Твоя последняя песня

Крики! Они летели над асфальтом как тени, целеустремлённые и дикие. Грохот! Электрические фонари с дрожащим светом. Небо, огромное, глубокое, невыносимо-сиреневое, усыпанное неживыми звёздами. В стекло машины, стоящей у обочины, с силой врезалась бита, стекло с хрустом раскрошилось. Крики! Восстание! Выйди из коробки! Долой! Долой! Звон бутылок. Снова крик, на этот раз — призывающий, голос, требующий подчинения, снова грохот. Посыпались крупные осколки витрины магазина, подсвеченной неоном. Рука в татуировках вынырнула из темноты, ударом снесла манекен. Безликая пластиковая женщина покатилась по осколкам, разматывая боа. Крики! Нечисть! Проснись! Снова машина. Сразу трое подскочили к ней, нанося сокрушительные удары битами, окутанными колючей проволокой, точно уродливым урбанистическим кружевом. Печальный звон битого стекла, за ним — полный злорадства возглас. Поднимем восстание! Эта ночь наша, мать её! Шипение баллончика с краской. Серые стены расцветают яркими недобрыми надписями, и словно загораются в ночи. Под фонарями звериными рывками мелькают маски, развеваются на бегу края чёрных бандан. Перекошенные в неудержимо свободном крике рты сверкают слюной и кровью. Один из них несёт электрогитару, остановившись у столба, он с размаху разносит её в щепки. Долой! Свобода! Эта ночь наша! Звон бутылок. Запрокинув головы, они жадно пьют пиво, чтобы подогреть себя изнутри и сдернуть с разума последние предохранители. На огромной скорости взбегают по ступенькам, по пути прорисовывая случайные, но точные строки собственных песен на стенах, сносят двери, вырываясь на крышу. Крики! Пока вы с нами, мы не умрём! Нечисть! Огромный город, словно колышущееся море огней, неона, шума. Они один за другим хватают канистры, не останавливаясь ни на секунду, не дыша ни мгновения, они мчатся вниз, издавая призывающие взвизги на весь подъезд, заглушая телевизоры, заглушая электрическую музыку детских игрушек, и слыша в ответ щелчки запираемых на замки дверей… которые не спасут никого. Не падем! Не умрём! То не может умереть, что уже мертво! Восстань! Кричи! Они проносятся по городу неживыми тенями, оставляя за собой лишь отблески канистр, которые невесомо несли за собой. Маски жуткими оскалами выделяются из их фигур, чёрных и бестелесных. Грохот, визг, хохот, крики. Вот слетает крышка с канистры, с одной, с другой; бензин стелится за ними, словно отмечая их путь; не останавливаясь, они швыряют опустевшие канистры в разные стороны и не глядя равнодушно бросают через плечо непотушенные бычки докуренных сигарет, не тормозя ни на секунду, — и, будто крылья умирающего города, за их спинами тут же взметнулись длинные огненные хвосты. Давай спалим этот город к чертям! Они подлетают тенями к бензозаправке, кольцом злобы и тьмы окружая работников, безжалостно замахиваются битами и бьют беззащитных людей по спине, по рукам, валят на холодный асфальт, добивают… Один из них, нереально блестя маской, откручивает и срывает кран цистерны, отскакивает, наблюдая, как растекается толчками волн целое море будущего огня… Хохот, пинками ног они подталкивают тела полуживых людей к цистерне. Крики! Ничего не останется! Ничего! Взрыв! Огненное облако вспучилось, вспыхнуло над городом. Шесть силуэтов уже мчались вдоль бульвара, на вытянутых руках держа зажигалки, зажигая кусты, словно порох, неземным огнём. Грохот. Они врываются в магазин, снося полки и витрины, ища алкоголь ради того, чтобы снова просто ощутить это ожесточающее тепло в своём теле… Чтобы ощутить себя живыми… Пора! Дальше! Жги всё до тла! Они пролетают по крышам, выжигая всё, оставляя за собой обугленные пальмы, похожие на факела, словно тропу своего смертельного пути. Они врываются в квартиры, срывая шторы, обливают бензином стены, хладнокровно чиркают спичками на глазах у людей, и