The First Love You Can't Escape

*** После её смерти весь мир для него в одно мгновение разлетелся на мелкие кусочки, словно разбитое стекло. Он оставил Ди, оставил полёты, оставил Галактику. «У тебя слишком хорошая репутация», — сказала она как-то вечером на Новой Каприке, находясь под влиянием немалого количества выпитого алкоголя. Сейчас он никогда намеренно не вспоминал её слова, но они всё равно звенели в его голове. «Здесь я начну заново», — усмехнулась она. Это звучало почти как вызов. *** И вот, когда она вернулась, казалось бы, с ней должно было вернуться всё... но то, что он оттолкнул, вернуть уже было невозможно. Хотя это теперь всё это не казалось важным, ведь она была здесь, — и это самое главное. И никакие факты, ситуация, действующие лица — ничто больше не имело значения. Всё его внимание, всё его существо было направлено на неё... как, впрочем, и раньше. Ни дня с момента её гибели он не переставал слышать её голос, видеть её живой. Для него существовало две Кары: одна находилась в его голове, а другая — перед его глазами... и обе они, говоря с ним, словно эхо друг друга, доводили его до головокружения. Он знал, что его руки не перестанут трястись, пока он не прикоснётся к ней, чтобы убедиться, что она настоящая, из плоти и крови. И когда он развёл руки в стороны, чтобы обнять её, его ногти до боли впились в кожу ладоней. Он должен был удостовериться, что это не сон. *** Скрывая свой голос за ложно-удивлённой усмешкой, она поинтересовалась: «Ну что, это я? Не сайлон. Вы ведь поэтому проводили все эти тесты, да?» Что-то внутри него вздрогнуло, словно от удара: «Кара...» — начал было он, но его голос оборвался. Её имя всё ещё звучало для него странно: после всех недель, проведённых в попытке забыть его, оттолкнуть как можно дальше, он не подозревал о том, что когда-нибудь снова произнесёт его вслух. — «Никто не говорил, что ты сайлон». С её лица исчезла улыбка, в голосе проскользнуло разочарование: «Но вы так думали». «Нет, это неправда. Неправда!» — запротестовал внутренний голос в его голове. Но ведь это было... На какие-то секунды он действительно так думал, и этого уже достаточно, чтобы она считала его предателем. Он продолжал смотреть на неё, не прерывая зрительного контакта, но ни одного возражения так и не сорвалось с его губ. Глядя сейчас в её глаза, он вдруг осознал: сайлон она или нет, он не раздумывая умер бы хоть тысячу раз, если бы это потребовалось, чтобы снова увидеть её. Поэтому, даже неважно кем или чем она была: она — всё та же Кара, и больше он ничего не хотел знать. *** Том Зарек позвонил до того, как Ли успел добраться до виски. Прикусив язык, чтобы не припомнить ему историю их знакомства, тюремные решётки, свистящие над головой пули, самодовольные усмешки, в которых всегда чувствовалась его жажда власти, Ли молча слушал собеседника. «Я хочу, чтобы ты работал со мной», — заявил Зарек. Губы изогнулись в кривой усмешке: «Ты, должно быть, шутишь». «Нет», — ответил Том почти мрачно. — «В Кворуме Двенадцати есть одна открытая вакансия. Я выдвигаю тебя. Если примешь предложение, я тебе помогу. На этом месте нужен толковый представитель, а тебе нужен кто-то, кто показал бы разницу между твоими мозгами и другим дежурным органом». Снова усмешка: «Это самое ироничное предложение из всех, которые я когда-либо получал, Зарек». Собеседник вздохнул: «Я продвинулся на политическое поле битвы, Ли. И знаю, что ты хочешь реальных перемен. Так почему бы не взять те замечательные слова, которые ты с таким жаром говорил в суде на прошлой неделе, и не попытаться воплотить их в жизнь?» Ли нежно провёл пальцем по краю фотографии, на которой были изображены он и Кара, широко улыбающиеся, одетые в лётную форму... Момент, запечатлённый много лет назад и совершенно неосязаемый сейчас. «Хорошо», — согласился он, игнорируя сковывающее чувство очередного предательства, пробежавшее по спине. *** Запись её взрывающегося вайпера... Он