Я уволюсь. Завтра же.

— Ну где вы там? Магазин пора закрывать, народу тьма же собралась, — заорал опять мне в мобильник Саша, — пиздец, Костя, куда ты потащил эту бандуру?! — последняя реплика принадлежала уже не мне, а я, не дожидаясь ответа, нервно отключилась.       Уже пятый час мы на этой гребанной презентации, которая, слава всем богам, что за труды мои праведные отправят меня, наверное в Вальхаллу, уже подошла к концу. Мальчики (если этих моих начальников так можно было назвать вообще в принципе) куда-то снова смылись. Я, теребя проклятый бейджик на груди, широким шагами измеряла серое подсобное помещение.       Как же все заебало. Заебал этот Ваня, не понимающий, что плохо, а что хорошо, заебали эти фанатки, написывающие мне то в сообщения, то в директ, то в твиттер, то ещё непонятно куда — скоро голубиной почтой отправлять письма начнут; заебал Мирон.       Нет, работа была интересная, но жутко трудная, но что сейчас размусоливать да причитать, третий год уж пошёл.       Я оторвалась от своих мыслей из-за громко хлопнувшей железной дверищи, отделявшей чёрный ход от основных помещений. Впрочем, ни то, ни другое красотой не отличались: все те же серые стенки с какими-то непонятными постерами в стиле стрит, (зуб даю, к нашему явлению народу повесили), кожаные диваны, дешевые тумбочки с пластиковыми стаканчиками и бутылками коньяка. Коньяк. Я готова была порой не то что разлить, расхуячить все партии этого прелестного напитка об пьяные головы парней, которых за куртки тащила до фургонов, такси и аэропортов. Тем временем, в комнату ворвался Порчи в маске железного человека. — Курить? — несвязно вопросил он, сквозь смех, который пытался скрыть своей маской. Я тупо помотала головой и плюхнулась на диван.       Слава богу, явились. Вслед за ним вальяжно зашёл Мирон. Виновник сего мероприятия улыбался во весь рот, крутя в пальцах заветную сигаретку, будто косточкой у пса, водя ею перед носом Порчи.       Они снова звонко рассмеялись и начали откупоривать бутылки, одиноко стоящие на столах.       Я с усердием разглядывала свои коленки, пытаясь хоть на каплю расслабиться, таблетки уже не брали, тут успокоительное одно — гроб. — Женя, — мягко пропел Мирон мне на ухо, плюхнувшись рядом, — люблю тебя, — и чмокнул в щеку. Я поморщилась. — Да пошёл ты, говнюк. — Ну что ты злишься? — он по-детски склонил голову и прижался ей к моей груди. Но со мной эти фокусы уже давно не проходят. — Ни на что уже, иди давай, ради бога, я собрала вещи. У тебя завтра саундчек. — Ты ж моя умница!       С этими словами он вскочил и, изображая невидимый в руке пистолет, набросился на Порчи. Засев ему на закорки, мой ненаглядный начальник схватил откуда-то взявшуюся кепку и начал ей размахивать на манер шашки; в такой вот позе я проводила их усталым взглядом за дверь.       «Я устала, » — единственное, что маячило в голове уже которое время, сверля меня изнутри и скукоживая все до состояния сжатой пружины, которая готова была вот-вот разорваться на мелкие кусочки, выплеснув все, что накопилось наружу.       Пожевав какое-то безвкусное печенье, я откинула голову и глаза закрылись сами собой. Уютная квартира, мягкий тёплый свет и я в домашних тапочках наливаю себе кружечку чая, вот подходит сзади любимый муж, нежно, но настойчиво притягивая меня к себе… — Женя! Там таксист спрашивает, какой у нас уровень парковки! Женя!!!       