;
Единственным человеком, что в курсе насчет привязанности Юнги к трекам их городской знаменитости, является Чимин. Однажды Юнги устает настолько сильно, что жалобы и откровения срываются с уст как-то сами. Звучит все это одной длинной фразой, с повторенным раз десять 'заебался' и еще раз пять 'просто хочу лежать и слушать Чон Хосока'. И да, Чон Хосок популярен (в узких кругах интересующихся) в масштабах их небольшого городка, пользуется уважением и общается с такими же популярными ребятами. Наверное, Юнги его даже видел, может, и не раз, он помнит и знает, как Чон выглядит, но все это для него абсолютно неважно. Конкретно от Хосока ему нужна только музыка. Поэтому хмурость Юнги и недовольство двумя неделями позже того самого понедельника вызывают у Чимина озадаченность. Лишь ей одной дело не ограничивается. – Хён, стеллаж с комиксами, – Пак Чимин возится с кассой, но природная наблюдательность его не подводит. Юнги смотрит сначала на самого Чимина, одетого в такую же бледно-фиолетовую футболку с логотипом магазина, как и он сам, и только потом на кучку шумных парней в левом от стеклянных дверей углу. Они всегда ходят кучками, эти классные и популярные ребята в модной по определенным стандартам одежде и с самодовольными ухмылками на лицах. – Вот это честь, а? – Чимин ждет от Юнги хоть какой-то реакции. – Не хочешь чуть-чуть поработать и помочь ребятам с выбором? Юнги крайне редко контактирует с посетителями по собственной воле, обычно это делает Чимин, и обоих это устраивает. Пару раз он отрицательно двигает головой из стороны в сторону, нахмурив нос, а после хватает кипу книг, которую планировал разложить по полкам вечером. Внезапная необходимость сделать это сейчас же не может быть оспорена. Шумные голоса слышно даже из противоположной стороны зала, и Юнги это не очень нравится. Громкий смех, обрывки предложений и фразы, полные матерных словечек, неприятно проскальзывают через барабанные перепонки. Расставляя книги на полке, Юнги нервно шарит рукой в заднем кармане джинсов, только лишь затем, чтобы понять, что смартфона там нет. Худые руки нагружены сборниками рассказов, хрестоматийными томами и комиксами до кучи, и дорога к лестнице на второй этаж выучена наизусть. Юнги может дойти до нее с закрытыми глазами из любой части магазина. За огромной стопкой книг не видно ничего кроме выглядывающей верхушки лестницы, по которой ему предстоит взобраться. Полагаться приходится лишь на ту самую интуитивную уверенность в собственных шагах и выверенную ориентацию в пространстве досконально изученного помещения. Юнги лень возвращаться за книгами дважды – он хватает все сразу. Ему тяжело, темная челка щекочет лицо, и он, увлеченный процессом движения, напряженно дует пару раз на непослушную прядь волос, поглощенный тяжестью в своих руках и неприятным ощущением на коже. Юнги не оглядывается по сторонам. Зря. Нечто звонкое, шумное и пахнущее резким парфюмом врезается в него сбоку. Переносицу пронзает острой болью – Юнги даже не понимает, что конкретно случилось, лишь смотрит на книги, оказавшиеся на полу, и растерянно оглядывает спину обидчика, не удостоившего его даже скромным 'прошу прощения'. – Эй! – Юнги в несколько уверенных и чуть агрессивных шагов сокращает дистанцию и хватает парня в красной майке за плечо. Конечно же, он знает, кто это. Быть может, он даже видел его пару раз. – Не хочешь помочь? Юнги закусывает губу сразу же после вырвавшихся слов. Что ты делаешь, Мин Юнги? Никогда и ни при каких условиях ты не имеешь права вести себя с клиентом подобным образом. – Без обид, чувак, но это ведь типа твоя пыльная работа, – самодовольство и непринужденность сквозят каждым словом в произнесенном предложении. Парень жестикулирует раскованно и закатывает глаза, тем самым вынуждая Юнги злиться еще сильнее. – Типа у меня не было бы этой пыльной работы, если бы кто-то чаще смотрел по сторонам, – Юнги хватает нарушителя его собственного спокойствия за запястье и тянет в сторону произошедшего инцидента, добавляя в свои завтрашние планы поиск новой работы. Сил сдвинуть Хосока с места в мышцах Юнги не обнаруживается, а вот у него самого их наоборот хоть отбавляй. Он хватает Юнги уверенным движением за корпус и небрежно закидывает миниатюрного парня к себе на плечо. Его друзьям излишне весело – они заливистым противным смехом реагируют на происходящее и кричат о Юнги что-то, судя по всему, не очень хорошее. Он снова оказывается на ногах, рядом с разбросанными книгами и пристально смотрит на Хосока, не понимая, чего тот добивается. – Давай, малыш, время навести здесь порядок, – мысом ботинка Хосок двигает одну из книг на полу ближе к Юнги и, неприятно хихикнув, оставляет парня в одиночестве. Попыток восстановить справедливость Юнги больше не предпринимает, успокаивает встревоженного охранника, у которого наконец-то наметилась хоть какая-то работа, и в одиночестве разбирается с разбросанным на полу беспорядком. На переносице, скорее всего, останется шрам. Острый угол одной из книг прочерчивает на коже саднящую царапину, не очень глубокую, но все еще болезненную. Ему вовсе не сложно уложить книги в две стопки после, добраться наконец до заветного второго этажа и разложить их по местам. Не было сложно с самого начала, ему просто всегда хотелось, чтобы за не очень хорошие поступки не очень хорошие люди как-нибудь да расплачивались. Сегодня не тот день. И сегодня не тот день, когда Юнги нужна от Чон Хосока только музыка и ему плевать на то, что тот из себя представляет. На ночь Юнги предпочитает инструменталы, никак к творчеству Чона не относящиеся.;
Юнги любит Чимина лишь сильнее за то, что тот знает, когда молчание подойдет ситуации наиболее приемлемо. Он смачивает ватку чем-то шипучим, обрабатывая досадную травму, крохотную, но саднящую, и клеит тонкую полоску розового пластыря с уточками на нос хмурого друга. О Хосоке Чимин заговаривает снова, когда тот осторожно открывает стеклянную дверь книжного магазина в гордом одиночестве спустя дней десять с момента их не совсем приятного знакомства с здешним хмурым сотрудником. До этих пор они с Юнги предпочитают тему не затрагивать. Однако Чимин то ли додумывает, то ли интуитивно чувствует старшего коллегу, подмечая, что с момента появления Хосока, дышащего и настоящего в жизни Юнги, старший пасмурнее обычного. Причин может быть множество, но Чимин не лезет, порой пытается прислушаться к шуршащим звукам, доносящимся сквозь динамики наушников, – они в своем роде репрезентация душевного спокойствия Юнги или напротив: эмоций ему недостающих. Однако ничего услышать не получается, и Чимин ненароком допускает, что, может, оно и к лучшему. Чон Хосок без своих товарищей по андеграундному рэп-искусству (или, как это вообще называется? – Чимин точно не знает) выглядит куда скромнее, да и былую уверенность, раскованность и вызов во взгляде будто сдуло ненавязчивым, но оставляющим неизгладимое ощущение глубины произошедших изменений ветром. Вместо кепки на голове Хосока темно-синяя шапка, забавно прикрывающая уши, он оделся сегодня не так вызывающе: светлая футболка сидит свободно и просторно, на ней нет принта, да и чем-то особенным кроме темного