Self-harm

- Ирэн! Да елки-палки, ты скоро там? – в голосе молодого парня проскальзывают нетерпеливые нотки. Аж саму раздражать начинает собственная медлительность. - Нет, сейчас выхожу, - морщусь, разглядывая покалеченное запястье. Какая-то странная эстетика у моей души – видеть прекрасное в том, от чего кровь стынет…       …Не могу перестать делать это с завидной периодичностью. Лезвие как зачарованное – само оказывается в руках, не успеешь и глазом моргнуть. Больно было лишь первые пару раз, а потом даже забавно. Смотришь на порезы, а в голове единственная мысль – кровь слишком красивая. Багровая. Стекает медленно по запястью, животу, верхней части бедра. Кажется, в последнее время я даже чувствую ее запах. А если слизнуть капельку – так вкус металла на языке. Солёная. Интересно, когда я сделаю это окончательно и бесповоротно, когда смогу вывести на руках финальную тонкую красную нить? Вопрос быстротечного времени. Когда только я успела потерять себя? Помниться, в октябре. В принципе, когда все только и началось, но уже ровно через год ты – не ты. Тебя больше нет. Часто смотрю в зеркало лишь для того, чтобы узнать у девушки в отражении, кто она такая. Бледная, с чёрными волосами и фиолетовыми синяками под глазами. Мама иногда говорит, что по моим венам совсем не бежит кровь, потому как цвет кожи чуть ли ни белый. Беру лезвие, делаю аккуратный надрез на руке – врет мама, рана кровоточит. Значит, еще живу. «Самая главная проблема – общение, я иногда не знал и не понимал, о чем с тобой говорить. Ты постоянно в своем мире, и было трудно тебя оттуда вырвать. А в остальном – всё норм». А остальное – это когда мы виделись раз в месяц на пару часов, или когда я ждала тебя сутками у окна, а ты, прикрываясь днём рождения отца, выгуливал девиц за ручку в нашем парке? Бесконечные слова ни о чём, безмерные обещания и снисхождение во взгляде. Это все ты – человек, который был всем. Остальное, в твоем понимании, это секс без обязательств, это – боязнь притронуться к тебе, это – просить у тебя разрешение на поцелуй. Любовь странная вещь, приходится довольствоваться малым. Помешательство на тебе в тот момент дошло до точки кипения. Ты вроде и понимаешь, что сходишь с ума, но продолжаешь грезить о светлом будущем, о великом счастье. А потом ты просто ушел. Слезами, выплаканными о тебе, можно было наполнить мировые океаны, словами, недосказанными тебе, начеркать миллиарды книг. Психологи, разговоры, помощь, таблетки. Сидишь по ночам, смотришь в стену и чувствуешь себя виноватым во всем. От хороших людей же не уходят, правда? А потом выход нашелся сам собой. Спустя пару недель после того, как я смотрела тебе в спину, а ты шел к ней. Просто появился он. Селфхарм. Стало намного легче, так, как никогда за всю жизнь не было. Концентрация на физическом наказании на пару минут затмевает всё, а потом саднит еще пару недель, напоминает о себе. Это стало весело. Встречать тебя после стало уже делом привычным. Как же я тебя ненавижу, спустя полгода я все еще тебя ненавижу, я все еще тебя… * * * - Собственно, сегодня я намерен остаться дома. Может, приглашу кого-то в гости… - Алек задумчиво потер подбородок, уносясь в свои мысли. - Даже не вздумай, - чувствую, куда клонит этот парень. Наверняка придется вечером выталкивать из дома очередную размалеванную девицу, которую брюнет позовет «смотреть фильм». Как же иногда бесит это. - Да ладно тебе, ты чего? Я же человек, парень, взрослый, между прочим, у меня есть потребности и все такое, - друг переводит на меня взгляд, пытаясь состроить щенячьи глазки. Пф, наивный, таким меня не возьмешь. - Нет, нет и нет. Вот как только закончится ремонт в моей квартире, я прилечу к тебе и радостно выкрикну: «Александр, я го на хом», тогда хоть всю армию своих фанаток зови, а так нет. Не могу терпеть этих куриц. Как ты вообще можешь трахать то, что по интеллекту не отличается от кухонного стола? – понемногу начинаю закипать, продолжая вертеть в руках десертную ложку. - Ой, это всего лишь секс, без разницы, что у нее в голове, я же не атомный реактор собираюсь с ней строить, - отмахнулся парень, давая понять, что другого ответа я от него не дождусь. Ну что ж, дело его. - Прошу тебя, Алек, у меня сегодня адский день, я не настроена еще и на скандалы дома, - устало прикрываю глаза. Голова начинает гудеть, хотя и проснулась я около часа назад. Постоянные головные боли – вещь просто убийственная, тошнит уже от этого. Парень резко поддается вперед, накрывая мою руку ладонью. - Хорошо, хорошо, милая, я понял, никаких девушек, - брюнет примирительно поглаживает мои пальцы, а я отмечаю, что он чертовски горячий. Или это у меня опять такое ощущение из-за того, что пальцы постоянно ледяные? - Мне и твоих друзей хватает, что ежедневно ошиваются здесь. У них что, дома своего нет? Ты дружишь с бомжами? – продолжаю действовать ему на нервы и дальше, однако его это даже веселит, вон как улыбается. - Нет-нет, дом у них есть, просто им нравится смотреть на то, как ты в рубашке варишь себе кофе по утрам, - хитро прищурился парень. - И вечерам, и дням, и ночам. Они же здесь постоянно! Сутки напролет! Уму непостижимо… - откидываюсь на спинку стула, недовольно косясь на Алека. Что-то уж больно он сегодня в хорошем настроении, аж раздражает. - Все, прекрати скулить и собирайся на пары. Может, поговоришь хоть с кем-то и станешь немножко счастливее, - брюнет медленно встает и потягивается, разминая затекшие мышцы спины. Невольно отмечаю, что друг не зря пропадает на тренировках столько времени. Ухмыляюсь, продолжая следить за ним. Высокий, статный брюнет с широкими плечами и бесподобной улыбкой. Сколько же мы с ним знакомы? Так, мне сейчас 21, значит лет этак… 50? 