кажется, даже загорающийся раз за разом огонь не в состоянии отразиться в их чёрных, поглощающих любой свет глазах, скрывающихся за масками. Восстание! Сожги всё к чертям! *** Арон слышал вой сирен по ночам и раньше, но сегодня это прямо-таки катастрофа какая-то. Там что, конец света? Почему бы его не начинать вечером, пока все добропорядочные граждане ещё не легли спать? Он ворочался в постели ещё с полчаса, прежде чем решился встать посмотреть, в чём дело. Арон перевернулся к окну, щурясь на свету, и онемел, моментально просыпаясь — прямо в окно светило хорошо узнаваемое оранжевое зарево. Он вскочил из-под одеяла, подтягивая шорты, метнулся к стеклу, не веря своим глазам — город горел! Выли сирены, и огромная широкая полоса пламени обнимала Лос-Анджелес, пожирая его прямо с железобетонными костями. Неделю назад он выбрал эту квартиру на двадцать седьмом этаже, чтобы любоваться вечерами на великолепный вид из окна и ловить вдохновение от города, который он так любил, — и сейчас, о этот злой рок, он видел во всех подробностях, как этот город умирал. Let’s watch the City burn… Он бросился от окна прочь, к шкафу, наспех сдергивая в темноте с полок одежду. Почему их не оповестили? Не позвонили, не приказали эвакуироваться? Что вообще случилось там? Как так могло произойти? — Айрис, вставай! — крикнул он. — Айрис! Арон швырнул на кровать её одежду, торопливо натягивая штаны. Руки дрожали. — Одевайся, быстро! — крикнул он, не заметив никакой реакции на свой приказ. — Ты что, не слышишь? На кровати не шевелились. Ругнувшись, он пересилил желание бросить её здесь (сама виновата, чёрт возьми!) и, на ходу натягивая свитер, подбежал к кровати, грубо сдергивая одеяло: — Айрис, поднимайся, я сказал!.. Кровать была пуста. Не успел его разум обрадоваться, что она решила уйти после того, как он уснет, и что она сейчас в безопасности, как он заметил какой-то тёмный круглый предмет прямо под подушкой. Он протянул руку, забыв на секунду об опасности, бушующей снаружи, тронул предмет, перевернул. На него пустыми глазами взглянула давно знакомая затертая серая маска, с синими кругами под глазами, с криво-косо заклеенным розовой изолентой ртом. Нет… Арон отпрыгнул, нервно и шокировано заозирался. Не может быть! — Кто здесь?! — заорал он. — Айрис? Никто не ответил. — Кто здесь? Выходи, мразь! — крикнул он, из соображений самообороны подтягивая к себе хрупкий стул. Арон подхватил его за спинку, прижал к себе, нервно крутясь на месте, словно ища в пустой комнате кого-то, кто ловко прятался за его спиной. — Кто вы?! Эй! — Дело было накануне одинокого летнего вечера… Арон выронил стул, и тот с грохотом повалился на деревянный пол. Мужчина вжался в стену, ошалело глядя в угол, хотя точно мог сказать, что голос доносился не оттуда. Он был вокруг. Везде. Он знал этот прокуренный голос гангстера, шутливый тон любителя гипербол, скрывающего лицо за банданой с его именем. Такое не забывается. — На пустынных улицах Сансет… — добавил другой голос, глухой, хриплый, будто созданный для жёсткого речитатива грубых, серьёзных песен, одновременно жёстких и слабых в своей беззащитности, хрупких, словно крылья бабочек, которыми он покрывал раз за разом свою маску и тело. Арон похолодел, в глазах помутнело. — Именно тогда Господь созвал 6 ошалелых эМСи! — злорадно выдал ещё один голос, и Арон почти почувствовал на своём лице дыхание говорившего это, почти ощутил скрытую усмешку преданного, но стойкого и твердого человека, который всегда самокритично заклеивал рот своей маски долларовой банкнотой. — J-Dog, Charlie Scene, The Server, Da Kurlzz, и Tha Producer! — отрывисто, резко, один за другим выдал каждый голос, с каждым звуком всё приближаясь и приближаясь, заставляя уже совершенно одуревшего Арона только ещё сильнее вжиматься в стену. Эрликман замотал