***
На календаре начало января. За окном весело кружатся красавицы-снежинки, тонким, сверкающим ковром устилая потрескавшиеся ветви деревьев и промерзлую почву. Новогодние праздники в самом разгаре. Народ ликует, и Маттиас вместе с ними. Во всех учебных заведениях Швеции уже давно начались каникулы, а значит, и Робину причин уходить из дома не было. Он и не уходил... Но от этого не стало легче вовсе. Он... Он... Всё также спал в гостиной, разговаривал о каких-то домашних, обыденных вещах. Маттиас старался вытащить из него того самого романтика, что был раньше, но не мог. Робин упирался всеми руками и ногами. – У тебя закончился сахар, Маттиас. – У нас, – скрипел зубами парень, крепко сжимая в ладони чайную ложечку. – Почему ты говоришь так, будто мы не живём уже три года вместе? – Нужно купить, – вяло отвечает Робин и встаёт из-за стола. Маттиас подрывается следом. – Что происходит с тобой? – Ничего. – Как это "ничего"? – задохнулся от возмущения Маттиас, уперев руки в бока. – Ты меня избегаешь! Робин стоял, засунув руки глубоко в карманы бридж, нахмурив брови, не смотря в глаза Маттиасу. Значит, не настроен говорить. Значит, ничего не скажет. А неопределённость хуже всякого любого ответа. Маттиас отошёл в сторону, освобождая своему парню путь. А парню ли уже? – Крис зовёт в очередное "путешествие". – Робин замирает в приёме двери и оборачивается через плечо. – Ты поедешь? – А ты? Сердце Маттиаса пропускает удар. Только при упоминании об их общем увлечении, Робин снова становится тем же смешным и неуклюжим Робином, каким был всегда. До того самого злополучного дня. Маттиас сдавленно кивает, но тут же произносит: – Если ты поедешь, то и я... тоже... Робин улыбается. Но Маттиасу не становится легче. Его серые глаза, по-прежнему, стеклянные и холодные, словно ледники в бездонной сердцевине океана. Становится больно. Ужасно больно так, что перехватывает дыхание. Глаза предательски пощипывают, а там, где должно горячо биться сердце, вдруг что-то трещит и идёт неровными швами. – Когда отправляемся? – Завтра, в семь, – рявкает Маттиас, злобно косясь на парня. – Крис нам позвонит, так что нам хватит ещё времени. – Да. – Робин рассеянно почесывает затылок и уходит. А Маттиас остаётся один на кухне, невидящим взором впивается в серое, отвратительное небо, не замечая того, как чайник со свистком, стоящий на газовой плитке, разливается звонкой мелодией уже около пяти минут.***
Эту ночь они начали в их общей спальне. Но, не целуясь до распухших, покрасневших губ, не занимаясь любовью до самого рассвета, не держась за руки, легко поглаживая пальцами нежную кожу тех мест, докуда только можешь дотянуться. Нет… Вовсе не это... Они просто лежали рядом, не касаясь, не смотря, не общаясь. Робин уткнулся в первую попавшуюся книгу, пятнадцать минут сверля одну и ту же страницу. А Маттиас, подперев голову ладонью, очерчивал взглядом аккуратные выступы скул с лёгкой щетиной, покусанные, мягкие губы, в которые всегда любил выстанывать имя партнёра, и длинные, созданные для музыки, пальцы, одним лишь прикосновением которых, Робин мог свести с ума. Маттиас недовольно поерзал под одеялом, придвигаясь ближе, и принялся тереться собственным возбуждением о щиколотку Робина. Маттиас хотел его. Хотел до зуда под кожей. До искр под закрытыми веками. Робин прикрыл глаза и сбивчиво выдохнул. Маттиас решил сосчитать до десяти, но уже на трёх, тихо застонал и, опрокинув Робина на спину, коснулся его губ своими. Но вот уже через пару минут Маттиас сидел в той самой идиотской гостиной, пальцами зарываясь в растрепанную шевелюру, прижимая колени как можно ближе к груди, и плакал. Потому что больше нет тех самых чувств, потому что никак не может достучаться до Робина или хотя бы его понять. Потому что сегодня – впервые, за три года, – Робин оттолкнул его. Оттолкнул... И внутри вдруг что-то оборвалось и стало ещё невыносимее. Просто невозможно. Нещадно дрожат руки, и только с шестой попытки получается набрать его номер. На том конце отвечает он – единственный человек, которому можно доверить это, надеяться на помощь, потому что Маттиас не знает уже, как быть. Не знает, как надо с этим бороться. Он вообще ничего не знает. – Мэтти? – голос Криса бодрый, без единого намека на