70? Может, мы были знакомы с ним до рождения, в прошлой жизни, если она существовала? Сколько помню себя, я всегда находилась рядом с ним. Детский сад, школа, университет… Хоть парень и старше меня на пару лет, о чем постоянно пытается напомнить, но он всегда был рядом. Конечно, наши семьи дружат уже не один десяток лет, вот и нам привили «любовь» друг к другу. А вообще, до сих пор не могу понять, как столько лет я терплю этого самовлюбленного, самоуверенного, до неприличия умного волейболиста, у которого периодами просыпается мания величия. Видимо, и сама такая, только со знаком минус во всем. Вот и ладим поэтому. - Земля вызывает Ирину! Приём! – замечаю, что Алек уже стоит напротив, активно размахивая руками перед моим лицом. - Да прекрати уже маячить, у меня психоз начнется сейчас, - морщусь, ударяя его по запястьям. Опять выпала из реальности. - О чём задумалась? – парень с интересом уставился на меня. - О тебе, - врать я ему никогда не могла, потому как видел он меня насквозь. - Да неужели? До тебя дошло, что я тот единственный, который тебе нужен? – губы брюнета расползлись в ехидной улыбке. Вот же жук, все опять на себя переворачивает. - О господи, да когда ж до тебя дойдет, что я тебя в подобном ключе никогда и рассмотреть не смогу, - закатываю глаза, уж больно утомляют подобные шутки с его стороны. - Ой, не зарекайся, кроха, жизнь – это такая штука, - щелкнув меня по носу, Алек со звонким смехом пулей вылетел с кухни. Иногда пытаюсь понять, откуда у него столько энергии, но парень упорно молчит, списывая все на генетику и счастливое стечение звезд на небе в день его рождения.       …Поход в университет как всегда не принес ничего веселого в мою жизнь. Было не по-детски страшно оказаться среди огромной толпы высоких дядь и тёть, у которых морды были уж дохера счастливые. Бесят, твари. Радуются, смеются, а мне умереть хочется. Оказаться дома хочется, в своей постели, под одеялом с кружкой кофе в руках. И больше ничего.       Кое-как отсидев положенное время в стенах мега-ПТУ, лечу домой со скоростью пули к самому любимому мужчине в мире - к Адольфу. Выкупила я это плюшевое британское чудо с пушистым хвостом на одном сайте, где семейная пара отдавала его за копейки в связи с переездом в другую страну. В честь кого они назвали кота, мне так и не удалось выяснить, но из песни слов не выкинешь. Помню, как Алек долго хохотал с того, что в моей квартире поселился немецкий захватчик, а Адя лишь недовольно прижимал ушки да махал хвостом на такие обращения. После того, как я решила затеять капитальный ремонт на своей жилплощади, кот вместе с моими вещами перекочевал на этаж выше – к Александру, который был безмерно рад видеть плюшевое создание. Не знаю почему, но они любили друг друга какой-то маниакальной любовью – брюнет часто тискал кота до такой степени, что тот начинал истошно пищать, ломясь ко мне на руки в поисках защиты. Алек всегда говорил, что именно так и выглядела капитуляция Германии в 45-ом году. Но уживались мы все втроем в трехкомнатной квартире парня довольно просто. Переступив порог квартиры, краем уха улавливаю разговор со стороны кухни. Алек не один, явно народа в комнате много, радует лишь то, что голоса мужские. - Александр, я дома! – кричу неизвестно кому, надеясь, что меня услышали. Голоса на кухне притихли на пару секунд, а потом зазвучали с двойной скоростью. - Иди сюда, я хочу тебя кое с кем познакомить, - Алек весело щебечет мне с комнаты. Плетусь к ним, готовясь в очередной раз встречать «нового друга» общительного парня. Не успеваю бросить взгляд на гостей и поприветствовать их, как натыкаюсь на темноволосого парня с зелёными глазами. Впадаю во вселенский ступор и не могу понять – это что, шутка такая? Кто-то решил проверить свое остроумие на мне? Что вообще здесь происходит? Антон смотрит на меня пристально. Кривит губы в усмешке, щурится. А я не знаю, что и делать. Чувствую, как голова начинает адски болеть, а тошнота подступает к горлу. Опять? Опять по всем кругам ада пройтись? Зачем? Я же только научилась дышать. Зачем, Антон? Руки начинают мелко подрагивать, появляется навязчивое ощущение взять что-то острое и отпилить их. Лезвие. Мне нужно лезвие. Это же все понарошку, правда? Его нет здесь, его нет в этом доме, городе, стране, мире? Но Антон продолжает рассматривать меня, как он делал это обычно. Раздевал меня и просто смотрел. Пристально так, пробираясь глазами в самую душу. Говорил, что я красивая, и что достойна того, чтобы на меня смотреть. - Ирина, познакомься, это Антон, одногруппник мой. Мы с ним вместе на тренировки ходим. Я его давно в гости приглашал, а он только соизволил, ну что за человек? – Александр щебечет мне на ухо, заливаясь соловьем, а я чувствую, как немеют щеки. Мне срочно надо выйти отсюда. - Извини, но меня сейчас стошнит, - отталкиваю парня в сторону и бегу в туалет. Обниматься с унитазом стало моим любимым занятием, хотя я уже и забыла, какого это. А теперь вспомнила. Выворачивало меня не по-детски, хотя кроме кофе в мой рацион сегодня не вошло ничего. Складывалось ощущение, что тело просто хочет выдавить из себя все, включая память, что хранила события полугодовалой давности. Просидев достаточно длительное время на холодном кафеле, я почувствовала, что ноги просто заледенели. Перебравшись в ванную, я наспех умылась холодной водой, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Вакуум, что творился в голове, казалось, перебрался на все вокруг. Что делать дальше со всем этим я не представляла, однако понимала, что вечно прятаться здесь не смогу, Алек рано или поздно выбьет дверь, потому как хорошо осведомлен о моих суицидальных замашках.       