кармашка на груди она вряд ли может выделиться. Простенькие голубоватые джинсы, короткие кеды и выглядывающие светлые носки. Оставив тщательный анализ одежды, Чимин приходит к выводу, что Хосок выглядит куда более прилично и сдержаннее своих привычных образов. К парням, находящимся за стойкой, он подходит размеренным шагом, чуть ведет плечом, будто нервничая, но все еще сохраняя в движениях нечто уверенное и своё. – Привет, ребят. – Хосок укладывает локти на деревянную поверхность стойки и улыбается Юнги так, будто здороваться с ним и Чимином подобным образом для него ежедневное, ничем не примечательное занятие. Юнги отвечает бодрому парню, что так по-свойски крутит меж своих пальцев попавшийся под руку карандаш, холодным взглядом. Настолько зябким, колючим и безразличным, что Чимин, наблюдая за происходящим со стороны, в тайне гордится Хосоком и его непробиваемостью. На его месте он сам предпочел бы исчезнуть, а лучше никогда не существовать вовсе. – Извини за прошлый раз, я как-то хреново себя повел, – Чон пару раз неуклюже касается собственных волос и пытается разглядеть в глазах Юнги хоть маленький намек на оттепель. – Даже не знаю, что для тебя такого сделать, да и друзья мои... – Уйти и не возвращаться было бы охрененным вознаграждением, – и это все, что Юнги говорит в тот день, ничуть не тронутый вымученным извинением. Если честно, оно никогда не было ему нужно. Хосок все же считает, что извиняться он будет в любом случае, до победного и решительно. Это вывод Юнги, который сделан после некоторого времени, проведенного с юношей под одной крышей. Чимин улыбается и пару раз кивает, соглашаясь со старшим. Он в очередной раз ухмыляется правоте их общих суждений, наблюдая за тем, как Хосок, прихватив с собой пару томиков новых комиксов, сваливается в огромный фиолетовый пуф своей худощавой, но отнюдь не легкой массой тела. – Эй, Юнги, – со стороны Хосока что-то звонко шевелится. Возможно, он сам. Юнги, которому велено разобрать высокую полку недалеко от Чона, не обременяет себя тем, чтобы уделить Хосоку внимание. – Ты же знаешь, что я кое-что умею в музыке? – Эй, Хосок, – Юнги ловко спускается с табуретки и считает, что его взгляда парень рядом не заслужил. – Ты же знаешь, что мне абсолютно пофигу? Хосок оказывается с Юнги рядом. Вблизи, плечом к плечу, он кажется значительно выше и чуть крупнее. Юнги чуть ли не фыркает, добавляя собственное наблюдение в разряд тех знаний о Хосоке, которые ему не очень нравятся. – В общем, я знаю, что извинение не очень, но я много думал, и мне не по себе как-то было, – пока Хосок подбирает слова, чтобы закончить фразу, Юнги раздраженно подмечает, что озабоченность парня тем самым инцидентом, детали которого давно вылетели из памяти по причине отсутствия какой-либо пользы, отчасти пугающа. И абсолютно нелогична. Ему не нужны эти чертовы извинения, слова и хосоково чувство вины. Юнги не злится даже капельку и все еще не против того, чтобы Чон присутствовал в его жизни лишь в качестве музыканта. – Короче, послушай, – Хосок всовывает в карман черных брюк Юнги маленькую, чуть потертую по черным краям флешку. – Я там насочинял всякого. И Юнги все-таки вспоминает заново подробности того самого дня, что ознаменовался в его жизни маленькой отметиной на переносице. Она, конечно, не очень заметна, но все-таки останется с ним навсегда. Он помнит дерзкий взгляд, их перепалку, крепкие руки на своей талии и бушующее чувство несправедливости, разрастающееся внутри грудной клетки синхронно с появлением наглой улыбки на лице Хосока. В общем, найти что-то такое в тех самых нескольких минутах, что до сих пор заставляют Хосока так сильно переживать, не удается. Они совсем друг друга не знают, и он совсем не знает настоящего Хосока. Ничего, кроме его уверенности и сочиняемой им музыки, чтобы делать хоть какие-то выводы и пытаться установить причины и следствия. Чимин однажды тащит Юнги выпить после работы в пятницу к себе домой и неказисто дразнится, по-детски, словно чья-то влюбленность это нечто зазорное, словно они с ним за соседними партами в начальной школе, предполагает, что Юнги Хосоку просто понравился, и выдвигает подобную возможность как один из вариантов случившихся событий. Но Юнги, нахмурившись, просит Чимина не издеваться. Тогда он вел себя ничуть не вежливей Чона, матернулся пару раз, да и выглядел спросонья максимально потрепанно и плохо. Если Хосоку нравятся маленькие, насупленные и злобные парни, что не против лишний раз грубо послать его подальше, то, вероятно, его предпочтения весьма уникальны. – Но хён, мы все видим мир по-разному и людей тоже, – “ Пак Чимин, ты пьян” – думает про себя Юнги и чуть посмеивается. Чимин есть Чимин – всегда приторно очаровательный, но это не раздражает. – Ты перечислил какие-то не самые важные качества. Типа, кому какое дело до того, как часто ты хмуришься и как выражаешься, если с тобой рядом приятно находиться? Ну и всякие другие твои черты характера хорошие, знаешь... Юнги все же говорит Чимину о его чудесной очаровательности. И от этого Пак лишь довольно улыбается. – Окей, но мы даже знакомы не были, – с чего бы это вообще Юнги размышлять над такими вещами? Аура Пак Чимина точно действует на людей безотказно. – Я натурально ему нагрубил, и он так же нагрубил мне в ответ. – С явным наслаждением нагрубил тебе в ответ, – Юнги снова думает о Чимине и о его невероятной способности замечать вещи, о которых вроде бы и думать незачем. – Ну, а еще ты был весь такой смелый и дерзкий. И кстати, это вообще пофигу, но потрепанным и сонным ты выглядишь вполне симпатично. Юнги непросто засмущать, и сейчас этого не происходит тоже. И если бы место в сердце Чимина уже не было занято одним высоким парнем, с которым Юнги виделся пару раз после работы, и в которого Чимин очевидно и так красиво влюблен, Юнги бы подумал, что младший с ним флиртует. И ему легко на душе, потому что это не так, и еще потому что Чимин искренний и несущий добро всему и всем окружающим (Юнги считает, что многие этого не заслуживают) по натуре. – Клево. Но все же версия, в которой Хосок проспорил друзьям и получил в наказание нечто, связанное со мной, звучит правдоподобнее. – Юнги от этого всего лишь смешно и весело. В комнате Чимина, в которой так вкусно пахнет и в которой ему комфортно находиться по большей части из-за того, что её хозяин именно Чимин. Фоном играет приглушенная музыка, между ними так мало расстояния и так мало секретов, что Юнги ничуть не грустно провести вечер в чьей-то компании. – Хён, ты не настолько противный, насколько думаешь, – Чимин сначала улыбается, а потом внезапно смеется. – Хотя, когда ты огрызаешься утром по понедельникам, я начинаю в этом сомневаться. – Но вообще ты хороший. – Чимин произносит эти слова как факт и, сонно проверив смартфон на наличие уведомлений, сворачивается в клубок, стянув с находящегося рядом кресла пушистый плед. Чимин выглядит мило, и Юнги, поднимая свою кофту и наушники с пола, не смеет встревожить его нежный и грянувший без предупреждений сон. Когда Чон Хосок ведет себя не очень вежливо, запрокидывая незнакомого юношу на свое плечо и скупясь на слова извинений, он не выглядит