усталость. – Мэтт, ты слышишь меня? Что случилось? – Он оттолкнул меня, приятель, – голос дрожит, а рукав кофты уже насквозь пропитан слезами. – Кажется, я больше ему не нужен, Крис. – Мне приехать? Маттиас горько улыбается и отрицательно качает головой. И только после повторно заданного вопроса осознаёт, что его жесты не видны в разговоре, а выдавливать слова становится всё труднее. Никчемное, глупое изобретение. – Нет, – просто отвечает он, всё же не сдерживаясь и тихо всхлипнув. – Просто.... Завтра не хотелось бы слышать вопросов. Я не… выдержу... Я вновь... – Я понял, – поспешно отвечает Крис, и Маттиас судорожно переводит дыхание. – Держись, дружище, всё образуется. Постарайся уснуть. – Спасибо, друг. Робин тихо отошёл от двери и упёрся руками в стену, чтобы не упасть. Он оказался прав в своих догадках. Он всё правильно сделал. Только почему-то от этого "правильно" на душе становится немыслимо гадко и противно. Да и Сара не убедила его вовсе. Ничего уже не будет, как прежде. Робин вернулся в спальню, тихо прикрыв за собой дверь. Распахнутое настежь окно, и дотлевающая сигарета в руках обжигает кончики пальцев. Он так и не смог уснуть до самого утра, зная, что и Маттиас, свернувшись калачиком на узком диване, неподвижно смотрит в одну и ту же точку, и тоже не спит.***
Утро для обоих прошло, как в трансе. На удивление, они встретились взглядами, только сидя на мягких сиденьях электрички, что промчала уже половину своего пути до назначенного места. Разные стороны сидений, двойные места напротив друг друга. Только Маттиас не видел перед собой любимых серых глаз, ведь глаза Криса совсем не такие. Они обычные, карие, однотонные, а Робин не сможет, обхватив крепкую, мужскую шею, безымянным пальцем наткнуться на сильно выпирающий позвонок с аккуратной, выпуклой родинкой. Потому что там вовсе не было никакой родинки, а шея была хрупкая, и совсем не мужская. Совсем не та. Сара бы обиделась на такое, если бы умела читать чужие мысли. И хорошо, что этого не умеет Крис. Никто не умеет. А так хотелось бы...***
Робин с кристальной ясностью помнил тот день. Тот вечер, когда не смог приободрить Маттиаса. Но не каждый же день твоему парню отказывает книжное издательство и с кучей поправок возвращает его недавно законченную книгу обратно?! Он помнил злые, горящие бешенством голубые глаза, помнил прекрасные губы, искривлённые в зверином оскале, и его: "Крис бы нашёл, что сказать!", а следом звякнувший замок входной двери. Помнил страх, забившийся под сжимающееся сердце, что скрёб тупыми когтями о грудную клетку. Помнил тысячу интонаций одного и то же предложения, сказанного автоответчиком женского голоса. Помнил фото из инстаграма, присланное поклонниками "The Mischief Managers". И помнил, как на нём Крис, высоко поднимая бокал вина, радостно улыбается в кадр и подставляет гладко выбритую, впалую щёку под плен горячих губ Маттиаса. Его Маттиаса... Вот тогда Робин понял, что проиграл. Вот тогда, он и решил, что правильнее уйти, раз он не может стать для своего парня лучше. Маттиас никогда не бросался словами просто так. Значит, всё это было правдой. Горькой, невыносимой, но правдой. Маттиас пришёл под утро пьяный. Прошёл мимо, больно ткнув в плечо локтем. Прошёл мимо, не поднял глаз, не сказал ни слова. Он закрылся в их спальне и не выходил оттуда до полудня. Это было пятнадцать дней назад. Пятнадцать...***
Робин бросает болезненный взгляд на тихо шепчущихся парней, и утыкается в окно автобуса, а узкая, девичья ладонь мягко ложится на его плечо и легко сжимает. Маттиас весь сжимается внутри. Внезапно, весь мир сосредотачивается на девушке, сидящей в чёрном парике, что играет Чжоу Чанг, и всё вдруг, неожиданно правильно встаёт на свои места. А что, если Робину опять нравятся девушки? Что, если слухи от поклонников, что Робин и Сара встречаются... действительно, правда?! Маттиас хмурится и с нажимом проводит по сенсорному экрану пальцем, стараясь не запоминать как раз подло попавшийся, кричащий пост, где Робин и Сара, лучась от переполняющего чувства счастья, весело подмигивают в кадр. –... Значит, не понравилось, да? – Что? – Маттиас вздрагивает, отрывая взгляд от дисплея телефона. Крис смотрит испытующе, нетерпеливо. – О чём ты? – О кольце, о чём же