Пару раз он залетал в ванную именно в тот момент, когда я почти теряла сознание от потери крови. Почему- то именно тогда я отмечала то, как он смотрел на меня. Стеклянный, пустой взгляд, что был прикован к моим рукам, не выражал абсолютно ничего. Ни шока, ни злости, ни удивления, ни ужаса, ни жалости. Ни. Че. Го. После я часто спрашивала себя, почему мой друг, фактически старший брат, так нейтрально спускает мне все это, не пытается поговорить, или втемяшить то, что я конченный идиот. Но он просто всегда молчал. Брал мои руки, уверенными движениями смывал с них кровь, туго перетягивал порезы бинтами и вызывал скорую. Когда я возвращалась через пару дней из больницы, он просто ходил задумчивый, пытаясь лишний раз не пересекаться со мной в квартире. Один раз я все-таки закатила ему скандал, пытаясь выяснить, почему он молчит, на что он ответил без единой эмоции: «Хочешь умереть – пожалуйста, только не в моем доме. И подумай о том, что твоя мать этого не переживет». После этого я немного успокоилась, да и психиатр выписал некоторые препараты, которые немного сдерживали порывы. Когда же я засиживалась в ванной чуть дольше обычного, Алек просто бесцеремонно выбивал дверь, смотрел на меня, бормотал что-то вроде: «Слава богу, она умнеет» и уходил отрываться с очередной пассией. А еще он часто осматривал мои руки. В магазине, в университете при преподавателях, в общественном транспорте он просто закатывал рукава на кофтах и пристально вглядывался в кожу на запястьях. Он думает, что резать себя можно только на руках. Наивный. Я честно пытаюсь не раздражать его этим, поэтому такие рецидивы начали происходить в моей голове реже. Вот только сегодня захотелось опять раскроить себе предплечья, причем настолько, чтобы уже наверняка. Собравшись с мыслями, я все-таки решила покинуть временное убежище. В квартире было непривычно тихо. Странно, даже Адольф не пищит, значит, брюнет явно не в комнате. Тихонечко пробираюсь на балкон в надежде выкурить пару сигарет и застаю там друга. Он задумчиво смотрит на ночное небо, явно витая лишь в известном ему мире. Услышав, что кто-то нарушил его личное пространство, он медленно поворачивает голову в мою сторону. Пристальный взгляд в глаза. Не люблю я это, ой как не люблю. Немного тушуюсь, прокрадываясь к стулу, что стоит напротив него. Сигарета, зажигалка, щелчок, глубокий вдох… Сизый дым смотрится на фоне темного неба чарующе. - Ты опять его сегодня видела? – вопрос в темноту. Вздрагиваю, понимая, что придется на него ответить. - Да, - пытаюсь казаться как можно более равнодушной, однако меня все еще колотит. - Когда же он сдохнет? – как-то грубо и со злостью бросает брюнет. Замираю на мгновение. Александр не знает, из-за чьих слов в моей голове началась такая каша. Кто стал последней каплей того, что неуверенная закомплексованная девочка, которая уж слишком застенчива, станет человеком, который будет жаждать своей смерти. Желание избавить мир от себя не было спонтанным, и уж никак не было вызвано тем, что меня бросил парень. Это, скорее, как копилка, в которой за многие годы собралось все, что только можно – все слова, действия, поступки, которыми ты неосознанно причинил боль другим. Чувство вины и осознание собственной ущербности – вот он, спусковой курок. - Никогда. Он будет жить вечно, - пялюсь на фонарь, что мигает на перекрестке. - Ладно. Иди спать, завтра вставать рано, - Алек кладет ладонь мне на плечо, немного сжимая его. Продолжаю молча сидеть, отмечая про себя, что руки его по-прежнему горячие. Или это я холодная? * * * В жизни наступил повторный ад. Антон чуть ли не ночевал у нас, ежедневно приходя в квартиру Александра строго в одно и то же время, а уж домой отправлялся как его душа пожелает. Я перестала выходить из комнаты, ссылаясь на то, что работы в последнее время прибавилось, да и учебу надо подтянуть. Если же все-таки мы пересекались, я старалась как можно быстрее заварить себе кофе или чай и убраться куда-нибудь подальше от этих изумрудных глаз. Алек стал пропадать с ним неизвестно где, со мной общался редко и только по каким-то важным вопросам. Адольф не отходил от меня ни на шаг, а уж если Антон пытался его погладить, он начинал на него шипеть и неистово пищать, прыгая ко мне на руки и прижимаясь всем тельцем. Друг переводил это в шуточное русло, однако бывший недовольно поглядывал на моего кота, лишь ухмыляясь этим выходкам. С каждым днем я все отчетливее понимала, что опять остаюсь одна. Не было вечерних разговоров, просмотров фильмов, игр в шашки и дискуссий на различные темы, что были актуальны за ушедший день. Александр даже не прикасался ко мне. Каждую неделю в наш дом являлась новая девушка, которая с гордостью обвивала его торс руками, надеясь, что будет удостоена этой чести всю жизнь. Однако, вскоре ее меняли на другую, а потом еще, и еще, и еще… Далее Алек просто перестал появляться дома. Он мог пропасть на сутки, два дня, и ни разу не позвонить за это время. Когда же я пыталась выяснить его месторасположение, он либо не брал трубку, либо отвечал кратко, что жив-здоров и все хорошо. В таком режиме мы прожили два месяца. Краем уха я услышала, что Антон зачастил к нам потому, что его девушка изменила ему и они расстались, вот и требовалось парню «выплакаться в жилетку лучшего друга». Спустя месяц я уже свыклась с тем, что мой бывший разгуливает по квартире как у себя дома, и начала выходить «в белый свет». Единственное, что я делала в присутствии парней – это молчала. Читала, писала статьи, разбирала материал для пар, но не говорила ни слова. Алек сначала удивлялся этому, а потом и вовсе забыл, что я есть. Впрочем, меня это не напрягало, да и их, собственно, тоже. Только вот если бы все было так гладко, как раньше… Александр позвонил мне около полудня, что было уж крайне удивительно. Его высочество научилось пользоваться телефоном и нашло мой контакт в списке. Интересно. Как оказалось, моей миссией было впустить в дом Антона, который должен явиться с минуты на минуту, потому как Алека задержали на работе. Отказать я, конечно же, не могла. Как и сказал друг, парень появился спустя полчаса. Открыв ему дверь, я поспешила ретироваться на балкон, надеясь на то, что он зависнет в гостиной перед плазмой. Но моим мечтам не суждено было осуществиться. Уже спустя минут пять Антон сидел напротив меня и размешивал сахар в чае. Он ненавидел, когда девушки курят, поэтому я быстро затушила сигарету и намеревалась покинуть его здесь. Меня остановила рука, сильно стиснувшая запястье. - Ты