Нарисуй меня!

Чарли стоял напротив мольберта, работая над новой картиной. Махая кисточкой, он создавал новые линии, точки, мазки. Тот старался так усердно, что даже высунул язык, надеясь, что его новое творение не разочарует его самого. Да, у него за плечами было много работ, которые парень сжег или выбросил. Ну некрасивые, неудавшиеся они! Хотя, Риккардо частенько его хвалил: твои картины, мол, прекрасны. А он и правда ими восхищался и ни капельки не врал — не было смысла. Но Чарли со своими шедеврами его одновременно и раздражал: ну сколько можно тянуть до того момента, как тот его нарисует? Нет, однажды у художника была попытка воссоздать образ босса мафии на холсте, но этому самому боссу мафии настолько не понравилось, что тот даже подумал, что эта работа была худшей из всех рисунков Чарли, расстроив его и доведя до депрессии, затянувшейся на целую неделю. Все эти семь дней парень ходил никакой, расстроенный. Даже не ходил — лежал. Неподвижно и отвернувшись к стене. Такое долгое молчание Чарли пострашнее всяких ужастиков и неправильно падающих теней, это Риккардо знал точно. Эту тишину в комнате мог нарушить только сам мафиози, ступив на поломанный паркет и заскрипя им. Или он мог зашуршать своим пальто, привлекая к себе внимание притворяющегося мертвым художника. Ну или же юноша мог проматериться вдоволь в конце концов! Но Чарли, самый ярый ненавистник ругательных слов, все равно молчал, время от времени тяжко вздыхая. А ведь Риккардо всеми силами старался его пробудить Помимо того, что уже делал, тот и одеяло стаскивал, и намеренно пытался что-то сотворить с лаком, водой для кисточек и красками. Даже палитру один раз хотел помыть — ничего. И только один-единственный и несчастный поцелуй на ночь, когда Рик, уставший и сонный, собрался улечься спать и попутно чмокнул соседа в макушку, смог того пробудить. Ночью, твою мать. НОЧЬЮ. — Риккардо! Рик! Рикушка! Риккардушка! — послышался тихий голос над ухом. — Оцени картину. — Э… Этот пистолет можно продать за… — Нет, не пистолет, который ты там видишь у себя во снах, оцени, а мою картину. Риккардо лениво открыл глаза, в которые тут же засветил свет, заставив зажмуриться. Вторая попытка пробуждения удалась, и мафиози, увидев перед собой белобрысую рожу Чарли, закатил глаза и накрылся одеялом до самого носа. — Ты что, не хочешь оценить мое искусство? — расстроенно произнес художник, испытывая друга взглядом. — Ты не ценишь меня? — Чарли, я ценю, — заговорил Риккрадо, — но сейчас… три часа ночи, и мне жутко хочется спать, и… — Все ясно, — отрезал тот. — Спокойной ночи. Парень выключил свет и с шумом плюхнулся на свой диван. О нет, только не очередная неделя молчания… Почти каждую ссору Чарли переживал очень тяжело и объяснял это тем, что думал, будто Риккардо его бросит. Ему было даже все равно, если тот его убьет — лишь бы не уходил из квартирки, заставленной картинами, холстами и прочими принадлежностями для творчества. Но мафиози, умиляясь его грустной физиономией, всегда подсаживался к нему, обнимал за плечи и начинал хихикать, приговаривая: «Дурак, ты чего грустишь? Твои картины по-прежнему прекрасны». А Чарли лишь молча утыкался в его плечо и заставлял Рика расплываться в довольной улыбке. Вот и сейчас Батлер боялся недовольства соседа, ведь для его картины вновь потребовались фрукты, которые он мог бы съесть. Ну вот, снова будет жаловаться, наверное. Нужно будет специально для него потом купить вкусной еды и порадовать Рика, а то совсем расклеится. Тем более эта полиция и бесконечные проблемы… Риккардо просто необходима какая-нибудь расслабляющая ванна или романтический ужин с нормальной едой, без случайно попавшей в тарелку акварелью. И вот только когда Чарли задумался об этом, входная дверь заскрипела, всеми силами показывая, что ее надо починить, и в комнату заполз уставший мафиози, чуть ли не падающий на пол от недостатка сил. Он взглянул на художника и приветственно кивнул. — Боже, Риккардо, что с тобой?! — испугался Батлер, кидаясь к другу. — Не умирай! Если хочешь есть, то возьми фрукты для натюрморта! Я потом когда-нибудь дорисую, только не умирай… — Помолчи, — буркнул Рик, — я просто устал. Дай мне отдохнуть. Юноша медленно переместился на диван и закрыл глаза, а Чарли любезно накрыл его любимым пледом. — Спасибо. Не стоило. — Спи тогда уж. Де’Карли попытался уснуть, но поневоле с любопытством взглянул на картину соседа. В нем забурлила обида, и парень спросил: — Черт, Чарли, а когда ты меня нарисуешь? Чарли, сидящий на стуле спиной к спящему, осторожно посмотрел на него и пожал плечами. — Когда-нибудь. — Слушай, ты меня даже музой называл и ни разу не нарисовал! — продолжал Рик. — Неправильно получается. — Спи. — Чарли. — Спи. Завтра нарисую. — Обещаешь? — Нет, но возможно. — Тц! Ну и ладно! Мафиози демонстративно перевернулся на другой бок к стене и, изображая Батлера в минуты его депрессии, тяжко вздохнул. Но Чарли знал, что он не спит, поэтому сидел тихо, рисуя свою картину дальше, еще некоторое время. Оно тянулось долго, будто резина. Ох уж этот Рик! Будто он не понимал, что у художников есть другая работа помимо того чтобы всех заказчиков рисовать. Когда послышалось сопение Де’Карли, Батлер еще раз, чтобы удостовериться, оглянулся на него и соскочил со стула. Он на цыпочках пробрался к столу, заставленному красками и всем прочим, и открыл ящичек с рисунками. Там хранилось множество листочков и все… с Риккардо. Вот он улыбается, что было не похоже на него, вот стоит с ножом. Вот в костюме, вот в черных очках. Художник достал все свои наброски и улыбнулся. Он рисовал их каждый вечер после того, как Рик засыпал, и так тщательно скрывал. А теперь настало время поделиться с мафиози своим творением. Парень положил стопку скетчей на подлокотник дивана и провел рукой по черно-белым волосам Риккардо. — А ты думал, что я тебя не нарисую, — хмыкнул тот, обнимая неподвижную тушу Де’Карли. — Спокойной ночи.