Спасительная песнь

Женщина полулежала на кушетке в одной из гостевых комнат западного крыла замка. Синий камзол, подбитый мехом фенека, был брошен рядом, на мягкую спинку соседнего кресла. С подлокотника уже свисали длинные кожаные перчатки. Устало вздыхая, Амелл прикрыла глаза. Рука ее потянулась к вороту рубашки. Вслепую, пальцами, она ослабила шнуровку. В помещении ей было душно, а в душе бесновались тревога, страх, надежда и бессилие перед ожиданием неизбежности. За один вечер ей пообещали верную смерть и вероятное спасение, за которое она еще с полчаса билась с Логейном, убеждая его дать согласие. И вот, сейчас, уже час назад оставив собственную комнату, она спряталась, как Амелл казалось, в самом тихом месте в замке. Она не желала искать общества выпивающего в главном зале Огрена, который нашел приятную компанию в лице недавно прибывшего из Орзамара отряда Легиона Мертвых. Сомнительным ей казалось и удовольствие наткнуться на веселого Зеврана или ворчливую, но совсем не злую Шейлу. Сейчас она хотела остаться в уединении, привести свои мысли в порядок и, наконец, хотя бы вздремнуть час-другой. Держась за спинку кушетки рукой, Амелл все же села. Темные волосы, собранные в длинный и высокий хвост, теперь спутались. Шумно выдохнув, женщина потянулась к прядям свободной рукой, собираясь исправить это. Но рука так и остановилась в воздухе, а затем и вовсе опустилась на колени. Из открытого окна, между шторами, лились лучи серебряного света неполной луны. Ветер был очень слабый и тихий, а запахи плетистых цветов, которые уцелели после катастрофических событий в Редклифе, наполняли комнату. Но было слишком жарко и Амелл больше не желала мириться с этим. Легко, но быстро, она коснулась кончиками пальцев своей левой сережки, которая, в форме полупрозрачной снежинки, висела на тонкой, серебряной цепочке. Слабо улыбнувшись, она почувствовала, как холодок приятно покалывал самые кончики пальцев и как начали неметь ногти. Холодной ладонью она коснулась своей шеи и, прикрывая глаза, спустилась пальцами к ложбинке груди, где заканчивалась шнуровка. Получая удовольствие от чувства, растекающегося внутри холода, она выдохнула четкое облачко белого пара. — Пожалуйста, прекрати, — чуть взволнованный, нежный голос вывел Амелл из транса. Еще до того, как открыть глаза, она почувствовала, как другая, теплая ладонь, взяла ее холодную руку и, едва вздрогнув, но не отпустив, оторвала ее от грудной клетки. — Не стоило переживать, — спокойно отвечает ледяной маг, заглядывая в светлые глаза своей нежданной гостьи, — я думала, что ты спишь, — добавила она, немного погодя. Она ничего не услышала в ответ. Садясь не вместе с Амелл, но у ее ног, Лелиана осторожно взяла руки женщины в свои, теплым дыханием согревая ее ладони. Маг очень не желала, чтобы холод покидал ее тело. Жар, огонь и остальное — это все было чуждо ей не только духовно, но даже, отчасти, и физически. Потому ей и было душно тогда, когда Лелиана сама ощущала летнюю и совсем легкую, но прохладу. И все же она не решалась возразить Лелиане. У этой женщины с яркими, медовыми волосами, было особое тепло. Лишь ему противится она находила неправильным. Нежный и сладкий голос барда, трепетные вздохи, которые невидимым шелком скользили по замерзшей коже, а также молочного цвета голые плечи в тусклом серебряном свете — Лелиана — свободная ныне птица, влетевшая в ее разрушенную жизнь из небесного сада, нестираемый след которого она несла на себе. Могло быть, что их встреча была предназначена? Кто уже может знать… Лелиана сказала бы, что на все — воля Создателя, но Амелл не была сторонницей андрастианства, хотя и не входила и в число оппозиционеров. Она верила в магию, Тень, по которой