как человек переживающий и, уж тем более, искренне раскаивающийся. Воспроизводя музыкальный файл на стареньком ноутбуке с той самой потертой флешки, Юнги вообще не понимает, почему для Хосока так важно завоевать прощение. Чувство вины? Желание казаться хорошим самому себе? Какой-то очень завуалированный розыгрыш? Вряд ли. Хосок искренен на все сто, пусть и в его треке этих самых извинений практически нет, Юнги их слышит, невесомо, будто скрытый смысл доступен лишь ему одному. И верит каждому слову. И, черт возьми, он так сильно скучал по этому голосу в сопровождении битов, по музыке, голосу, который слышал в повседневности рабочих будней за последние недели так часто. И по голосу, с которым расстался на некоторое время, удалив все треки (и тем самым опровергнув громкие заявления о том, что Чон Хосок для него всего лишь колебания звуковых частот в наушниках), что скачивал в медиатеку так долго. И, кажется, Юнги пожертвует временем и сном, чтобы собрать все аудиодорожки вместе и заново, в которых есть голос юноши, что подарил Юнги маленькую и тайную часть себя. И это по-прежнему странно. Видеться с Хосоком теперь еще более странно, и Юнги отрицательно машет головой, когда Хосок спрашивает, послушал ли он его запись. – Я забыл. – Юнги пробивает блокнот и пару ручек, которые протянул ему Хосок, и не смотрит тому в глаза. И не потому что высокомерно не удостаивает юношу взглядом, теперь на месте безразличия с оттенком неприязни что-то другое. – Ну, и как оно? – Чимин занят расклеиванием каких-то цветастых стикеров, что не мешает ему внимательно пронаблюдать за тем, как Юнги, дернувшись, пожимает плечами. – Классно, как и всегда, – конечно, ему хочется сказать больше. О том, как этому 'классно' может прийти на смену куча синонимов, о том, как классно Хосок подбирает слова, не говорит о чем-то напрямую, как классно и неуклюже звучит припев, который он с усмешкой в голосе, несерьезно пытается спеть. И о том, что Юнги по-прежнему безразличен сам Хосок, но ему жутко приятно, что у него есть приватные 3 минуты и 44 секунды его авторства, которые, скорее всего (Юнги не сомневается, но все же), никто кроме него не услышит. И спустя неделю вместо всего этого классного и вдохновляющего Юнги говорит Хосоку 'ну сносно' и продолжает возиться с разбором очередной коричневой коробки, из которой резко и ласково пахнет типографией. А в следующие несколько недель Юнги Хосока не видит. Поначалу он даже не замечает, занятый своими маленькими проблемами, оправданиями за опоздания, перерывами на обед, в которые нужно успеть куда больше, чем отведено на то времени, и уведомлениями о новых треках, появившихся на саундклауде. – Без Хосок-хёна даже как-то скучно, – Чимин говорит однажды, ловко расправляясь с кассовым аппаратом под конец вечерней смены. Юнги не говорит ничего, но соглашается тем самым спокойным и понятным им обоим молчанием. Присутствие Хосока всегда ощущается. По крайней мере, Юнги так казалось. И дело не в резком аромате духов и не в шумном поведении, само его нахождение рядом будто осязаемо. И Юнги не знает, единственный ли он, кому чувствовать что-то подобное, не очень объяснимое, доступно. Но вскоре ощущение звонкого существования Хосока поблизости вытесняется очередными неприятностями, которых Юнги всегда хватает, усталостью и отсутствием новых впечатлений. Обыденность закрасила серыми мазками не очень яркие, но все же насыщенные воспоминания Юнги о тех днях, когда Чон Хосок надоедливо пересекал периметр уютного и всегда прогретого в меру книжного магазинчика. Чимин, например, считает, что у Хосока слишком много дел, или, быть может, он сочиняет что-то такое, что будет в разы круче всего того, что он уже написал и исполнил. Все это звучит как утешение, в котором Юнги не нуждается. Возможно, со стороны и кажется, что он сам не свой по одной отсутствующей причине, а может Пак Чимин просто слишком прекрасный человек и его любовь к людям в целом всепоглощающа. Юнги, к слову, не выдвигает теорий и предположений, хотя отчего-то надеется, что его 'ну, сносно' фальшивое и сказанное так высокомерно, не имеет ничего общего с тем, что Хосока не видно приличное количество времени. Хотя, дней и даже недель все равно недостаточно, чтобы вот так просто стереть воспоминания о его бодрых и уверенных приветствиях. Впрочем, и уведомлений о каких-то новостях на его страничке не случается тоже. Их Юнги ждет с куда большим нетерпением, и от затяжного отсутствия которых ему всегда тоскливо. Юнги не знает, что делать со своей агрессией и несерьезной, но все равно тревожащей ненавистью к отдельным окружающим субъектам. В принципе, он не ненавидит кого-то конкретного, по большей части, ему все равно, и по меньшей, он все-таки любит людей. Своим особенным способом, отличить от безразличия который иногда совсем не просто. Но Юнги не может молчать, когда его обвиняют в чем-то, за что он не несет ответственности. Он пытается держать себя в руках, мысленно кричит Чимину о помощи, но все же говорит что-то колкое мужчине, нагло пытающемуся выпросить у него скидку. Тот, в свою очередь, обещает, что будет жаловаться, и свое обещание сдерживает. У Юнги четвертый штраф за месяц и заканчивающаяся еда в холодильнике. На пятый раз финал хуже привычного. Он спорит и пытается доказать, что не пытался кого-то там обмануть, недовольно хмурится и выпаливает на одном дыхании злое возмущение о том, что людям не стоит обвинять других людей, не разобравшись в ситуации, и вообще, клевета это подсудное дело. Хотя сейчас это все неважно. Юнги берет неделю отпуска, в надежде справиться со своей ужасной некомпетентностью (маленькая пожилая женщина в узких очках называет это именно так, и Юнги хватает самообладания не вступать в споры со своей начальницей), потому что шестой раз за месяц будет для него последним. И поздно вечером, после которого наступит неделя, полная свободных дней, Юнги, заканчивая с какими-то делами в базе данных и выключая свет, чувствует себя до неприятного ненужно. Или даже потерянно. Чимин, конечно, будучи чудесным другом, предлагает Юнги провести вечер вместе, но старший знает, что Пак слишком долго ждал свидания с тем, о ком говорит так много без надобности в перерывах на обед. И Юнги, будучи таким же чудесным другом, ни за что не позволит испортить встречу своим присутствием. Сегодня он третий лишний, и даже не запасной. На улице прохладно. Но идти домой - последнее, чего Юнги хочется. Родная комната сейчас кажется каким-то враждебным местом. Там его обязательно утянет в пропасть собственных невеселых размышлений и рассуждений о чем-то мелком, назойливом, но что хуже, – о безысходном и глобальном. Наверное, иногда подобные моменты должны случаться. Когда все и сразу, так плохо и неприятно, вроде бы и повод даже несерьезный, да и все пережить можно, со всем можно справиться, но вспомнить о том, что настроение бывает хорошим, а вечера теплыми и уютными, не получается. Юнги не ищет радости, спасения, ему нравится бесцельно шататься по улицам – это его маленькое и абсолютно бесполезное увлечение. В наушниках с Юнги Чон Хосок, и он сомневается, должен ли он свернуть в то место, где шум и люди, или же уединение и музыка его единственные друзья на сегодня. За Юнги решение принимают парень со звонким, но не очень мелодичным голосом, и его трек с темной потертой флешки. Его трек для Юнги.;