стала еще красивее, - бархатистый голос проник в сознание. Меня моментально обдало ледяной волной. Какого черта здесь происходит? В недоумении смотрю на ладонь, что все сильнее и сильнее давит на новые раны. Боль отрезвляет. Выдергиваю руку из цепкой хватки и шиплю от неприятных ощущений в руке. - Да ну? – презрительно бросаю в сторону Антона, который задумчиво рассматривает меня. - Ты начала резать себя из-за меня? – склонив голову, он внимательно смотрит мне в глаза. - Много чести тебе будет за это, - не имея ни малейшего желания находиться в компании этого человека, я резко разворачиваюсь и иду на кухню. Надо сварить кофе и идти к себе, Адольф, наверное, уже на двери висит. Вздрагиваю оттого, что меня резко прижимают к столу и обхватывают горло ладонью, из-за чего приходится запрокинуть голову. Как же я любила это раньше, как же я… - Хочешь, я опять вернусь к тебе? Как тогда, когда я в первый раз тебя оставил? Ты тогда умоляла, чтобы мы остались друзьями, чтобы я не оставлял тебя. Так я же пришел, - мягкий шепот на ухо отдается импульсами в голове. Я помню все прекрасно. И первый раз, и второй. И о чем я просила, и как я унижалась. Я помню каждое слово, каждую фразу и ответ на нее, хоть и переписки уже давно нет. Сейчас же мне становится страшно. Хочется рыдать, истерить, спрятаться от всего мира. Рассыпаться на сотни миллиардов атомов, просто исчезнуть отсюда. Но еще хочется сжать его шею так, чтобы он не смог дышать. Смотреть на его красивое лицо, когда он поймет, что это уже не игра. Ловить в глазах страх. Сделать ему так больно, чтобы он почувствовал то, что чувствовала я все эти восемь месяцев. А потом просто свернуть ему голову. И воскресить. И повторить вновь. - Хочешь, милая? – повторяет он. - Пошел к чертовой матери, ублюдок. Надеюсь, ты скоро сдохнешь, - злость накрывает волной. Резко разворачиваюсь, довольно ощутимо приложившись бедром о стол. Нога начинает неприятно ныть. - Разве можно так говорить любимому человеку. Ай ай ай, Ирина, тебя нужно перевоспитать, а то ты совсем распоясалась без твердой мужской руки, - Антон смотрит на меня, хитро щурясь. Руки же его начинают сползать с талии на бедра. - Не смей даже прикасаться ко мне, дрянь, - тело пробирает дрожь. Становится действительно страшно. Только не ему, как в моих фантазиях, а мне. Слышу, как гремит замок на входной двери. Облегченно выдыхаю. Алек дома. Антон отстраняется от меня и с самым невинным видом занимает место за обеденным столом. - Привет, извини, задержали, босс совсем с катушек слетел, - друг показывается на кухне спустя пару минут, сразу направившись к товарищу. Они начинают мило болтать, разбирая, что у кого произошло сегодня, да как пережить это. А меня словно к месту приковали. Не могу даже пальцем пошевелить. Смотрю на них и не могу понять, почему все так происходит? Вот Антон сидит, весь такое добрый и хороший, но на самом же деле редкий эгоист и идиот. А вот Александр… Высокомерный павлин, но безумно милый и очаровательный. Такой…правильный. Такой родной. Которого я знаю вдоль и поперек. Мой Александр. Не пойми откуда взявшаяся нежность обволакивает меня как плед. Становится так тепло на душе, так хорошо. - Алек, это он мой последний парень. Это он тогда ушел. Антон. Я не хотела тебе говорить, прости, - слова срываются с губ быстрее, чем я успеваю подумать о том, правильно это или нет. Александр застывает, так и не успев досказать слово. На кухне повисла гробовая тишина. Антон смотрит на меня с усмешкой, друг же не реагирует вообще.       Становится крайне неуютно. И здесь до меня доходит, что я осталась одна. Я никому не нужна. Меня никто не защитит и не поддержит, потому что я не заслуживаю этого. Я не достойна нормальных людей, я просто не заслужила этого. Быстро иду в комнату, за дверью которой пищит Адя. Собираю самое необходимое из вещей, благо их у меня не совсем много, беру кота на руки и пулей вылетаю из квартиры, направляясь на этаж ниже. Руки трясутся нереально. С третьего раза попадаю ключом в замочную скважину, переступаю порог квартиры, закрываю за собой дверь и начинаю истошно вопить. Строители сделали в комнатах звукоизоляцию, поэтому орать можно хоть до посинения.       Падаю на пол и просто издаю непонятные звуки, напоминающие скулеж. Слезы льются бесконечным потоком, заставляя меня чуть ли не захлебываться ими. Корчусь от душевной боли, не могу выплакаться, накричаться, настрадаться. Раздираю ногтями раны на запястьях, потому что кажется, что они безумно чешутся. Кровь начинает струиться по рукам, а я просто не могу остановиться. Адольф бегает вокруг меня и громко пищит, тычась мордой в лицо. Наверное, я его сильно напугала этим, но сейчас не могу успокоить кота. Не могу успокоить себя. Лежу на полу, бездумно пялясь в потолок. Под рукой уже образовалась красная лужица, тело замерзло, а я просто не могу встать. У меня нет на это ни сил, ни желания. Счет времени потерян. …Как-то раз мои одноклассники придумывали прозвища людям, которые проходили мимо их группки. Мелкий, сопля, задница, сиськи, бабка… Они выдавали непонятный набор слов, и от души хохотали над своими шутками. - Эй, толстуха, куда так мчишь, сейчас пол провалится, - Максим громко крикнул мне в след, вызвав смешки не только среди своих товарищей, но и старшеклассников. Помню, как я тогда спешила сдать свой проект учителю биологии, над которым работала целых три месяца. Что такое работа для ребенка? Его жизнь. Он сотворил своими руками что-то нереально красивое, и ему хочется поделиться этим со всем миром, параллельно напевая песни и танцуя в душе. Вот только после таких слов голова стала пустой. Я никогда не отличалась особой худобой, наоборот, все время была пухленькой девочкой с вьющимися волосами, которую очень любили родители. В раннем детстве никто сильно и не зацикливался на моей внешности, детям же все равно, кто с ними играет – толстый, тонкий, рыжий, мальчик, девочка… А потом пришел подростковый возраст, и