Да еб твою мать… я открыла глаза и помотала головой. Наскоро накинув куртку на плечи, я прошла по направлению к двери и чуть не врезалась в неё, так как массивная железяка с оглушительным скрипом, давящим и так по моим обезумевшим ушам, стремительно открылась мне навстречу. Не ожидая такого поворота событий, меня качнуло в сторону, но чьи-то руки поддержали тело, успев схватить за рукав куртки. — Устала? — А сам как думаешь? — вздохнула я и уставилась на Фёдорова. Он уже не улыбался, а с пониманием смотрел мне прямо в глаза, протягивая стаканчик с кофе и сигареты. — Что это? -безэмоционально спросила я, глядя сквозь полупустую пачку, кофе, однако, приняв. — Может, поможет, — тихо произнёс Мирон, зажимая между зубов одну из сигарет. Я быстрым движением вырвала ее, отчего мужчина скривился. — Я тебе уже сто раз повторяла, — по одной доставая из пачки сигареты и с остервенением их ломая, — что пока ты, — я делала четкие паузы между словами, стараясь вложить в них все, что вообще могло заставить его слушать меня, — не откатаешь все концерты, абсолютно все, никаких сигарет! — я злобно скомкала пачку и вернула такой же злобный взгляд Мирону, который недоумевающе уставился на меня. — Ты вообще помнишь, что может случиться с твоим голосом? А с дыхалкой? — уже с обидой в голосе произнесла я.       Нет, ну, а вот какого хуя, я что нянькой нанималась? Чёрным по белому написано, его же врачом: никаких сигарет. — Ты такая красивая, — таким же вдруг уставшим и вялым голосом произнёс он, что я поморщилась. — Иди уже, — с этими словами я развернула его к двери, и мы отправились к такси, где, как меня убедил Руслан, все остальные уже сидели.       Бедного водителя я отпустила домой на сегодняшний вечер, а то эти дурачки заставят его пить лежа, или что ещё похуже, поспорят на знак пдд — мало ли что взбредёт им в голову.

***

      Ночной город хоть как-то успокоил мои нервы. Огоньки мелькали одни за другим, плавно сменяя пейзажи ночной Москвы. Машину покачивало, мягко укутывая в дремоту, а на правом плече, положив голову, что-то невнятно бормотал Ваня. Слева сидел Мирон, втыкая в телефон. Яркий свет экрана больно бил в глаза, нарушая мою одинокую идиллию тёмного автомобиля. Ткнув пальцем по экрану, я шикнула на него. — Ну, а сейчас-то чего? — злобно шепнул он, не будя остальную банду моих школьников. Я действительно чувствовала себя училкой после двухдневной экскурсии по Эрмитажу, где неинтересно ни той, ни другой части компании. — В глаза бьет, да и вообще убери, хватит на сегодня активности Оксимирона. Они там все уже трусы сушат. — Ревнуешь? — как-то мерзко заулыбался он. «Господи прости, за что мне все это?» — пронеслось в голове. Но в ответ я только хмыкнула. — Да ебись с кем хочешь, мне только потом не звони, что бы я рожу твою по соцсетям не выискивала и не удаляла.       Мирон насупился и отвернулся. Ага, за живое задела. На секунду мой триумф меня взбодрил: ну хоть кто-то не в состоянии эйфории побудет сегодня. Но вслед за этим чувство вины опять взяло вверх. Черт, ненавижу свой характер. Но он же знает, что я не всерьёз? — Да ладно, я пошутила, забей, — я заглянула ему за плечо и фыркнула в бритый затылок, — я переживаю просто, ты же знаешь.       Мирон не ответил. А я просто пожала плечами, он нервный всегда, а я — только когда он. Хих, я ебнутая работать с таким. Но он точно не в обиде, это сто процентов. Сколько лет мы уже вместе. Тьфу, то есть я его менеджер уже много лет.       С минуту мы ехали молча, пока Мирон не буркнул водителю: «В гостиницу сверни, планы изменились».       Я ухмыльнулась про себя: устали. Ну, оно и к лучшему — хотя бы завтра не будут меня радовать своими похмельными личиками, томно по очереди заходя в номер «за волшебной водичкой, Женечка». Уладив все дела на ресепшне, я поднялась к ребятам, чтобы проверить, все ли в порядке. Как-никак, а день был трудный для всех. Обойдя всех, я пошла по узкому коридору к последнему номеру — 501, в котором должен был быть Мирон.       И, конечно же, его там не было.       