I am Winter

      Когда он открыл тяжёлую дверь, то холод и свет врезал по глазам так, что Аллисер невольно отшатнулся и заморгал, привыкая к щиплющему веки морозу. Слишком резкий контраст. Отвык, пребывая под присмотром мейстера в жарко-натопленной комнате последний месяц. Или два. Когда затхлый воздух оказался, наконец, невмоготу, Аллисер собрал всё своё упрямство в обе ноги и вышел наружу, на волю. Снег казался розовым и местами рябил пятнами. Голова гудела, но ничто уже в этом мире не могло сломить Старшего разведчика. Даже отмороженные ноги и ампутированные пальцы на них. Он вспомнил про щёлкающую боль в суставах и тут же опёрся о поручень. Под дрожащими пальцами хрустнул снег, осыпаясь. Он обвёл глазами площадь. Оружейный кузнец, обыденно ворча, исправлял клинок, зачищая метал. Переговариваясь, строители прошли в тоннель, везя на тачках доски и инструменты. В столовой что-то шумно отмечали. Явно не его возвращение в мир живых. В окнах Лорда командующего, меж заколоченных ставней, пробивался свет от свечей. Аллисер недовольно пожевал губами. Раз уж поднялся, нужно идти к Лорду командующему. Он ждёт данных разведки. И ответов. Мужчина осмотрел все крыши строений и устремил взор к вершине стены, но она, в этот оттепельный день, была скрыта под одеялом тяжёлого тумана. Мормонт если и удивился визиту Старшего разведчика, то не стал подавать виду и пытаться переубедить упрямца побыть ещё на лечении, лишь кивком головы указал на стул. Усевшись, Аллисер молча дотянулся до карты и ткнул обветренным пальцем в лес, возле крепости Серый страж. — Сколько их было? — Тысяча, может две, — хрипло и медленно ответил Аллисер, пережёвывая каждое слово, будто только сейчас научился говорить. В тот день, Старший разведчик сир Аллисер Торне, повёл свой отряд из двухсот человек на зачистку территории стены возле Серого стража. Были донесения, что возле тех мест не раз замечали опасную активность одичалых, группами по четыре — пять человек шныряющих у самой границы, но каждый раз попытки их уничтожить со стены проваливались. Одичалые просто скрывались в лесу. Впрочем, в самом лесу никаких больших костров, ни дыма, не замечалось. Это были лишь мелкие группы разведки, либо отщепенцев своих же племён. Но, в любом случае, их активность нужно было прервать и по приказу Лорда командующего Аллисер двинул отряд всадников вдоль стены. Через пару дней они достигли Серого Стража и, отсалютовав своим братьям на стене, развернулись и углубились в лес, на зачистку. Следы одичалых нашлись совсем скоро. Наспех потушенные снегом мелкие костры в ямах были ещё тёплыми, свёртки шкур брошены тут же, а следы уводили вглубь леса. И тут Аллисер сделал самую страшную в своей жизни ошибку. Стараясь быстрее покончить с делом и чуя лёгкую добычу, он приказал отряду демаскироваться и галопом пустил всадников догонять одичалых. Пусть знают силу Ночного дозора! Те, кто убежит, точно уж обосрутся от страха и никогда больше не потревожат Серый страж своей наглостью. — Они подготовились к нашему приезду. Выкопали волчьи ямы. Всадники на полном скаку влетели в них. Нас окружили. Оставшиеся сбились в круговую защиту вокруг лошади своего командира. Аллисер, бешено оглядываясь, искал выход. Прорваться назад к Серому стражу, топча копытами лошади одичалых и бросить разведку? Да, может это был единственных выход в том положении, но честь рыцаря, когда-то данная ему, не позволила так просто сбежать, оставив вверенных ему людей. Тогда не позволила, и сейчас не позволит. Его смогут только вынести с поля боя - раненого либо убитого. — К стене! Прорывайтесь к стене! — крича, отдал приказ сир Аллисер и, развернув лошадь спиной к крепости, рванул на окружение, раскидывая одичалых тварей и снося головы тем, до кого дотянулся мечом. Он помнил как его стащили с, бесящийся в агонии, лошади, и кинули лицом в снег, топча ногами. Каким Неведомым он оставался ещё жив, Аллисер понимал не до конца ещё пару часов, пока его тащили за ноги, связанного и отплёвывающегося смороженной кровью. На привале его кинули к камням, но в свете видимости костра. Он с трудом разлепил отёкший глаз и оглядел место, где находился. — Нас осталось пятеро, включая меня. Дик помер наутро. Они