видел это тысячу раз, но каждый новый взрыв происходил в его голове: ему не нужно было видео, чтобы вспомнить каждую деталь произошедшего тогда. Она преследовала его каждый час, и, сколько бы он не пытался забыть, память всё равно отказывалась вычеркнуть отдельные фрагменты... Её тихая просьба «Отпусти меня, Ли», то, как оборвался его крик, как Тирелу пришлось вытаскивать его из вайпера, как он напился, как разбил все зеркала. А ещё перед глазами мелькали лица: лицо Ди, лицо Сэма, его собственное... Адмирал хочет знать, за кого он. Разве неясно? Он всегда был за неё. *** Гаупт-вахта всегда напоминала ему о ней, как и всё на этом корабле. Здесь он увидел её, когда впервые прибыл на борт Галактики. И здесь он увидит её, прибыв на борт в последний раз. «Милый костюмчик», — усмехнулась она, даже не позволив ему сказать «привет». Проблема была в том, что её гибель словно включила в нём своего рода гипердвигатель, и сейчас он был слишком далеко от того места, где она его оставила. Он уже не мог вернуться. Глядя на неё, он думал: что было бы, если б она не погибла? Если бы он просто позволил ей приземлиться, найти свою землю? Нет, конечно они бы не нашли Землю, но он бы никогда не потерял её, а вместе с ней и часть себя... Единственным, что сейчас имело значение, было сохранить её живой, даже если она никогда ему не принадлежала. Он знал, что не может снова потерять её. Скрипнули открывающиеся дверные замки, и внезапно он понял: ему не нужно говорить, что он уходит. Она уже это знает. Он видел это по её лицу, на которое словно была натянута маска, предназначавшаяся чтобы скопировать её незабываемую улыбку, которую он так часто видел прежде. Только сейчас эта улыбка не была настоящей. Он пожал плечами, словно извиняясь: «Зарек выдвинул меня на свободное место в Кворуме, так что...» «Будешь у него на побегушках?» — усмехнулась она. «Так, знаешь что, оставь это. Я уже наслушался», — его поразило, насколько натуральной кажется их беседа: как будто она никогда его не оставляла, как будто никогда ночью он не проводил кончиками пальцев по коже лежавшей в его объятиях женщины, надеясь почувствовать не Ди, а её... Кару. — «Возможно, это будет частью работы. Но по части политики у этого типа такая же огромная голова, как дом, в котором я вырос, и так как я в этом деле новичок, мне действительно может понадобиться его помощь». С каждым словом говорить становилось всё труднее: внутри словно что-то надламывалось, заставляя делать паузы на полуслове. Надеясь, что она не заметит дрожи, спрятавшейся за его словами, он продолжает: «Кроме того, я никогда не умел отказывать». Усмешка исчезает с её лица в какие-то доли секунды, и он ловит себя на мысли, что, с тех самых пор на Новой Каприке, она была так великолепна в чтении его мыслей, словно смотрела сквозь воду и явственно видела самое дно бассейна. Он же, напротив, так и не научился читать её... может быть, оттого что вода в бассейне была слишком глубока, и он просто не мог видеть настолько далеко? Но были моменты, когда он мог прочесть её, моменты, когда она сама позволяла ему это, приоткрывая на какое-то время так надёжно разделявший их занавес. Порой это его пугало: ранимость никогда не была её лучшим состоянием, и когда она позволяла ему заглянуть внутрь себя, она становилась уязвимой. В такие минуты он чувствовал, что может уничтожить её одним лишь неверным словом, и потому любое неразумное действие становилось для него опасным. «Никому кроме меня», — говорит она резко. Вот он, один из тех моментов, когда они оба словно связаны, когда он открыт для неё и она открыта для него, и любой может заглянуть в мысли другого, найдя там ответы на все свои вопросы. Но, не смотря на эту нерушимую связь и безмолвное понимание, сейчас так прочно установившееся между ними, эти два сердца слишком упрямы, чтобы признать прошлые ошибки и принять истинное значение слов «Я нуждаюсь в тебе». «Особенно тебе», — тихо