Асфальтированные дорожки знакомого парка густо усыпаны оранжевыми листьями, Юнги рассматривает их под светом фонарика, встроенного в телефон, которым он освещает путь. Здесь всегда было мрачновато и сыро, но вечерняя тьма чувствовалась чуть теплее, когда погода хмурилась неуютной пасмурностью, а летний зной вытесняла древесная свежесть, в которой было так здорово прятаться от солнца. Юнги не был здесь лет пять, если честно, он даже не помнит сколько. Но дорога к местечку, в котором всегда шумно, колонки, микрофоны и много людей, как слушателей, так и выступающих, вряд ли когда-то будет им позабыта. Четыре скамейки полукругом, нечто вроде сцены, что на самом деле просто место в центре освещенной площадки, холодный свет фонарей. Все осталось прежним, таким, каким Юнги помнит. Атмосфера изменилась – стала чуть бодрее, живее, но мир не стоит на месте, как и музыка – она всегда жива. Юнги держится чуть поодаль, наблюдая отстраненно и не чувствуя себя причастным к происходящему, но ему нравится торжествующая здесь атмосфера свободы. Совсем юный парень читает про то, чего он добьется совсем скоро, открывает сердце и не стесняется показать все части себя, наивные и незащищённые, но такие искренние. И на лице Юнги проскальзывает улыбка. Чуть ностальгичная, из тех самых давних времен, которые возвращать вовсе не хочется, но все-таки классно, что они были. Хосок, скорее всего, тоже здесь, Юнги краем глаза замечает одного из его приятелей, а после убеждается окончательно, что решение свернуть на знакомую дорожку вновь, было принято не им самим. – Ничего себе, ты и по таким местам ходишь? – голос Хосока, что в треках, что в повседневности Юнги ни с чем не спутает. Фраза какая-то колкая, недружелюбная, но Юнги все равно – лишь бы поговорить с кем-нибудь. Хосок тоже сойдет. – Бывает. А что, по мне не похоже? – кажется, у Хосока новый парфюм, но в целом его присутствие все еще ощущается той приятной наполненностью (на этот раз не так звонко и радостно), по которой Юнги, втайне от самого себя, скучал. – Да при чем тут не похоже – судить людей по внешности так себе занятие, –Хосок чуть двигается и его профиль тонет в желтом свете фонаря. Сегодня Чон какой-то невеселый. – Просто не видел тебя прежде. Компания тут обычно та же. Они стоят молча, наблюдая за очередным выступлением, но Юнги находит общество Хосока сносным, и даже немного приятным. Говорить им не о чем, но Юнги хочет, чтобы Хосок говорил. Много и громко, как в те дни, когда он заглядывал в место, в котором так много книг. – Хочешь с нами? – Хосок неуверенно двигает головой в сторону своих друзей, но по голосу слышно, что он рассчитывает на отказ заранее. А Юнги хочет. – Хочу. И спустя пару часов Юнги уже не помнит про свои мелкие заботы, сегодня он не пьет, нет настроения, но люди вокруг не раздражают, и Хосок наконец-то разговорился. Рядом еще двое ребят – в одном, по мнению Юнги, слишком много загадочности, прикрываемой шумной суетой и напускной рассеянностью. Тот, что повыше и покрупнее, держится серьезнее, но иной раз заходится смехом и широко размахивает руками, стоит Хосоку или пареньку рядом удачно пошутить. Юнги преимущественно слушает Чона. Он болтает о многом, делится с друзьями своими музыкальными успехами, успевшими случиться алкогольными приключениями, о кризисе, нехватке вдохновения, о вещах, что открылись ему по-новому совсем недавно. Юнги молчит сам, ему достаточно голоса Хосока, шуршащего звонкими нотками и экспрессивного до невозможности. – Мон, ничего показать не хочешь? – не очень высокий, как и Хосок, парень с повязкой меж карамельных волос, прощается с беззаботным выражением на лице и заговаривает глубоким, серьезным голосом. – Точно, а то нехорошо сначала хвастаться, что закончил, а потом жаться. – Хосок поддерживает ранее говорившего юношу и заинтересованно, с уважением смотрит на парня рядом с ним. – Юнги побудет сегодня нашим беспристрастным слушателем. Мон, к которому была обращена просьба, пожимает плечами, а тот, что с повязкой на голове, подносит палец ко рту, забавно шикает и двигается ближе. В комнате еще несколько людей, болтающих о чем-то своем. Но их небольшому кружку заинтересованных слушателей хватает и маленького динамика, чтобы расслышать все, что необходимо. Хосок и его друг в восторге, заразительном и захлестывающем их сполна. Они хлопают парня по плечам, и, скорее всего, сожалеют после, что вообще попросили высказать Юнги свое мнение. – Ну, вообще, неплохо. Правда если бы ты добавил одну строчку в четвертом такте третьего куска, рифма стала быть чуть слабее, но выразительней. – “ Честностью ты вскопаешь себе могилу, Мин Юнги ” – однажды говорит парню давнишний друг. С ним Юнги встречался в любимом темном парке, в котором их пути пересеклись с Хосоком сегодня. – И где-то примерно на два восемнадцать-двадцать голоса из-за бита неслышно, тебе бы вступить чуть позже. Молчание. Отчасти неловкое. Но насупившийся и обидевшийся за старания друга парень, что до этого казался доброжелательным и безобидным, сердито заговаривает первым. – А ты вообще кто такой, а? – Я Мин Юн... – Чувак, ты просто нечто! Мое самолюбие нахрен задето, но если получится круто, проси, что хочешь! – парень напротив тянет Юнги руку, а Хосок, кажется, облегченно вздыхает. – Я Ким Намджун, псевдоним мой ты в треке слышал, но вообще, как хочешь, так и называй. И этот суровый с виду парень улыбается красивыми ямочками на щеках и с благодарным усилием на пару секунд стискивает Юнги в своих руках. Они говорят еще немного о треке Намджуна, и Юнги не приходится мучиться, деловито и легко делясь советами. Он совершенно случайно узнает, по чему скучал так сильно, но о себе говорить не хочется. Представляться никнеймами, которые когда-то казались крутыми, тоже. И он рад, что Хосок начинает болтать снова, улыбаться ему чаще и шире. – Юнги, – Хосок вообще-то знает, что Юнги старше, но почему-то никогда не обращается к нему в уважительной форме. Но сейчас Юнги это нравится. – А где ты вообще этому всему научился? Хосок не решается задать вопрос при всех, и, кажется, Юнги начинает нравиться не только Джей-хоуп, его треки, но и этот забавный парень рядом, с рыжеватым цветом волос и вызовом ко всему миру во взгляде. – Да я тоже тусовался тут, было время, – Юнги бросил курить пару лет назад, но этой ночью все ощущается по-старому. – Еще во время школы, в кепках ходил, и постоянно думал, где же блин найти денег на новую пару кроссовок, – Юнги все-таки ворует у Хосока сигарету и сквозь смех кашляет с непривычки, как будто ему снова пятнадцать и он до красных щек смущен болезненным спазмом первой в жизни никотиновой затяжки. – Но никому особо не нравилось то, что я делаю, у меня еще и с дикцией какая-то фигня происходила, еще и гланды вырезали, прикинь, голос как не свой стал. – Кажется, мне бы понравилось то, что ты делал, – Хосок хихикает, но ему интересно невероятно, плюс ко всему, у Юнги неповторимо разговаривает: болтает он не так уж и