гуляла во сне каждую ночь, и в свою любимую Соловушку, как она иногда называла ее, получая удовольствие от смущенного звонкого смеха, что слышала в ответ. Убедившись, что кожа Амелл больше не имеет нездорового оттенка, Лелиана встала и стянула с кресла серостражеский камзол, — я не стану ничего говорить, но ты сама знаешь, что твои действия небезопасны. Вернувшись к Амелл, она накинула синюю, теплую ткань ей на плечи, — Я встретила Зеврана в коридоре. Он сказал мне, что видел, как ты шла сюда. Почему ты здесь? Серый страж глухо усмехнулась и, смотря куда-то в сторону, сказала, — в моей комнате сейчас находится нельзя. Не спрашивай почему. Амелл снова посмотрела ей в глаза. «Ясно-голубые, рассерженные и озабоченные моим состоянием», — покачала маг головой, чувствуя вину перед бардом. — Я хотела побыть одна, — сказала она Лелиане уверенным тоном, — мне нужно было обдумать кое-что, о чем мы говорили с Риорданом. Лелиана скрестила руки на груди и хмыкнула, — Ясно, — она сделала шаг назад и обернулась в сторону двери, — Тогда я не стану… — Но я невероятно рада тебя видеть, — перебила ее Амелл, не меняя тона, но, наконец, позволив себе улыбнуться. Давно заледенелое сердце предательски сжалось. Стало больно внутри. Амелл вспомнила, как испугалась, когда узнала, что отправляясь в бой, может умереть. Она боялась, что она больше не увидит ни Лелиану, ни что-либо еще. И еще больше она не хотела оставлять Соловушку, которая только недавно, казалось, избавилась от груза своего прошлого и обрела жизнь заново. Амелл закрыла глаза и опустила голову. Она не была богата на подобные эмоции, но сейчас слишком много всего в душе. И ей не слишком хотелось подпускать к себе сейчас кого-то. Но и обижать, вот так нежданно, но вновь прилетевшую в тяжелый момент ее жизни, птичку она тоже не желала. — Останься со мной, пожалуйста, — сказала женщина то, что хотела. Она считала эгоистичным просить об этом и, ожидая ответа, нервно теребила, свободно висящий с ее плеча, рукав собственного камзола. Уже смотря на собственные пальцы, мнущие голубую ткань, она не смела посмотреть на Лелиану в воцарившейся тишине. Ее щеки нежно коснулась мягкая ладонь, — Ты всегда можешь поговорить со мной, — ласковый голос, раздающийся рядом, нес успокоение. Амелл выпустила из пальцев несчастную ткань и, отстранив ладонь женщины от своего лица, коснулась губами ее запястья. Обе они сейчас улыбались. Подняв свои глаза, маг приподнялась на месте. Она отпустила руку барда и, обхватив ее за талию, притянула к себе, касаясь лбом шелковой ткани ее легкой рубашки. Лелиана, тихо хихикнув, обняла ее. Руки рыжей, еще очень молодой и искрящейся жизнью, женщины ласково скользили по плечам возлюбленной, позволяя окончательно сползти камзолу. Пальцами она медленно касалась оголенной шеи и задумчиво выводила на бледной коже случайные узоры. Она поглаживала Амелл по голове, терпеливо ожидая, пока та обдумывала то, чем так хотела поделится. — Я, наверное, могу умереть завтра, — тихо, но четко, произносит та наконец. Лелиана вздрогнула от этих слов. Было непривычно, неправильно слышать их. Любимая ею королева снега и бурана, которая всегда шагала решительно и действовала без паники в любой ситуации. Даже если только и бывшая церковная послушница знала, что больших сил стоило их лидеру столь долгая и упорная борьба со страхом в сердце, шепотом злых духов из-за Завесы и чужой кровью, которую та была вынуждена проливать вновь и вновь. Амелл спокойная, возможно чрезмерно, — это правда. Но она не бессердечна, как ледяная глыба, впечатление которой любила производить. И именно из-за последнего она никогда не позволяла говорить прямо тех слов, которые произнесла сейчас. Амелл никогда не говорила