наступил момент, когда на тебя смотрели не просто как на биологическую особь. На тебя смотрели как на объект для насмешек, одноклассники с ласковых «булочка» и «пушиночка» перешли на «толстуху», «корову» и «бочку с жиром». Сначала было очень мерзко и обидно, учитывая то, что я их никогда не трогала, так как была довольно замкнутым человеком от природы. Первые пару месяцев я проплакала в туалете, потом полгода пыталась огрызаться в ответ, но после просто научилась игнорировать их. Как будто в моей голове выстроился блок, через который слова унижения не проникали глубоко в мозг. Вот и тогда, притормозив на секунду и бросив на них равнодушный взгляд, я поспешила к учителю. - Да у нее складок на животе больше, чем у тебя волос на лобке, Макс, - Олег больше всего любил осыпать меня оскорблениями, причем обязательно выбирал для этого места, где публики было побольше. Смешки в коридоре стали громче. Со всех сторон я слышала, как ребята начинают перешептываться, кивая в мою сторону. Почему-то впервые за долгое время мне стало обидно. Что я им всем сделала, за что они так? - Рот прикрой, пиздюк мелкий, а то туда еще лобковых волос твоего другана налетит, - высокий баритон разнесся по этажу, заставив всех присутствующих умолкнуть. Алек неспешно приближался ко мне на встречу со своими друзьями, что шли по коридору подобно царям. Какой же ажиотаж был вокруг их персон в школе! Все как на подбор высокие, смазливые спортсмены, у которых был дар к учебе. Учителя чуть ли не молились на них, и уже тихонечко начинали плакать в опустевших кабинетах за их выпуском. Парни хотели подражать им во всем, девочки с пятого по одиннадцатый класс томно вздыхали, провожая их взглядом, а им всегда на все было плевать. Они делали то, что получалось у них лучше всего – «вертели на хую всех лицемеров и дебилов», как любил выражаться друг Алека Стас. Никто в школе не мог понять, почему элита всегда таскала за собой «корову» и так мило общалась с ней, а парням было все равно, что говорили за их спинами. Самое интересное, что все друзья Александра называли себя моими старшими братьями, и постоянно твердили, что никто не имеет права обижать их семью. Мы действительно были какой-то странной ячейкой в социуме, которая не поддавалась логическому объяснению. Ребята выгуливали меня повсюду, забирали к себе домой на посиделки, приводили в новые компании и стабильно знакомили со своими пассиями. Мне всегда было уютно и комфортно среди этих «дядек», как часто их называла моя мама. Они же в ней души не чаяли, часто наведываясь к нам домой, чтобы послушать ее очередные темные шуточки про работу в больнице. Рядом с ними я чувствовала себя хоть и глупым ребенком, но защищенным от любой беды, которая могла бы произойти в этом мире. Вот как и тогда, когда Алек при всех приструнил главного шутника школы. После этого Олег вообще перестал обращать на меня внимание, мотивируя это тем, что ему надоело. Как я уже узнала на выпускном, «братья» просто зажали его после занятий в школе и выписали по парочке оплеух для профилактики. Собственно, такой расклад меня устроил более чем. Александр всегда носился со мной как квочка с золотыми яйцами. Чтоб не мерзла, не падала, не обсмеивали, не избивали… Каждый мой день проходил под его строгим контролем, да я и не противилась сильно, всегда хотела иметь старшего брата. Как-то раз я все же спросила у парня, почему он так чрезмерно опекает меня, на что он призадумался и серьезно выдал, что в детстве пообещал моим родителям стать для меня защитником на всю жизни. «Я же не могу обманывать Софью Владимировну и Константина Васильевича, верно?» Вот только что мог ответить ребенок на такое заявление? Правильно, лишь улыбаться от уха до уха и висеть на шее у лучшего парня в мире. А потом Александр поступил в институт, что находился в другом городе. Его друзей разбросало по всей стране, поэтому брюнет часто скулил мне по телефону, что умирает со скуки без нас. А я лишь посмеивалась, про себя раздумывая над тем, куда же мне идти через пару лет. Кем быть, что учить, где жить? Ближе к выпуску родители осчастливили меня тем, что нашли мне квартиру по-соседству с Александром, так что я могла уже перебираться в другой город, поступать на кого угодно и жить под присмотром друга.       Такое положение дел несказанно радовало меня, ровно до тех пор, как на первом курсе я не встретила Антона на тренировке по волейболу. Мне всегда нравился этот вид спорта, да и Алек с самых малых лет прививал мне любовь к нему, таская на тренировки с собой. Я не была его фанатиком, как мой друг, но безмерно восхищалась игрой и теми, кто умеет делать это красиво. Так вышло и с Антоном. Он был чертовски красив, когда играл. За километр в нем чувствовался мужской стержень, от него веяло силой и уверенностью, чем он и впечатлил меня. Я постепенно начала присматриваться к нему, отмечая, что в нем много достоинств помимо умения играть в волейбол. Как-то раз, собравшись с одногруппницами на сабантуй, мне стукнуло в голову найти Антона в социальной сети, чтобы рассмотреть его на фотографиях. А там уже и пальцы дрогнули сами, заявка в друзья и сообщение: «Привет, почему на треше сегодня не был?». Общение с ним не просто захватывало, а поглощало с головой. Это было подобно тому, как ныряешь в лужу и идёшь на дно Марианской впадины. Мы не могли наговориться за сутки. Времени чертовски не хватало, я засыпала и просыпалась с телефоном в руках, а то и вовсе на столе за компьютером. Время шло, и я поняла, что просто влюбилась в него. Он казался мне действительно тем человеком, ради которого стоит сделать многое. Когда уже было невыносимо терпеть весь спектр чувств, я призналась ему, однако, получила отказ. А потом еще. Он и говорил «нет», но и не отталкивал от себя. И уже потом я предложила ему переспать. Не знаю, что тогда управляло мной, но в тот момент казалось, что он единственный, кто должен стать моим партнером в этом деле. А он и не