шустро, но порой не выговаривает отдельные слова, однако слушать его все равно незабываемо приятно. – Спасибо, бро, но вряд ли, – Юнги пожимает плечами и решает, что сигарет на сегодня достаточно. – Я мог писать, и музыку и лирику, знал, когда что-то звучит хорошо, и как сделать так, чтобы звучало еще лучше, но читать вообще не выходило. Ну, а там я и сам решил, что может все эти грубые слова в мой адрес и к лучшему. – Хреново это все как-то, – им обоим холодно, и Юнги не против, когда Хосок двигается ближе. – А моему 'ну сносному' треку вообще может что-нибудь помочь, или без вариантов? – Твой трек охрененный, не переживай, – ну наконец-то он может сказать Хосоку об этом искренне и лично. – И вообще не переживай о том, что люди скажут. О советах знающих и тех, кто для тебя авторитет – обязательно, и это при том, если они тебя удостоят советами. А вот кого попало... нахер их. И особенно их мнение о твоем творчестве. Я тоже слушал всех подряд. Сам видишь, куда ведет эта дорожка. И Хосок слышит печаль и сомнения в негромком голосе, неуверенность и, быть может, каплю сожаления за высказанные секреты, но сегодня его собственное вдохновение необходимо куда-то да выплеснуть. Он прощается с Юнги таким коротким и многозначительным 'спасибо'. Теперь у Хосока есть номер телефона невысокого парня, одетого в утепленное худи с капюшоном, укрывающим темные волосы. И он обязательно не упустит своего шанса выпросить у Мин Юнги еще с десяток советов.;
Юнги отрабатывает десять рабочих дней без штрафов, и это их с Чимином общий и личный повод для гордости. – Привет, хён! – раздается голос Чимина, в то время как Хосок минует очередь к кассе и становится сбоку, наблюдая за тем, как Юнги неохотно, но вежливо обращается с очередной клиенткой. – Давно не виделись, у тебя все хорошо? Юнги не может не улыбаться тому, как Чимин ловко успевает поприветствовать Хосока и между тем оставить самое лучшее впечатление о себе у мальчика лет двенадцати с большим рюкзаком и фломастерами в маленьких руках. – Все чудесно, Чимини, ты сегодня с нами? – Чимин еще ни разу не согласился провести время после тяжелого рабочего дня вместе с Юнги, Хосоком и его друзьями, но старший так или иначе продолжает пытаться. – Нет, хён, доверяю тебе моего Юнги, береги его и не порть! – и они смеются оба, Юнги лишь фыркает в ответ на их беседу и объясняет все той же покупательнице, как и где подписаться на рассылку с новостями их магазинчика. Юнги часто гуляет с Хосоком. Тому тоже нравится шататься и бродить без дела по знакомым улицам. Чаще Юнги слушает и рецензирует то, что Хосок успевает насочинять, пока они с ним не видятся. В комнате у Хосока современные приборы для звукозаписи, неплохой микрофон, и Юнги так гордится тем, что Чон к нему прислушивается. В его собственной комнате все совсем не так. – Ну вот, ты только не смейся, я тут уже сто лет ничего не трогал. – Юнги отодвигает большой стул в сторону и усаживает на него Хосока, дружелюбно проводя пальцами по плечам парня и разглаживая несуществующие складочки на его мягкой футболке. Она была постирана столько раз, что потеряла приемлемый вид, но потертая ткань ощущается под подушечками пальцев по-домашнему приятно. Чуть помяв плечи Хосока, Юнги перестает нервничать, знакомя юношу со своим собственным музыкальным, и очень приватным миром. – Вау, Юнги! Олдскул! – Хосок довольный и радостный, начинает передвигать ползунки и трогать черно-белые клавиши. Настолько осторожно и трепетно, будто прикасается к чему-то хрупкому и невероятно ценному, существующему в единственном экземпляре. Он склоняет голову, рассматривает пыльные колонки, длинными пальцами двигая в стороны ползунки басов и громкости. Хосок улыбается себе под нос, довольно и трогательно, уютно откидывается в черном кресле и прикрывает глаза, прислушиваясь к запаху заполненного вещами помещения. Эту сторону комнаты Юнги обычно держит вдали от посторонних глаз. Она спрятана хлопковой шторкой, делящей пространство на две обособленные зоны. Если честно, ничего особенного дорогого материально за ней нет, пусть и на качество своей техники Юнги никогда не жаловался, зато воспоминаний, пропитанных специфичной атмосферой, хватит с лихвой. Хосок талантливый. И не только это. Хосок прекрасный внутри, и с каждым новым днем знакомства это его качество раскрывается пышной душевной красотой. С людьми у Юнги так бывает редко – очарование первой встречи без сожалений вытесняется следующими за ним недостатками в процессе развития отношений, разговоров, произносимых шуток и привычек и повадок, которые он неосознанно подмечает. Но Чоном Юнги никогда очарован не был. Его голосом, исполнением, мыслями сквозь тексты – без сомнений, но интерес ко всему тому, что делает Хосока Хосоком появляется значительно позже. Разочарования тоже имеются, совсем крохотные, незначительные и скрытые, но все же Юнги радостно, что Чон Хосок движется в обратную сторону по его собственной модели привязанностей и увлечений людьми, и, возможно, останется в его жизни навсегда. Говорить об этом пока рано, но именно сейчас, с привкусом сырости в воздухе, с расслабленным и увлеченным Хосоком, Юнги очень этого хочется. И треки Хосока, тексты, голос по-прежнему восхищают. Неидеальные, доработанные самим Юнги, с отсутствием рифмы в некоторых местах и нескладными словами. Талант, это, конечно, замечательно, он бросается в глаза, но не так сильно и впечатляюще, как невероятные старания и любовь к делу, страсть и идеи, которых так много: все они настолько впечатляющие и разные, что не восхищаться просто не получается. – Однажды они заберут тебя у меня, эти крупные агентства, будешь работать с образованными людьми, а я буду гордиться тобой вот тут, среди пыли и воспоминаний. – Юнги не сомневается, что однажды Хосок прославится, попрощавшись с узкими улочками их родного города. – Не, бро, у меня будет вечный плюс один, – Хосок такой смешной. В больших мечтах профессионального характера нет дружбы, привязанности, любви и чувств. Просто бизнес. Но он их находит, и если уж по-честному, подведет свои собственные принципы вряд ли. – Представь, мы такие типа как заголовок какой-нибудь шумной статьи 'новый трек джей-хоупа, спродюсированный гениальным ди-боем', даже сочетается вроде. И Юнги, несмотря на то, что у Хосока планы огромней и осуществимей, а у него нет даже маленьких, смеется вместе с ним и легонько бьет кулаком в чужую грудь. А в глубине души надеется, что ни при каких обстоятельствах и условиях, Хосок ни за что, никому и никогда не отдаст свою жизнерадостную, добрую и мечтающую, да что там, свою самую настоящую и искреннюю часть себя. Иногда Юнги общается и с Намджуном. Чаще всего они с Намджуном и тем самым парнем с волосами цвета карамели, пьют. Поэтому Хосок однажды, собирая себя по частям и пытаясь засунуть ногу в зимний ботинок, опускается на пол и ждет от Юнги помощи. Тот резко, но эффективно натягивает обувь Хосоку на ногу, носом поравнявшись с его коленом, и начинает крепко-накрепко завязывать его шнурки. – Хён, – пьяный Хосок вспоминает про то, что Юнги старше, чаще, чем трезвый Хосок. Его 'хён' звучит нежно. – А вы с Чимини встречаетесь? – А