Устало вздохнув, я развернулась на пятках, заготовив пламенную речь, что посыпится на его бритую взбалмошную голову. Кто-то резко схватил меня сзади и прижал к шершавой стенке, больно ткнув коленкой по бедру. — Ты ебнулся? — тихо просипела я, признаюсь, даже испугавшись. На меня диким взглядом смотрел Мирон. На лице не было ни капельки улыбки. — Да, — сквозь зубы процедил он, — я же самый плохой, — гулкий, утробный голос прошелестел где-то между ухом и шеей, — я заставил свою любимую Женечку так устать… — Мирон, просто отойди и дай мне уйти поспать свои законные два часа, — прошептала я, силясь выбраться из цепких мужских рук. Внизу предательски застучало. А руки стали ватными. Усталость и злость за этот день давали о себе знать, но больше всего давал о себе знать мой бесноватый ребёнок, запертый в теле всем известного Оксимирона.       Мирон все ещё стоял, придавив меня всем телом к стене. Стоял без майки. — Пожалуйста, я очень устала, пошутили и хватит, — с мольбой в голосе произнесла я. — Я не шучу, не шутил никогда, — прорычал мне в ухо Мирон, и я зябко поёжилась. Этот голос я знала. Знала слишком хорошо, — я хотел, хочу и буду хотеть… — Да ради бога, — попыталась перевести я все в шутку и попутно выбраться из своеобразной клетки. Но ситуация накалялась. — Не перебивай меня, Женя, — Мирон сжал мои запястья, будто приколачивая их к стенке, ставя правую ногу между моими бёдрами, не оставляя ни единого шанса сбежать. — один раз ты меня уже перебила, ты помнишь?       Я громко сглотнула. Тот вечер, послеконцертный отдых ребят, я, выгоняющая шлюх за дверь и полупьяный Мирон, признающийся мне, нет, клянущийся, в вечной любви. К слову, в ту ночь, он получил от меня знатную втычку за то, что проспал все на свете, но чтобы помнить тот пьяный бред… — Мирон, пожалуйста, не нужно, — мягко цепляясь пальцами за его голые предплечья, — я замужем… — Мне, — он облизнул обсохшие губы и приблизился к самому-самому лицу, — абсолютно, — горячее дыхание обдало меня жаром дымки алкоголя и сигарет. «Все-таки курил», — промелькнуло в сознании, — плевать.       С этими словами он стремительно приблизился на опасную, ну просто недосягаемую, близость к моим губам и больно закусил одну.       В голове и груди как-то одновременно бешено застучало. Пелена застелила глаза, и я снова шумно вздохнула. Губы засвербило от приятной (приятной?!) боли, я тихо приоткрыла их навстречу этому проклятому искусителю.       «Боже, что я творю, боже…»       Мирон подхватил меня одной рукой за спину, а другой под коленки и потащил по всему периметру комнаты. Не в силах дойти до кровати, он опустился перед креслом, вжав меня туда, а сам опустился на колени, властно положив руки на бёдра и талию. Больно сжав их, он посмотрел мне прямо в глаза. — Ты знаешь обо мне все, — он опустил голову, влажно прикоснувшись ртом к моему плечу, постепенно опускаясь до ладоней, — больше чем они все… я о тебе… — закончив, он поднял голову, — ничего.       Горячие пальцы проникли под футболку, которая предательски сбилась над узким ремнём джинс, оголяя часть живота. Звонкой дрожью оставляя дорожку прикосновений, он продолжал изучать все, что было скрыто под чёрным куском ткани с его же логотипом. — Прочитай мою трудовую книжку, — прошептала я, не в силах больше сопротивляться его движениям; воздуха в этой проклятой комнате чертовски не хватало, — а лучше личное дело в офисе, — я чуть застонала, — на третьей полке.       Мирон довольно ухмыльнулся и приступил ко второй руке, покрывая и ее поцелуями. — Я уволюсь… уволюсь завтра же… — сил не осталось окончательно, я обмякла в кресле и лишь безвольно поддавалась всем его пришлым пакостям. — Я не подпишу… — промычал Мирон в ответ.       Я закрыла глаза, и ночь вступила в свои законные права бесстыжей хранительницы наших бесконечных секретов.