отказался. Завертелось-закрутилось… Как-то после очередной ночи, проведенной вместе я поняла, что что-то изменилось. Тогда я впервые почувствовала себя виноватой в том, что я сделала. Я фактически вынудила его трахать нелюбимого человека, с которым он бы никогда не связал свою судьбу. Настроение от влюблено-прекрасного переросло в маниакально-депрессивное. Я поняла, что у меня начались проблемы с головой, потому как все светлое и прекрасное перешло в серое и отвратительное. Я мучила себя за то, что думала, что страдает он. Жертвоприношение со своей стороны – вещь достаточно забавная. Когда я сказала Александру, что влюбилась, он просто внимательно посмотрел на меня, после чего лишь горько улыбнулся. А потом частенько так утирал мне сопли, которые я распускала чуть ли не каждый день. Приходила к нему, ложилась на его колени и плакала. А он просто гладил меня по волосам и все пытался узнать, что это за ублюдок, из-за которого я страдаю. Я упорно молчала, так как Антон просил меня скрывать всё, да и не хотелось, чтобы Алек начал выяснять отношения с одногруппником из-за моих вечных соплей. Кто же знал, что спустя некоторое время друг приведет его в свой дом. Заменит меня, свою сестру, человеком, который чуть не убил ее. Видимо, богу было так угодно. …Смотрю на лужицу крови, что уже начала подсыхать на паркете. Остаться одному не так уж и страшно. Теперь. Надо же как-то жить дальше. Резать себя дальше. Попытаться дышать дальше. Жить ради мамы и Адольфа. Медленно встаю, ощущая, что рука затекла. Кот, услышав движение с моей стороны, подорвался на лапки и начал громко мурчать. Живая, любимый, я живая. Улыбаюсь его мордашке с округленными глазами и понимаю, что только что умерла во второй раз. * * * Всегда удивлялся ее способности говорить мне правду в мелочах, но врать по-крупному. Как только что-то серьезное происходило с ней, она всегда отмалчивалась и замыкалась в себе еще больше. Так было и в садике, и в школе. Только вот там я мог хоть как-то повлиять на нее, но когда она выросла, весь мой авторитет в ее глазах потерял смысл. Ира стала жить своей жизнью, принимать решения, не прося моего совета, стала самостоятельной и такой… Красивой. Какой же она стала красивой после выпуска из школы. Я всегда был очарован ее внешностью, она всегда было моим маленьким солнышком, которое я любил как родную сестру. А потом она поступила в университет и переехала практически ко мне. Всего лишь на этаж ниже. Помню, как я тогда умолял хозяина квартиры сдать жилплощадь в аренду именно мне, упорно проплачивая аренду пустующего помещения. Как настойчиво рекомендовал родителям Ирины «самую замечательную квартиру во Вселенной», что по-соседству со мной. Помню глаза моей крошки в тот момент, как представил ей ее новый дом. Она действительно была счастлива этому, так по-детски, искренне, как умеет только она.       А потом она заявилась ко мне с возгласом, что наконец-то влюбилась. Странные ощущения тогда закрались ко мне в самую душу. Я как будто онемел, а мир вокруг прекратил свое движение. С одной стороны, радоваться бы за лучшую подругу, а с другой… Хотелось ударить ее. Сильно так, от души, чтобы она потеряла равновесие и упала на диван. Хотелось смотреть на алеющий след на ее щеке, видеть ее страх, непонимание и слёзы. Помню, как начал задыхаться от этого чувства, как уже хотел занести руку для удара… А потом я посмотрел на нее. Впервые я посмотрел на нее как на женщину. Не друга, сестру, знакомую девочку, а как на красивую девушку с длинными волосами и невероятными карими глазами, которые светились счастьем. Я никогда не смогу причинить ей боль. Я скорее сам умру, чем позволю ей страдать. Я буду страдать за нее… - Это он. Единственное, что я уловил из ее слов в тот момент. Я понял, что Антон – тот самый парень, из-за которого она хотела умереть. Из-за которого она кромсает себя ночи напролет, заливая слезами мой дом. Очнулся я лишь после того, как за ней закрылась дверь. Словно вышел из ступора. Посмотрел в глаза этому идиоту, который сидел напротив и ухмылялся. Возникло желание размазать его наглую рожу по стене, причем по каждой в этой квартире. - Пошел вон отсюда, пока я не расчленил тебя, сука, - прикрываю глаза, пытаясь привести мысли в порядок. Я не могу убить его, потому что не хочу отсидеть за такое дерьмо половину жизни. Я не могу оставить ее одну. - Она любит, когда ее придушивают и целуют в шею. А когда берет в рот – дергай ее за волосы, - поднимаясь со стула, парень насмешливо растягивает слова. За секунду оказываюсь возле него, со всего размаха впечатывая кулак ему в лицо. Слышу, как хрустит нос, а белая рубашка начинает окрашиваться в красный. В голове колотится одно желание – сделать так, чтобы он удавился этими словами. Она любит… Я знаю, как она любит. Она рассказывала мне все, что ты с ней делал. Вот только имени твоего я не знал, тварь. А теперь знаю. Я знаю о тебе все. И в этом твоя беда. Антон отшатнулся назад, хватаясь за разбитый нос, но мне было этого мало. Хотелось уничтожить. Стереть с лица земли это существо. Чтобы она больше не помнила о нем. - Все, успокойся, я ухожу, не ломай жизнь себе из-за нее, - увидев, что я медленно начинаю надвигаться на него, парень выставил руку вперед. - Просто уйди, иначе я убью тебя. И еще – сделай так, чтобы в универе тебя больше не было, иначе, я помогу тебе, - останавливаюсь, глядя на это ничтожество. Ирина, как ты могла любить ЭТО? Дважды ему повторять не надо. Антон быстро выметается из квартиры, оставив меня наедине с собой. А мне под руку подворачивается чашка, из которой она так любила пить кофе по утрам. Ее чашка. Бросаю ее в белую стену, на которой остаются разводы от недопитого напитка. Не могу. Не могу больше держать себя в руках. …За пару часов квартира стала напоминать поле боя. Таким злым я не чувствовал себя еще никогда. Как она могла столько времени скрывать от меня то, что мой товарищ – это тот человек, который причинял ей боль? Почему она не закатывала