Апельсины

      Максим пахнет пудрой, кёльнской водой и апельсинами. Сен-Жюст утыкается носом в его шею и вдыхает такой знакомый и любимый запах. Робеспьер улыбается и гладит возлюбленного по волосам, осторожно касаясь пальцами тонкой нежной кожи на его шее. Антуан довольно потягивается и теснее прижимается к Максимильену, поудобнее устраивает голову у него на груди и преданно смотрит в глаза.       — Хорошо тебе? — счастливо спрашивает он.       — Хорошо, — Максим прижимает любимого к себе, проводит тёплой ладонью по юношески острому, нежному плечу и касается позвоночника. Антуан шумно вздыхает и наугад ластится к чуткой руке, прикрыв лучистые глаза. Робеспьер заворожённо следит за каждым его действием, за каждой эмоцией. Он разглядывает алые, приоткрытые губы, полуопущенные, чуть загнутые на концах ресницы, блаженную улыбку и дрожащие веки, водит самыми кончиками пальцев по розоватым скулам, задевает уголки губ и обводит контуры подбородка, затем вдруг убирает руки, приподнимается на локте, наклоняется над возлюбленным и робко целует, запутываясь пальцами в шелковистых каштановых волосах. Сен-Жюст нетерпеливо и страстно отвечает на этот поцелуй, притягивая Максима к себе.       Солнечный свет заливает небольшую комнату, лучи бегут по обнажённым телам, освещают смятые простыни и тонкое одеяло, едва задевают разбросанную на полу одежду. Сквозь приоткрытое окно слышно, как гудит Париж. По помещению гуляет прохладный ветерок и чуть колышет не задёрнутые шторы.       — Совсем хорошо, — Робеспьер вновь укладывается рядом и заливисто смеётся. — Такое хорошее утро. Не хочу никуда идти.       — Мы найдём какое-нибудь объяснение, — обещает Антуан и потягивается. — Дюпле скажем, что ты ночевал в Конвенте, в Конвенте скажем, что потеряли Браунта на утренней прогулке, а сами будем нежиться здесь до полного изнеможения.       — Милый, так нельзя, — Максимильен морщится и качает головой. — Это неправильно, — он тянется за рубашкой, но тонкая рука Сен-Жюста тут же останавливает его и тянет обратно.       — Ну куда ты всё время спешишь? — Антуан хохочет и грациозно встаёт, затем медленно идёт к столу. Максим откидывается на подушки и с улыбкой любуется его изящной фигурой. Его взгляд скользит по идеально ровной спине вниз, то и дело перекидываясь на плечи и руки.       — У меня кое-что есть для тебя, — Сен-Жюст оборачивается и показывает Робеспьеру два небольших рыжих апельсина. — Тебе нравится?       — Да, — Максимильен тянет к нему руки и довольно жмурится. Антуан практически мгновенно оказывается в его объятиях и кладёт ему на живот сладкие плоды.       — Знаешь мои слабости, — Робеспьер берёт один и начинает чистить, наслаждаясь ощущением абсолютного счастья и щемящей нежности. — Будешь?       — Да, — Сен-Жюст перехватывает его пальцы и поочерёдно целует каждый, явно наслаждаясь процессом.       — Вот, — Максим протягивает ему оранжевую дольку и дрожит от приятных прикосновений горячих губ. — Антуан, так хорошо…       — И мне, мой милый, — Сен-Жюст укладывается поудобнее и крутит апельсин в руках. На свету он кажется ещё более ярким и красивым.       — Это похоже на янтарь, — говорит Робеспьер, разглядывая хрупкие запястья Антуана. — Знаешь, твои глаза тоже похожи на янтарь, если есть солнце.       — Как это, должно быть, прекрасно, — Сен-Жюст заглядывает любимому в глаза. — А твои похожи на изумруды. Но не те, холодные и бесстрастные, а живые. У них есть душа, Максим. Твоя душа.       — Как это нежно, — Робеспьер улыбается, и Антуан целует его, целует настойчиво, глубоко и очень страстно, крепко прижимая к себе.       — Нежно… — повторяет он. — Максим, ты веришь в то, что с нами происходит?       — Да, — Робеспьер внимательно смотрит на любимого. — Конечно.       — Я всё время боюсь проснуться и узнать, что это всего лишь сон, — Антуан ёжится, будто от внезапно подступившего холода. — Это ведь взаправду творится с нами, Максим? С нами в такое страшное время? Во время Революции? Разве можем быть счастливы теперь, вот так лежать и просто наслаждаться теплом и любовью друг друга?       — Можем, — серьёзно отвечает Максимильен.       — Тогда Революция и впрямь подождёт, — заявляет Сен-Жюст и снова целует Робеспьера.       А за окном поют птицы.