что, похоже? – Юнги очень сильно хочется рассмеяться, но разыгрывать Хосока так забавно и весело. – Иногда. – И тут Чон Хосок, с прилипшей ко лбу рыжей челкой, дурманом в глазах, с прижатыми ушами, в кожаной куртке и с таким дерзким поведением, надувает губы. Его длинные пальцы бессовестно гладят Юнги по голове, пока тот занят вторым ботинком. – Не вздумай спросить такое еще раз, – окей, на этот раз Юнги не может не рассмеяться. – У нашего Чимини до ужаса ревнивый парень. И он уничтожит нас обоих, если ты или кто-то еще случайно поселит в его голове эту мысль. – Круто, – и от надутых губ Хосока ничего не остается, он двигает коленом в сторону, хватает Юнги за воротничок рубашки и тянет на себя. Поцелуй выходит в их стиле – непонятный, грубый, на грязном полу, с алкоголем меж губ и нетрезвым дыханием. Юнги нужно подышать, но Хосок очень вкусный, и ему плевать, что колени уже испачкались в пыли и грязи чьих-то ботинок, что, возможно, Хосоку просто хочется целоваться, и личность Юнги здесь вовсе не при чем. Это все на заднем плане – на переднем лишь длинный язык младшего, его крепкая хватка и укусы на губах. – Блять, Хосок, а получше момента не было? – А был бы получше, я бы не решился. Юнги заставляет его подняться, перед этим стягивает с него ботинки и пытается найти укромный уголок в комнате, в которой шумно и много народу. Выбор неудачный. Взглянув на Тэхена и его подозрительный прищур глаз, Юнги не придумывает ничего лучше, чем вернуться в пыльную, узкую и темную прихожую. – Я уже соскучился. – Юнги не удивлен, что Хосок такой резвый и напористый, и от этого ему кружит голову. Сколько лет он не целовался? Года два, может быть. Сколько лет он не целовался по-настоящему, с желанием и страстью, с переполняющей эйфорией, неуклюже и влажно? Возможно, всю жизнь. Или, может, это все кажется, и всему виной сам Чон Хосок, и даже не то, как классно он целуется. И его руки, которым так удобно на ягодицах Юнги, сжимают кожу под джинсами так крепко и уверенно, что Юнги нравится чувствовать его прикосновения, чувствовать Хосока. – Бля, а если бы у меня были с собой презервативы, то мы бы переспали? – Хосок пытается говорить резко, грубо, но Юнги слышит в полутонах интонаций родную дружелюбность. Хосок проникает рукой к Юнги в штаны и неосторожно задевает пальцами его пах. Хотя, слово 'задевает' очень неподходящее, особенно, спустя секунд пять – Хосок без стыда и каких-либо сожалений пару раз двигает рукой, вынуждая Юнги закрыть глаза и обнять его за шею. – По-любому, бро. Всегда казалось, ты каждый день с кем-то спишь, странно, что у тебя их с собой нет. – Юнги не понимает, почему он вообще помнит, как разговаривать, тем более, так вызывающе. – Не спал ни с кем примерно с того момента, как сцапал тебя за талию и оставил со шрамом на носу. – И Юнги почти всё. И рука Хосока двигается быстрее, Юнги прижимается к нему близко, хватается за чью-то куртку на вешалке, и дышит тяжелее. – Клёво, а перед сном обо мне думал? – и Хосок не сбавляет темпа, дразнится, и Юнги цепляется ногтями за его спину. Хосок все еще в кожаной куртке. Ему жарко, жарко от всего того, что происходит. – Перед сном думал, ага? Фу хён, какой ты у меня скромный мальчик, –Хосок прислоняется ко лбу Юнги, отодвигает пальцами челку и прикасается горячими губами. На Юнги легкая рубашка, пару пуговиц которой Хосок успел расстегнуть, но жарко одинаково обоим. – Ну да, думал. Мастурбировал на Мин Юнги. Буквально вчера. Хочешь, всем расскажу? – Хосок набирает в легкие воздуха, пока Юнги жмурит глаза и кусает его кожу, находя губами ключицу. – Я дро... Юнги быстро ворует изо рта Хосока громкий крик, стонет ему в губы, и пытается отдышаться после, уткнувшись в шею. Это лучшее, что с ним случалось за последние годы. От и до. От грязной прихожей до самого сильнейшего оргазма. – …чу на Мин Юнги каждую ночь и не стесняюсь этого, – кусок предложения прошептан Юнги в ухо, и Чон наконец-то достает свою руку из штанов старшего, заботливо застегивает чужую ширинку и самодовольно улыбается. Юнги послушно следует за ним на кухню, под шутки Хосока про то, что им следует принять душ вместе и шум воды, пока тот моет руки. Юнги бы не помешал душ. Холодный и успокаивающий его бешеное сердце. Вместо этого он принимает горячий дома. Неловко, но вполне естественно оправдавшись свалившейся на его плечи старостью в разгар молодости, Юнги по-быстрому прощается с ребятами, и заодно с Хосоком, у которого открылось второе дыхание для выпивки, разговоров, шутливых баттлов и пьяных игр. Юнги не любит ложиться спать пьяным – снятся неприятные сны, звон в ушах на утро, лучше подождать. Проходясь по горячей коже огромным полотенцем, Юнги смахивает капли остывшей воды с волос, и бросает взгляд на свою уютную кровать. Рядом с ней уже стоит бутылка воды на случай ночных пробуждений, застелено теплое одеяло, уложены три подушки и пара пледов на всякий случай. Но именно сейчас в голове проскальзывает невольная мысль о том, что было бы вовсе неплохо, предпочти энергичный Хосок, неважно в каком состоянии, кровать Юнги спальному месту в квартире Намджуна. Хосок свалился бы где-нибудь у стенки, в одежде, в которой ходит по улице, в кепке или шапке, своровал бы пару подушек и отнял большую часть одеяла, раскинув по всей кровати конечности, и Юнги все еще не был бы против. Его не пугают собственные мысли, они кажутся очевидными, и все же щекочущими что-то нежное внутри. И Юнги, забираясь вглубь теплой постели, сопротивляется сну. Ему нужно поделиться. Даже теми подробностями со словами 'кончил' и 'дерзко целуется', от которых Чимин, столкнувшись с десятком новых сообщений, поморщится на утро. А потом улыбнется, потому что Юнги очень редко такой радостный и, кажется, по-настоящему счастливый. К сожалению, ненадолго. Кстати, к всеобщему, потому что хмурые и усталые грубости, недружелюбное поведение, так или иначе, достаются ни в чем не повинным клиентам, и Юнги от всего этого только хуже. Хотелось бы сказать, что он просто мало спит или недоедает, хронически устал, повздорил с родителями или расстроился из-за утренней давки в метро, но Чимин, хмуря брови и ласково обнимая Юнги за плечи, обещает, что все будет хорошо, и предполагает тысячу оправдательных теорий поведению Хосока. Чимин уверен, что тому нужно время, чтобы подумать или даже придумать что-то крутое и классное, и обязательно для Юнги. – Сам-то в это веришь? – Юнги чувствует себя потерянно, в очередной раз. Чимин не заслужил грубости, ни за что, но разговаривать спокойно не получается. – Мин Юнги, имей совесть, и не рычи на меня, – недовольство и обида Чимина очаровательны. И Юнги извиняется, буркнув себе под нос 'прости, я ж не специально'. – И посиди сегодня с нами. Идея вторжения Юнги на романтичную территорию очередного свидания нравится только Чимину. И только потому, что оставлять Юнги, грустного и злобного, самому себе, не хочется. Стройный и высокий брюнет, заметно расслабляется и уже не кажется Юнги грозным, стоит Чимину успокоить его насчет того, что старший здесь по причине душевных переживаний, с которыми наедине оставаться очень опасно. Лучше разделить их поровну, за столиком уютного бара, под успокаивающий шум бурной жизни вокруг, и с внимательными взглядами, обращенными на обнявшего себя руками парня, кажущегося таким крошечным и несчастным. – Блин, вообще странно это, – у парня Чимина голос выше, мягче и эмоциональней ожидаемого. Он достаточно быстро проникается состраданием к старшему из них. – Смысл был приставать, чтобы потом прятаться и отмалчиваться? Юнги с ним согласен. – Вот вечно вам двоим кажется, что все так просто и очевидно, – упреки от Чимина это нечто новенькое, но они не обидные, и, наверное, даже не упреки вовсе. – Может, ты его чем-то обидел? Или переживает, что тебе не понравилось. – Да видно было, что всё мне понравилось! – Ну или он сожалеет. – Чимин пихает высокого юношу в бок, и считает, что эта фраза была вовсе не обязательна. Но Юнги с ним согласен, неоднократно думал об этом. И Чимин тоже.;