скандалы, не истерила, не орала на меня, не била меня? Почему она ничего не делала? Просто молчала и смотрела как-то тоскливо и обречено. В чем твоя проблема, чертова ты сука? Надо искать выход. Мне просто надо выйти отсюда. Мне надо… * * * Встречаемся возле подъезда. Я уже изрядно пьян, на мне висит какая-то шлюха, и мне безумно хорошо. Не виделись с этим созданием больше месяца, хоть и живем в одном доме. Да и плевать. Она не стремилась ко мне, да и я твердо решил, что пора прекращать постоянно дрочить на ее образ в голове. Достала, сука, как же ты меня достала! Заходим в лифт, где как раз помещаются четыре человека. Блондинка продолжает виснуть на мне, друг что-то орет на ухо, а она стоит в противоположной стороне и смотрит. Пронзительно так, с презрением, усмехается. Весело ей, блядь, до опизденения ей весело. Тварь. Хочу убить ее. Сжать ладонь на хрупкой шее и сломать ее пополам. Кажется, она стала еще тоньше, бледнее и красивее. Господи, я опять думаю о том, что она чертовски красива. За что мне это? - Смотри, подцепишь венеричек херову тучу, потом член отвалится, - медленно растягивает слова, глядя мне прямо в глаза. - Окей, милашка, спасибо за курс заботы в твоем исполнении, - в ответ усмехаюсь, копируя ее выражение лица. Поговорить она захотела. Бесит. - Обращайся, а то мало ли, вдруг семнадцатая девка за месяц не может тебе этого дать. А я вот уложилась в пару секунд, - прикусывает нижнюю губу, невинно хлопая глазками. Отмечаю про себя, что её волосы отрасли до плеч, и опять стали иссиня-черными. Стоп. Оторопело смотрю на нее, краем сознания отмечая, что числительное из ее уст ошарашило меня. Семнадцать. Она издевается? Даже я не считаю всех, кто проходит через мою кровать в последнее время. - Счетоводом заделалась? – откидываю голову чуть назад, чтобы посмотреть на нее свысока, а она даже не моргает. Странно это все, раньше ведь терпеть такое не могла. - Милый, что значит «семнадцатая»? И кто это вообще такая? – кукла, что так старательно вылизывала мою шею, отмирает, и злобно косится на брюнетку. - Знакомая, - не желаю отвечать на первый вопрос, все равно в ее тупую голову не дойдет ничего. Вдруг Ирина, склонив голову набок, начинает заливисто смеяться, не отводя от меня пристального взгляда. Да что происходит, блядь?! Лифт внезапно останавливается, примчав нас на восьмой этаж. В ее владения. - Желаю удачи, ребята, сильно не шумите, иначе приду и убью вас, - резко выпрямившись, девушка стала очень серьезной, после чего легко выпорхнула на свой этаж, а мы двинулись дальше. - Стерва крашенная, - блондинка опять уткнулась мне в шею, на что я лишь хмыкнул. Подстилка. Выйдя из лифта, я начал шарить по карманам в поисках ключей, которые были потеряны где-то. Спустя пару минут возни я вспомнил, что они остались в квартире на тумбе, потому как мы же выходили за добавкой спиртного, а у меня дома до сих пор сидели друзья, которые слезно убеждали нас в том, что откроют дверь. Вдавив кнопку звонка, я медленно раскачивался возле двери, моля все высшие силы, чтобы товарищи услышали пронзительную трель сквозь громкую музыку. Через минуту я понял, что Бог есть, и он на моей стороне. Дверь медленно начала открываться, а из-за нее показалась голова Ивана. - Мы уже заждались, вы где пропали? – заметив перед собой знакомые лица, парень просиял. - Та вот же, на пороге стоим, - усмехаюсь, проталкивая Диму и блондинку в квартиру, а сам остаюсь в подъезде. – Вы идите, я покурить хочу. Остаюсь один. Достаю зажигалку, сигареты, делаю щелчок, глубокий вдох… Сизый дым на фоне серых стен смотрится чарующе. Вдруг чувствую, как в кармане коротко вибрирует телефон. Кому это там приспичило слать мне сообщения ночью? Достаю аппарат и мельком смотрю на экран. Номер неизвестный. Становится интересно. Открываю «конверт» и начинаю ухмыляться. «Скучно? Смотри новый фильм «Техасская резня бензопилой». Все, как ты любишь». Цокаю, закатывая глаза. Вот сука, еще и номер сменила. Вздыхаю, направляясь к себе в квартиру, чтобы наспех принять душ, взять бутылку красного полусладкого и спуститься на этаж ниже. Раз уж девушка зовет посмотреть фильм, нехорошо отказывать ей… * * * Всегда, когда мне становилось невероятно скучно в любой компании, я начинала строчить Алеку сообщения с призывом развеселить меня любым способом. Сначала он просто отправлял мне анекдоты в одну строчку, потом начал кидать тексты из самых тупых песен во Вселенной, а после мы придумали с ним секретный шифр. Если советуешь посмотреть какой-нибудь фильм, значит, зовешь друга к себе в гости на его просмотр. Так как обычно посиделки происходили у меня дома, я всегда могла собраться и в любой момент слинять от порядка опьяневших товарищей «на Олимп», где в тишине, покое и веселье проводила пару часов, а потом возвращалась как ни в чем не бывало. Почему-то сейчас захотелось видеть его у себя в квартире, а не гадать, чем он занимается надо мной со своей шлюхой. Проехаться с ними в лифте была задача не из легких, было безумно отвратительно смотреть на эту пиявку, которая присосалась к нему. Так и хотелось выдрать ей волосы, да и приложить пару раз лицом о стену, чтоб неповадно было. Однако, несмотря на это, я получала какое-то мазохистское удовольствие, глядя на всю эту картину. Как она обнимает его и сминает темную рубашку, как медленно проводит языком по шее, как трется носом о его скулу и что-то нашептывает ему на ухо. На секунду я представила, что на ее месте могла бы быть я. Я бредила об этом весь последний месяц, а здесь мне представилась возможность видеть это в непосредственной близости. Плавно из асексуальной девушки я перешла в разряд «хочу Александра». Поначалу было странным то, что именно друг заставил меня испытывать вожделение к противоположному полу, потому как после Антона я не могла вообще ни на кого смотреть. Однако, дошло до меня это поздно. Как только я решила обо всем поговорить с Алеком нормально, он уже вовсю стал водить к себе каких-то