаружи. Разве что скалилась куда более издевательски. С каждым днем темнело все раньше. Джу запрокинула голову, капли забарабанили по лицу: щекам, глазам, лбу. По губам растеклись отдающие горечью дождевые капли, мысли постепенно выстраивались в ряд, сознание прояснялось. Вместе с этим навалилась усталость, будто накрыла пуховым одеялом, обняла ласково за плечи, рухнула непомерной тяжестью сверху, придавив к земле — не оставив ни шанса на победу, ни надежды на спасение. Пальцы зашарили вокруг в поисках поддержки — царапали мокрый асфальт до стертых подушечек, а где-то вдалеке маячили вечерние огни фонарей и неоновых вывесок. Джу усилием воли заставила себя прекратить истязание и снова прикрыла глаза. В голове было ясно, если отбросить в сторону пелену смертельной усталости, и она сосредоточилась на этом ощущении, полностью обратилась в слух. Дыхание мира говорило чертовски много, стоило вслушаться чуть больше, внимательнее, заглянуть немного дальше позволенного: за мелодию барабанящего по земле дождя, за шепот деревьев и шелест жухлой листвы, за электрический гул проводов над головой и отголоски прикосновений ночных огней. За бетонные монолиты домов, скатерти идеальных дорог и людской смех. Ни с чем несравнимое чувство: будто ты паришь над облаками, рассекая воздух, вне себя от восторга, и ныряешь с высокого утеса в бушующее море, вода которого обволакивает тебя целиком и полностью, будто смеешься до слез, соль которых нещадно жжет тебе глаза и щеки, и колик и рыдаешь до хрипов, раздирающих горло. Будто все делится на до и после, на здесь и там. Будто между тобой прежним и тобой настоящим проходит огромная трещина. Будто мать целует тебя в лоб, нежно и ласково, и ты чувствуешь себя в самом безопасном месте на этой планете, а друг вонзает нож в спину, подло и зло, и земля уходит из-под ног из-за малодушия дорогого тебе человека. Джу открыла глаза, вынырнув из туманности, дыхание сбилось, и она судорожно хватала воздух ртом, шаря по ребристой поверхности асфальта израненными руками, саднящими пальцами, явственно ощущая каждый миллиметр содранной кожи. Больше всего на свете Джу ненавидела этот момент — эти спутанные мысли, из клубка которых не вытащить ни одной конкретной и явной, липкой паутины обрывочных осознаний, обрушивающихся на работающий на пределе организм, перемешанные чувства, лавиной накатывающие на сознание, заставляющие захлебываться от переизбытка эмоций. Каждый раз она платила полную цену. Темнота перестала быть абсолютной, раздробившись на множество оттенков, и Джу разглядела знакомые очертания парка, голые ветви деревьев, телефонную будку, покосившиеся скамейки. Не горели фонари, не бились поблизости человеческие сердца, рядом не было ни опасности, ни тепла. Джу схватилась за скользкий металл столба, силясь подняться — пальцы обжигало болью, тело казалось каким-то чужим, незнакомым. Непослушным. Выпрямившись в полный рост, Джу прищурилась, прежде чем сделать шаг вперед. Глаза закололо, радужка блеснула золотым на мгновение, и к Джу наконец окончательно вернулось зрение. Телефонная будка вспыхнула ярким, свет сочился из-за стекла, из каждой возможной трещинки и щели. Джу замерла на мгновение, огладив будку взглядом, и продолжила путь. Люди редко светились. Ощущались постоянно, мельтешащие повсюду, они мешали сосредотачиваться, сбивали с толку биением сердца, дыханием, пульсом, но светились — практически никогда. В отличие от окружающих Джу вещей. Люди редко светились. Каждая десятая вещь, из сотен тысяч встречающихся на пути Джу каждый день — пылала ярким светом.