– Хосок, поговори со мной, – то ли просьбой, то ли мольбой раздаются слова Юнги после трех длинных гудков и радостного 'хей' от Чона. – Привет, Юнги, – Хосок смеется в динамик телефона. С одной стороны встревоженно, но с другой так заразительно радостно, что Юнги уже даже не хочется жаловаться на свои серые будни, пытаться что-то выяснять. Хочется, чтобы Хосок говорил о чем-нибудь. Он так соскучился. – Всё путём? – Неа. – Юнги молчит секунд десять, размышляя, над тем, изменится ли что-то от душещипательных рассказов о том, что все, мягко говоря, так себе. Хосоково 'эй' нетерпеливое и внимательное доносится до Юнги так заботливо и знакомо, что получается как-то само. – Я устал. Меня опять чуть не выгнали, а невоспитанных посетителей только больше. Я не хочу другую работу, там не будет Чимина и приятного запаха, но эту тоже не хочу, у меня все не получается, а еще ты куда-то делся. – Я так соскучился, – Хосок будто выжидает, пока Юнги закончит, чтобы объявить ему о своих чувствах. – Думал, ты больше мне не позвонишь. – С чего бы мне тебе больше не звонить? – настроение заметно улучшается, и Юнги, зарываясь в одеяло, улыбается. – Не каждый встречный залезает мне в штаны. Да и мало кому позволено засовывать язык мне в рот, тебе же доступно и то и другое. – Да все так грязно получилось, будто просто гормоны взыграли, – есть у Хосока нежная сторона души, которую он показывает неуклюже и редко. Наверное, у каждого она есть. – Хотя ты для меня не просто чувак для перепихнуться, ну ... и если ты не хочешь, то мы больше не будем. Юнги не смеется над младшим из вежливости и светлых чувств. – Да очень даже хочу, – Юнги пожимает плечами, жмурит глаза, от удовольствия, а не смущения. – Романтики не обещаю, но я тобой охренеть как дорожу, и целуешься ты классно, так что... – У Намджуна вечером баттл, – судя по всему, Юнги только что пригласили на свидание. – Но если хочешь, я могу и сейчас к тебе завалиться. Юнги убирает телефон от уха, чтобы проверить время, и, конечно же, он хочет Хосока здесь и сейчас, к себе домой и в три ночи. – Да не, поздно уже, – Мин шмыгает носом и смеется. – Плюс ко всему, я тут изрядно проревелся, стыдно блин, мои опухшие глаза и лицо зрелище так себе. – В слезах нет ничего стыдного, – Юнги представляет, как Хосок только что улыбнулся, и от воспоминаний о ямочках на щеках внутри щекотно. – До сегодня. Но Хосок не уточняет, до какого конкретно сегодня, и спустя полчаса Юнги встречает его ничуть не сонного, в белых носках с горизонтальными красными полосками, спортивных тапочках, свободной куртке из легкого материала и черных джинсах на пороге своей квартиры. Блестящего рыжиной волос и сияющего улыбкой. – Сюрприз. – Хосок такой счастливый, что Юнги вообще не понимает, как ему удалось прожить без этого парня две недели, а до этого большую часть жизни. – Бля, спасибо, что не всегда ко мне прислушиваешься, – Юнги так шустро обвивает талию Хосока руками, что Чон стукается подбородком о его щеку, двинувшийся и намеревавшийся сделать то же самое. – Да нет, – Хосоку не терпится расцеловать лицо Юнги, его шею, щеки и тело, но и поговорить с ним не терпится так же не выносимо. – Я-то как раз всё услышал, что нужно было. И Юнги не сомневается, что это так. Заглядывает Хосоку в глаза, а после так просто и непринужденно целует в губы, чуть вздрагивая все еще новому вкусу рта, приятной щекотке и ладоням на пояснице. Он абсолютно не переживает, что выглядит так жалко, с покрасневшими глазами, заложенным носом, в пижамных штанах и растянутой футболке, ведь он с Хосоком, а с ним неважно как. В ту ночь они целуются так же много, глубоко и захватывающе, как говорят. Хосок сильно переживал, за себя, за то, что повел себя некрасиво, и Юнги, обнимая его крепко, рад рассеять все сомнения и сожаления. Это вовсе не сложно и так приятно. Хосок возвращается с лестничной площадки жилого комплекса, в котором живет Юнги, по памяти набирает код от двери и пахнет сигаретами, свежестью прохладного воздуха, успевшего забраться к нему под футболку и радостью. Юнги борется с наваливающейся волнами тяжестью сна, наблюдая за действиями Хосока в полумраке, приоткрыв лишь один глаз. – Люблю сначала продрогнуть, а потом греться. Уютно. – Хосок находит комфортным сжавшееся в комок расположение тела Юнги и неласково прижимает грудь к чужой спине. – Спи, тебе учиться завтра, – Юнги лениво напоминает Хосоку о его же планах, пока тот прикасается губами к его уху, и не без удовольствия вспоминает о собственном выходном. – Даже не скажешь, что ценность высшего образования крайне преувеличена? – Хосок добирается губами до чужой щеки и оставляет парочку поцелуев. Юнги в полусне посмеивается над заданным вопросом, очевидным и шутливым на этот раз вызовом в голосе. Однажды он спорит с кем-то долго и продолжительно о системе получения знаний, в некоторой мере её неэффективности. У Юнги свое мнение на этот счет, плюс ко всему, выстроенная тактика аргументации точки зрения. Но собеседник, кто бы им тогда ни был, остался при своем, как и Юнги, а вот Хосок запомнил каждое слово, и после очень долго допытывался, почему Юнги ограничился окончанием лишь средней школы. – Скажу, конечно, вот только если тебе там нравится, то я рад, а всякие ценности... нахер их короче... И Юнги засыпает, чтобы через пару часов сонно укрывать лицо ладонями от утренних поцелуев Хосока, все-таки рассмеяться, и заснуть под 'Юнги, я собираюсь скучать'.;