головой, зажмуриваясь: — Нет, не может быть! Что за херня?! Исчезните! Это невозможно! Невозможно! — Эй, друг, ты забыл братана Funny Man, — вкрадчиво проговорили ему прямо в лицо. — Поехали! Арон закричал. Шесть бесформенных теней полукругом обступили его, явившись из ниоткуда. Шесть масок смотрели на него пустыми глазами, и у одного из них, с золотым лицом, была в руках маска Арона. Маска Дьюса. Общий вздох. — Вечно всё надо за тебя делать! — ярким воспоминанием десятилетней давности пронесся в воздухе эмоциональный голос Da Kurlzz. — Давайте посмотрим, как этот город сожжёт мир! — высоким голосом протянул Danny. Шесть пар рук хором ударили в ладони. Два жёстких удара ногой в пол. Затем снова хлопок ладоней. Два удара. Ладони. Ритм. Тот самый. Тот самый ритм. Как десять лет назад. — Давайте посмотрим, как этот город сожжёт мир, — запели шесть мёртвых голосов в унисон, — Давайте посмотрим, как этот город горит, — Арон тихо завыл, зажимая уши, но от голосов некуда было деваться. Они звучали в его голове, — От городских огней на вершине мира, — за окном сияло зарево пламени, пожирающего тот самый город, о котором они говорили в песне. Никто не подозревал, что когда-нибудь они окажутся настолько правы, — Пока ничего от него не останется… — город умирал вместе с рассудком Арона, — Давайте посмотрим, как этот город сожжёт мир! — провыли шесть голосов, с мастерской безнадежностью вплетаясь в гул и завывания сирен. Эрликман медленно осел вниз, на пол, закрывая лицо руками. — Это не реально… Это не реально… — повторял он, кусая губы и зажмурившись. Но как он ни старался, голоса не пропадали. Не пропадали и сирены. Это была реальность. За ним вернулись. Они восстали и вернулись. Он поднял голову. Силуэт в золотой маске протягивал ему его старое «лицо», лицо Дьюса, с пустыми глазницами, с дурацкой изолентой. Где они нашли эту маску? И что им нужно от него? Внезапно маска загорелась. Крошечные искры превратились в языки пламени, облизывающие края, но материал не плавился. Потому что огонь предназначался не для маски, а для её хозяина. Бывшего хозяина. — Я это не надену! — Арон с внезапно накатившей злобой отпихнул маску от себя. — Валите нахрен отсюда, долбанутые! Я с вами даже в потусторонний мир не пойду, зря стараетесь! Силуэт в сине-серебристой маске и в капитанской фуражке склонился над ним. Арон понял вдруг, что там, за маской, ничего нет. Одна лишь тьма. — Deuce, выходи ко мне и убеди меня в своей правоте… — гулко произнёс голос. — Иначе я разделю твой прах на дорожки, как кокаин. — добавил другой, хриплый и рычащий, в исполнении силуэта с маской, словно разбитой на две части. Лица без лиц вдруг начали мелькать, как в калейдоскопе, голоса путались, но не смешивались, ни на секунду не сбиваясь с ритма и текста. — Ты — ещё один классический случай катастрофы, и это правда, ты чертовски ошибаешься! Арон снова зажал уши и закричал, только бы не слышать этот жуткий речитатив. За что ему это всё? Почему даже после смерти они не могут оставить его в покое? Шесть голосов говорили с ним через строки собственных песен, кружили над ним, повторяя то, что он слышал до того сотни раз, но не понимал до сих пор. Он поднял голову, уже не стараясь вытирать слезы. Сердце всё ещё колотилось в груди. Он взглянул на шесть масок без лиц, и на седьмую, объятую пламенем, некогда его собственную, сейчас желающую обрести лицо. — Отбой, это твоя последняя песня. — прошипел золотоликий голосом Danny. Силуэт замахнулся и резким движением вжал горящую маску Дьюса в лицо Арона. *** Город горел. В пустой квартире на двадцать седьмом этаже остались валяться на полу шесть закопченных масок. Они лежали полукругом вокруг седьмой, изломанной и разодранной в клочья, и кругом — больше ничего, больше ни единого следа пребывания здесь бывшего жильца по имени Арон Эрликман.