ничего, если не была уверенна в этом. Лелиана опомнилась и, отстранив от себя мага, взяла ее лицо в свои ладони, заставляя смотреть в свои глаза, не отводя взгляда. — Ты не погибнешь, — говорит она громким, возбужденным голосом, уверенно заявляя, — пока я рядом, с тобой ничего не случится! Амелл улыбалась почти весело, — конечно, ведь твоя стрела убьет любого генлока раньше, чем он подберется ко мне, — в глазах ледяной ведьмы потух едва загоревшийся огонек, — но дракон…нет, — она попыталась помотать головой, но в захвате чужих ладоней это было еще сложно, — Архидемон — это уже совсем другое. Я даже не хочу, чтобы ты к нему приближалась. — Это не тебе решать, — сказала Лелиана строго, но затем, вздохнув и выпустив Амелл, смягчилась, — я знаю, что ты думаешь, что так защитишь меня. Но мы обе будем слабее, если не будем знать, что происходит на другом конце поля боя. — Значит, ты неизбежно будешь рядом, да? — усмехнулась ей в ответ брюнетка, откидываясь назад, на спинку дивана, и запрокидывая голову назад, устремляя взгляд на холодный и тусклый камень потолка. Лелиана усмехнулась следом. Она уперлась в спинку софы рукой и, нависая над женщиной, коснулась губами ее шеи. — Я никогда тебя не оставлю, — прошептала она, — я всегда буду рядом с тобой. Амелл едва дрогнула под нею. Руки Стража потянулись к Соловью, поглаживая плечи, а затем, подавшись ближе, она обняла ее, поглаживая спину. На ощупь, маг находила лопатки, перебирала позвонки. Шелк рубашки под пальцами был слегка прохладным, но жар кожи сладкоголосой женщины будто просачивался сквозь ткань. Лелиана оставляла поцелуи на ключицах, плечах и, отстранившись немного, заглянула в глаза любимой женщины, — ты будешь жить, — она улыбается, встречая доверчивый и влюбленный взгляд, выдающий, что под нею сейчас просто девушка, которой пришлось слишком рано повзрослеть и взять ту ношу, которую люди не должны взваливать на свои спины в одиночку, — этой ночью ты будешь жить, ты слышишь? Амелл закусила губу, но кивнула. И первой запечатлела поцелуй на ее губах — нежно, но немного нетерпеливо. Лелиана очень скоро оказалась сидящей сверху мага, коленями врезаясь в спинку дивана, путаясь одной ногой в синеве серостражеской формы, что быстро была сброшена на пол. Руки брюнетки быстро и ловко пробрались под глянцевый шелк, пропахший запахами аниса и жасмина. Соловей приподняла руки, позволяя стянуть с себя рубашку, вместе с тем устраиваясь удобнее на чужих бедрах. Амелл, отрываясь от сладких губ, судорожно пыталась вздохнуть. Когда, наконец, мешающая сейчас ткань была брошена куда-то в сторону столика, кажется, задевая какую-то дорогую вазу, свалившуюся набок, но избежавшую встречу с полом и потому не пострадавшую. Под ноги Амелл упала собственная, менее дорогая рубашка. Страж замерла, осматривая взглядом женщину, сидящую на ней. Стройная талия и нежная кожа под ласкающими ладонями, которую не портили шрамы, которые та, по ее же словам, приобрела в орлейской тюрьме. Светящиеся апельсиновым, в свете луны, короткие локоны, которые обрамляли красивое лицо. Глаза — синие, но сейчас будто фиолетовые, полностью принадлежащие желанию, захватившему их обеих. И губы — нежные, розовые лепестки, которые в любой момент могут стать кинжалами, что забираются под кожу и пронзают все твое существо. Амелл не верила в Создателя. Она не могла доверить ему свою жизнь. Амелл верила в свою собственную богиню. Ее богиня не просила молитв — она пела сама, даруя тем самым исцеление. Она спасала ее в бою, метко выпуская стрелу в сторону подбиравшихся к ней врагов. Ее богиня дарила реальную любовь и оправданную надежду. И ей она готова была отдать последние остатки ледяной души, не оставляя ничего для себя.