Хосок, одетый в утепленную версию своего привычного образа, прячет ладони в карманы ветровки, что с виду кажется тоненькой, выдыхает радостное облачко ледяного мороза в лицо Юнги и приветливо расставляет руки в стороны для того, чтобы скомкать старшего в объятиях. Тот успел выспаться, найти что-то подобающее в гардеробе и поднабраться хорошего настроения. На пару с Хосоком они успели соскучиться друг по другу. Юнги пихает младшего, засунув руки в карманы, приветствует ребят вокруг и пожимает плечами, чуть улыбнувшись. Намджун, ничуть не нервничая, проверяет микрофон и под его ногами сцена вместо скромного импровизированного местечка в центре парка. Еще есть соперник, с которым они давние друзья, и немаленькая публика места, вполне себе масштабного, пусть и тесного, по скромным меркам их города, с приглушенным светом и кисловатым запахом. Юнги атмосфера нравится, ему вообще все нравится. Когда Хосок, нуждающийся в близости и подобии тишины, тянет его за локоть в угол возле барной стойки, Юнги понимает, что без Чона здесь было всё иначе. Конкретно для него, конечно. Грязный пол под чистыми джинсами, соприкосновение бедер и колен, тихо, темно и до странного уютно, несмотря на то, что обстановка – полная противоположность этим понятиям. Хосок по-дружески закидывает руку на узкие плечи Юнги и, не стесняясь, целует его неласковым, но, стоит отдать должное, очень возбуждающим образом. С широко открытым ртом, языком и напористостью – все, как он любит. Хочется своровать еще один такой же, длинный и горячий, ничуть не романтичный поцелуй, пылающий страстью и нуждой друг в друге. Юнги уворачивается, и Хосок разочарованно вздыхает. – Прежде чем мы продолжим, хочу ответ на один вопрос. – Юнги нахально улыбается. Как-то неловко и судорожно, будто ему за себя стыдно, переплетает их с Хосоком пальцы. – Один ответ за один долгий поцелуй, – Хосок ничуть не нежнее самого Юнги, но у старшего сердце вздрагивает, когда Чон сжимает его ладонь крепче. – Долгий это значит, что он кончится, когда я захочу. Юнги соглашается, быстро чмокнув Хосока в щеку в качестве скрепления договора. – Почему ты решил извиняться? Почему тогда вообще вернулся? Почему начал приходить? – Юнги проштрафился трижды, ну и ладно. Чем чаще в его рту бывает язык Хосока, тем лучше. – Ну окей, – по симпатичным чертам лица Хосока пробегается какая-то непонятная эмоция, и Юнги сейчас прислушивается к каждому вздоху. – Вообще, изначально мне понравился Чимин. Он так улыбается вечно, нежно разговаривает и внимательно слушает, что я был очарован за минуты три, хотя не, скорее всего, секунды. – Кошмар, вы были бы ужасной парой. Я бы уволился и переехал и вообще забыл, что... – Хосок пользуется своим правом и утягивает Юнги в поцелуй, после которого в легких жарко. – Так, Юнги, слушай дальше, – Хосок восстанавливает дыхание, его губы чуть распухли. – Кстати, у меня для тебя новости – ты ревнуешь. – Я не... – но Юнги не продолжает, потому что его перебивает Хосок. – И я тогда увидел тебя, такого злобного, как сгусток лютой обиды, и искренне понадеялся, что вы с Чимином не того... Ну типа, не встречаетесь. Мне тогда казалось, что ты по ночам всякими вещами занимаешься. Ну, то есть, явно не спишь. Юнги не может в конце концов не рассмеяться, и Хосок тоже. На этот раз он обходится без внезапных поцелуев, потому что повествование захватывает не только старшего, они заинтересованы его подробностями вместе. – А потом я в тебя врезался, и сначала подумал, что все, конец мне, поэтому даже извиниться не успел, смотался, но не тут-то было, – и Хосок не может не улыбнуться воспоминанию о первом впечатлении о Юнги. – Ты со своей ссадиной на носу и дерзостью все перевернул в моих представлениях и вообще. Но я же не мог вот так сдаться, ну поэтому и нахамил тебе, хотя, не со зла. И, кстати, мне очень понравился вес твоего тела на своем плече, и твоя восхищающая пассивность вместе с нежеланиями сопротивляться. – А я подумал, что ты любишь унижать людей. Или выпендриваешься. Или перед друзьями красуешься. Ничего хорошего о тебе я не подумал, в общем. Юнги вдруг сам прижимается к Хосоку близко, думая над тем, что им очень повезло, что первые впечатления друг о друге не остались последними. Сейчас бы ничего этого не было. И от мысли, что Хосока может не быть рядом, пусть и в теории, у Юнги неприятно сжимаются какие-то из внутренностей. – А я подумал, что ты офигенно смелый, и что тебя всякие шумные компании, сила и еще что-то там не пугают. Сначала-то я, конечно, не очень впечатлился, но потом понял, что меня задело, – и Хосок вздыхает с маленьким намеком на грусть. – А еще моя совесть кричала мне о чем-то очень важном. Юнги не казался Хосоку особенным, вызывающим моментальный интерес, да и внешняя составляющая парня была Чону побоку, но вместе с тем впечатление человека обычного и заурядного Юнги не производил тоже. Извиняясь, Хосок ожидал чего-то подобного, но, тем не менее, не встретился с ненавистью или злостью, раздражительностью или неприязнью, разве что с безразличием. Оно не представлялось ему самому враждебным, колким или отталкивающим, иногда даже казалось, что Хосок принимает его за какое-то другое чувство. – Ну, я еще почему-то вдохновился твоей непоколебимостью, и трек вроде и не из-за тебя написал, а вроде бы и тебе, – Хосок считает, что самое время воспользоваться правом второго поцелуя, поэтому рассказ прерывается на несколько влажных и душных минут. – Хотя твоя оценка больно резанула не только по моему самолюбию, но и в принципе по моей уверенности. А еще я, правда, очень старался. Пусть и ждал, что ты не особо в восторге будешь, но все же расстроился, и поэтому решил, что не буду больше тебя своим присутствием мучить. Юнги невольно вспоминает, как сильно ему не хватало присутствия Хосока впервые, и каким отчетливым недостатком важной части его жизни оно оказалось во второй раз. – Твою музыку я полюбил раньше, чем тебя самого, и задолго до того, как мы с тобой, эм, познакомились. С красивой, широкой улыбкой и приливом тепла к лицу Хосок справиться не может. Они с Юнги только что увидели и почувствовали, каждый со своей стороны, как выглядит и ощущается настоящее, искреннее и чистое счастье. – Я-то думал, мне кажется! – Хосока переполняет эйфория, Юнги буквально чувствует жар и пылающее буйство его эмоций. – Юнги, ты иногда такой не крутой. Сейчас, например. И заливистый счастливый смех Хосока снова раздается Юнги в ухо, он закрывает ладонями свое лицо, чуть смутившись, но не противится Хосоку и крепчайшим рукам, схватившим его тело и прижавшим к себе. – Ну прости, блин, порой из-за тебя я вот такой некрутой и нежный. – Юнги возмущается напополам со смехом, растирает пальцами покрасневшее от духоты и радостного смущения лицо, тыкаясь носом в колени. – Ты меня портишь. – Нет, Юнги, я тебя дополняю, – по бокам и животу Юнги пробегается колючая щекотка и он дергается, наконец отнимая руки от лица и отвечая Хосоку его же действиями, щипается и смеется, когда младший начинает визжать громче привычного. – Ну, а вообще, ты крутой и классный и смелый и порой безжизненный какой-то, но я обожаю это твое умиротворение, так что... – Хосок молчит немного, вдруг становясь улыбчиво-серьезным, будто пытается подобрать то самое нужное и важное слово. – Так что оставайся со мной на подольше. – Вот порой ты будто ко мне внутрь словами своими честными забираешься, – Юнги обнимает самого себя за плечи и чуть вздрагивает. – Я бы навсегда остался, кстати ... Хосок целует Юнги в щеку, оставляя глубокий и настоящий поцелуй на потом, осматривает пыльный пол, их обувь, колени и потертые джинсы, находит руку Юнги своими цепкими пальцами, и нежно гладит по горячей коже костяшек. Юнги ухмыляется, наверное, снова закатывает глаза, смущаясь романтичности момента, но просовывает ладонь под кисть руки Хосока. Тепло прикосновения отдается жаром в груди, и что-то там про 'навсегда' наивное, сладкое и опережающее время, укрывает пусть пока еще очень шаткой, но все же светлой и искренней уверенностью обоих.