ещё?! – фыркает Крис, принимаясь яростно тыкать пальцами в экран своего смартфона. — Я удивлён, что ты до сих пор ещё ходишь с кислой миной. – А с какой «миной» мне ходить-то? – взъерепенился Маттиас, неловко поправляя съехавшие с носа очки. — Вообще-то, мы с Робином поссорились! – Из-за кольца? – искренне удивился Крис, и Маттиас вообще перестал что-либо понимать. – Робин же рад от тебя любой мелочи, а тут из-за кольца... Мы же старались, – искренне возмущался косплеер, принимаясь подчищать устаревшие фотографии инстаграма. – Ты и книгу посвятил ему... – тридцать дней назад. –... и предложение руки и сердца на заключительной страничке.... – двадцать один день назад. –.... и с кольцом я не прогадал! – восемнадцать. – Всё в лучшем свете, благо есть знакомые... Крис резко замолчал, виновато потупив взгляд. На вопросительный взгляд Маттиаса, тот только повернул экран телефона в сторону друга, на котором красовалась та самая фотография, сделанная Крисом на память о благодарности Маттиаса. Благодарности за помощь в моральной и материальной поддержке. Маттиас опустил взгляд на дату опубликования, и будто сотни острых иголок разом пронзили его тело. Фотография была сделана двадцать шестого декабря. Ровно пятнадцать дней назад...***
На вопрос восторженной публики: "Кого вы бы поцеловали в слегка нестандартной ситуации?", – лишь двое из четырёх молодых людей смогли вообще хоть что-то ответить. Крис и Маттиас сидели дружно рядышком, и также дружно молчали. Один, потому что целовать было некого, другой – боялся быть отвергнутым. Но Робин и Сара, бросив мимолетные взгляды друг на друга, решили прояснить неудобный момент. – Я бы поцеловала Гарри! – Я бы поцеловал Чжоу! – одновременно выкрикнули оба, и зал залился громкими аплодисментами. – Тогда целуйтесь! – крикнул кто-то с последних рядов, и этот гул подхватили все остальные. Маттиас с силой стиснул челюсти, сжал пальцы в кулак так, что побелели костяшки, а ногти до глубоких алых полос впились в ладонь. И как только Робин и Сара, чуть замявшись, потянулись навстречу друг к другу, он резко подорвался с места и, оттащив парня от подруги, прошипел в самое лицо: – Запомни, ты – только мой, – и, придвинувшись почти вплотную, прошептал в самые губы перед тем, как коснуться их своими. – А я всегда был и буду только твоим.***
– Робин? Ты спишь? – парень еле слышно засопел и, приподнявшись на локтях, включил сказочные лампочки-звездочки, что мягко заливали всю комнату теплым, домашним уютом. – Что такое, родной? Маттиас широко улыбнулся и взял возлюбленного за руку. Робин вздрогнул и слегка дёрнул левой рукой, когда холодный металл коснулся его безымянного пальца. – Ты выйдешь за м-меня? – голос Маттиаса под конец сорвался на фальцет, и Робин вздохнул с облегчением. Значит, хочет. Значит, по-настоящему, любит. – Только с одним условием. – Маттиас нахмурился, что придало его жениху ещё большей уверенности. – Ты никогда не возьмёшь себе мою фамилию. Маттиас поднял на парня сверкающие глаза и замер. Ничего прекраснее он ещё не видел в своей жизни. В смеющихся серых глазах волшебными искрами горели те самые лампочки, весящие над их кроватью. Те самые лампочки, дарующие надежду и покой, охраняющие их крепкую, сумасшедшую любовь, оберегая её от пожирающей тьмы. Только с Робином так ярко и прекрасно. Потому что он сам, как огромный, пылающий огонёк, навсегда поселившийся в душе Маттиаса. – Это... Ты... – Я прочитал черновики твоей книги, – выдохнул Робин, притягивая парня как можно ближе к себе. – Они не хотели, чтобы ты публиковал на последней странице личную информацию о себе, – он готов был засмеяться от того, что вновь может почувствовать тот самый позвонок с такой любимой, аккуратной, выпуклой родинкой. – Я изменил концовку и отправил им твою книгу снова, – гладкий металл мягко скользнул по острой скуле, и губы Маттиаса дрогнули в робкой улыбке. – Поздравляю! Твою новую книгу завтра выпустят в продажу. – Зачем ты говоришь мне об этом сейчас? – Потому что это мой ответ. – Робин невесомо коснулся губами уголка чужих губ. – И что он значит? – улыбнулся Маттиас. – Он значит: "да"! Маттиас вздохнул с облегчением и невесомо коснулся губ своего самого лучшего жениха на свете. Теперь всё точно будет хорошо... Обязательно...