крашеных кукол, которые стали меняться еще чаще. Сначала было больно, обидно, хотелось постоянно злиться на него и проклинать последними словами, однако на пятнадцатой пассии вдруг что-то щелкнуло в голове. Раз нет, значит нет. Не судьба. Вот только встретив его в лифте, все мысли о высших силах покинули голову мгновенно. Вот же он, только руку протяни. Коснуться его хотелось невыносимо. Придя домой, я все еще не могла успокоиться. Меня трясло, дыхание было прерывистым, да и мысли в голове превратились в сумбур. Поразмыслив обо всем минут пять от силы, я все же решилась написать ему. Да и чем черт не шутит? Захочет – придет. И я была права. Он захочет. «КП. Как ты любишь». Красное полусладкое. Как я и люблю. * * * Стою перед ее дверью и мнусь как школьник. Будто на поле боя иду. Странное ощущение закрадывается в самое сердце. Не могу понять, чем вызвана ее тяга к лицезрению меня, однако, сопротивляться не хочу, уж больно хочется посмотреть на нее хотя бы пару часов. Знаю, что ждет меня, поэтому дверь сто процентов открыта. Вдыхаю, будто готовясь к затяжному прыжку, и резко хватаюсь за ручку, дергая ее на себя. В квартире как обычно пахнет масляными красками, пионами и ароматическими палочками. Кажется, я уже успел отвыкнуть от этого. Прикрываю за собой дверь, оборачиваюсь и замираю. Она стоит напротив, прислонившись к стене, и смотрит на меня. Складывается впечатление, что она застыла, да и время вокруг остановилось. Продолжаем играть в гляделки пару минут. Отмечаю, что шорты на ней слишком короткие, да и топ неприлично обтягивающий. Понемногу закипаю от злости. Она что, всех так встречает? Хмурюсь, отчего она склоняет голову набок, странно рассматривая меня, будто видит впервые. - «Техасская резня» значит? – надо хоть как-то разрушить эту тишину, иначе просто сойду с ума. - Помаду плохо на щеке отмыл, - ухмыляется, будто не слышит меня. - Нормально я там все отмыл, не наседай, - знаю, что следов блеска от губ блондинки на мне не осталось. Хочет поиграть в ревнивую жену? Хорошо, сыграем. - И как она? Тоже орет, как предыдущая, или спокойнее будет? – отталкивается от стены, и начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону как маятник. - Спокойнее, если правильно заткнуть ей рот, - почему-то неприятно слышать от нее подобные вопросы. Вру ей в глаза, пытаясь вызвать хоть отголосок нормальной реакции. Не ухмылок и безразличия, и недовольства, презрения и гнева. Потому что сам уже дико злюсь. - М, понятно. Главное не сильно глубоко затыкай, а то подавится и умрет, - невозмутимая. Сука. - Что такое? Волнуешься? – не выдерживаю, начиная надвигаться на нее, однако по ее взгляду не могу ничего понять. - Да не то чтобы волнуюсь, ты просто молодой, нехорошо, если придется из-за одной суки всю жизнь провести без сек… Резко поддаюсь вперед, припечатывая руку к стене на уровне ее головы, отчего она только удивленно моргает. - Да что ж тебя так заботит, кого я трахаю? Сама-то своими победами не поделишься? – мой голос так и сочится ядом. Смотрю на нее, и, наконец, чувствую удовлетворение. Выражение ее лица меняется со скоростью света – от негодования до откровенной злости. - Не твое дело, придурок, бесишь, - шипит в ответ, метая молнии глазами. Наконец-то ожила. - Сколько их было, а? С моими семнадцатью потягаешься? – не могу остановиться, так и хочется укусить ее побольнее. Резкая боль в щеке заставляет отвернуться в другую сторону. Медленно поворачиваюсь и смотрю на нее. Раскраснелась. Ухмыляюсь, потому как понимаю, что это точка невозврата. Я увяз в ней. Я застрял в ней по самые уши. Я не могу и не хочу видеть никого и ничего, кроме нее во всем этом мире. - Напросилась, сука. За все напросилась, - хватаю ее за скулы, сжимая их, и резко впиваюсь в губы поцелуем. Время действительно замерло. Как же давно я хотел сделать это, представлял это, мечтал об этом, детально все в голове прорисовывал. А теперь все здесь, в этой конченной реальности. Пару секунд она не двигается, однако вскоре начинает отвечать мне не менее яростно. И тут я понял, что умер и воскрес за мгновение.       Подхватываю ее под ягодицы, чтобы лица оказались на одном уровне, и прижимаю к стене. Слышу ее первый стон и меня пробирает дрожь. Моя девочка любит, когда над ней доминируют. Моя девочка… Отрываюсь от губ и медленно начинаю целовать ее в шею, отчего она неестественно выгибается, давая мне больше места для поцелуев-укусов. Девичьи руки хаотично шарят по моей спине, сминая так ненужную сейчас рубашку. Прижимаю ее к себе так сильно, как только могу. Страсть смешивается в безграничной любовь к ней – этой милой девочке. И только моей. - Идем в спальню, надо фильм посмотреть, - прерывисто дышит, облизывая припухшие губы. - Насмотримся еще, вся жизнь впереди, - ухмыляюсь, потому что точно уверен, что теперь никуда от нее не уйду. . . * * * - Александр! – не успеваю открыть глаза, как слышу девичий крик, разносящийся по квартире. – Я тебе говорила, чтоб ты был собран к этому времени? - Милая, не ори, я еще сплю, - прикрываю голову подушкой, которую через мгновение бесцеремонно выдергивают из моих рук. - Это я вижу, пень. Я тебе говорила или нет? – приоткрываю один глаз и смотрю на мое совершенство. - Все, все, рыбка, уже собираюсь, - обхватываю ее бедро и подтягиваюсь к нему, нежно целуя бархатную кожу. - Саша, ну серьезно, - голос девушки значительно утихает. Останавливаю себя, потому что знаю: не прекращу – не вылезем из постели ближайший день. - Паспорт не забудь, а то придется опять возвращаться за ним. Так и будем всю жизнь в гражданском жить, потому что ты рассеянная, - подскакиваю и бегу в ванную, пока в меня не прилетела подушка. За спиной слышу, как без пяти минут моя жена заливисто смеется. * * * Не могу прекратить с завидной периодичностью делать это с собой. Не могу остановить себя. Не могу перестать повторять тебе одно и тоже – насколько сильно я люблю тебя, дорогой. Моё самое сильно самоповреждение в области сердца.