отвечает он. *** Однажды она сказала ему: «Перспективы яркого сияющего будущего сильно переоценены...» Однажды она сказала: «Да, чёрт возьми, я злюсь на того кто уже мёртв!» Однажды она попросила: «Отпусти меня, Ли». Её слова оставили в его душе неизгладимый след, перекрывая друг друга, преследуя и наставляя его, как старые приятели... Они сводят его с ума, перешёптываясь в голове и не отпуская его мысли ни на секунду, но до сих пор на их фоне он слышит самого себя, кричащего небесам: «Ли Адама любит Кару Трейс!» *** «Знаешь», — говорит он. — «Думаю, я всё-таки понял, что ты имела в виду когда говорила о предназначении, о том, что у каждого своя судьба... Я должен это сделать, и то, что я не знаю, почему, для меня уже неважно». Выражение её лица сменяется на благодарное и в то же время печальное: он может понимать её, но именно в этот момент он решил её оставить. Этот невысказанный упрёк отзывается болью в его груди. «И это наше слово», — произносит она совершенно не то, что светилось в её глазах. Но он не удивлён: он знал, что так и будет. «И это наше слово», — кивнув, повторяет он, отчаянно желая, чтобы один из них сказал что-то ещё. Просто чтобы хоть ненадолго оттянуть момент его ухода. Она поднимается на ноги, и ему приходится подавить в себе желание помочь ей: теперь в этом уже нет смысла. Для него пришло время двигаться дальше. Двигаться дальше... «Удачи тебе в твоём путешествии, Ли Адама», — протягивая руку, говорит она. Не в силах справиться с собой, он уставился на её руку, на её плоть, кончики пальцев... всё в ней напоминает ему о том, что он потерял и потом обрёл снова. Потеряв её тогда, он не думал, что сможет коснуться её снова... И вот она здесь, стоит напротив него, как будто ничего не случилось. Непроизвольно задержав дыхание, когда его пальцы коснулись её пальцев, он отвечает: «Тебе тоже, Кара Трейс», — и только потом вспоминает, что ему необходимо выдохнуть. По выражению, застывшему на её лице, он понимает, что они задержали дыхание одновременно и что ему нужно найти в себе силы отстраниться, потому что она этого не сделает. С тех пор как она спросила его: «Ты сможешь оставить Ди?», Кара боялась увидеть, как вместо этого он оставит её. Просто потому что она была той, кто оставлял его слишком много раз. «Ладно», — он делает шаг в сторону. Всё внутри него кричит и сопротивляется, когда он идёт к двери, и каждый шаг даётся тяжелее, чем предыдущий. «Ли...» Её дрогнувший голос останавливает его, и, тяжело дыша от боли, давящей изнутри, от желания прикоснуться к ней, он, не контролируя себя, позабыв обо всём вокруг, бросается ей навстречу с единственной мыслью в голове: «Кара, Кара, Кара...» И вот, наконец, его поцелуи обжигают её кожу в бешеном танце страсти. Не ожидавшие такого поворота охранники ошеломлённо переглядываются, но он этого не замечает: для него существует только женщина, которую он сжимает в объятиях. Как же много времени прошло с тех пор, когда он целовал её в последний раз! А на вкус её губы остались прежними... Ощущая на своём лице её прерывистое дыхание, он прижимает её к себе так сильно, как только может, и его отчаянные объятия словно кричат: «Даже если меня не будет рядом, я позабочусь о том, чтобы ты была в безопасности!» И он знает, что так и будет, пусть даже сейчас он понятия не имеет, как ему удастся сделать это, находясь на другом корабле и опасаясь того, что может случиться после того как он уйдёт. «Я верю тебе», — говорит он, отстранившись только чтобы обнять её, прижав к себе ещё крепче. Ему безумно хочется сказать «Я люблю тебя», но произношение этого сейчас будет слишком похоже на прощание. А так у него пока будет, что ей сказать... ради чего надеяться на следующую встречу. Так они и стояли, обнявшись и словно застыв на месте, пока охрана не позвала его на выход. В дверях он обернулся, желая увидеть её ещё раз... она стояла к нему спиной, обхватив голову руками. Её сердце снова было закрыто.