отрубили ему ноги и сожрали их, поджарив на костре. До этого сир Аллисер никогда не чуял запах горелой человеческой плоти, пусть и прошёл восстание Баратеона. Запах вывороченных кишков, тухлой крови и дерьма он нанюхался будучи командиром городской стражи, но тяжёлого, сладко-удушливого аромата, так легко проникающего в лёгкие и вызывающего ничего, кроме порывов тошноты, он никогда не знал. И хотел бы не узнать. Ещё через неделю, когда его, обессиленного и бредившего, швырнули на камни и предложили бульон из головы Глена, он пил с жадностью, давясь. — Они не прикончили меня только оттого, что смекнули, кто попался им и что я знаю.  — Ты им ничего не сказал. — Лорд командующий произнёс это как утверждение. В трепещущих сумерках комнаты Аллисер оскалил два ряда зубов. От внезапного тепла и закрытого пространства мужчину чуть не стошнило на шерстяные мокасины подошедшего Манса. Но бывший брат Ночного дозора лишь посмеялся и ещё раз напомнил своим однокорытникам, что какие нежные мужи приходят к ним с юга. На что Аллисер, собрав всю желчь, прицельно плюнул ему в рожу. За что получил по морде. Рукоятью своего же меча. Ну, хоть падать было мягко. И тепло. Впрочем, его быстро встряхнули, прибавив ещё несколько ударов по почкам и ногам. Аллисер осмотрел собравшийся контингент в палатке. Тут были черноногие, какие-то одичалые неизвестного племени с измазанными извёсткой из птичьего дерьма волосами, и совершенные упыри — тэнны. Куда же без них. Впрочем, негусто, если судить по возне за шкурами палатки. — Манс пытал меня. Неторопливо, день за днём. В бывший козлятник, где держали пленного, приходило три человека и с вороны срезали полосу кожи за лопатками до крестца. Он терпел первые два раза, но выдержка человека попрала честь рыцаря, и мужчина разомкнул челюсти только для вопля. Орал он до лопнувших капилляров на белках глаз и пока хватало дыхания. Когда не осталось места на спине, а кроме проклятий не сказано было ни единого нужного слова, ворону стали привязывать к столбу. На улице. На ночь. Периодически обливая тёплой водой, чтобы насмерть не замёрз. Не так быстро. Он не стал говорить, даже когда ему на затылок налепили воронку из сырого теста и влили сверху раскалённого масла. Кажется, уже Манс махнул на него рукой и хотел велеть прикончить, лишь бы заткнулся, но один из тэннов о чём-то гаркнул, облизнув губы. Манс уставился на тэнна и зычно загоготал, похлопав того по плечу. Ворону уволокли обратно в козлятник и, насильно влив бульона, оставили валяться на гнилой подстилке. На следующий день к нему приставили старуху. Та раздела его догола и заботливо обмыла тело, перевязала спину вонючими тряпками. Присыпала пузырящуюся рану на голове пеплом. Одежду унесла с собой. Было чертовски холодно, но Аллисер уже смирился с постоянной стужей и голодом. Но старуха приходила каждый день и настойчиво пихала ему суп из жирных потрохов. Мужчина изо всех сил старался не думать об их происхождении. Мысль об откорме посетила его внезапно, в одном из тревожных снов. — Эти ублюдки блудливого шакала решили меня сожрать. А одежду забрали, чтобы не сбежал далеко. — Но ты сбежал. — Да. Холод стоял лютый, даже для этих диких мест. Позади лагеря, за сверкающим, сизым туманом виднелись стволы древних деревьев. Такие уже давно вырубили на юге, а здесь они всё ещё жили своим вековым сном. Его побег прикрыли вечерние сумерки и начавшийся ледяной снегопад, когда крупицы влаги сыпется с неба, как белый песок. Но недолго его исчезновение осталось тайной. Вой раненой старухи, очнувшейся после удара миской в лицо, подняло весь лагерь. Радостно залаяли собаки в ожидании охоты, взрывая ледовый наст под когтями. Аллисер добрался до границы леса и вцепился руками в белый ствол дерева, чтобы перевести дыхание. Сверху на него осыпался колючий иней, но он лишь стряхнул головой и углубился в лес, оставляя кровавые следы. — Я сориентировался на юг, к стене. Во что бы то ни стало я должен был добраться до Чёрного замка. Меня преследовали и не скрывали этого. Но я не сразу понял, что за мной наблюдают чужие глаза. Когда промороженные лёгкие отказали больше вдыхать сухой от мороза воздух, Аллисер упал в снег и задержал дыхание, как смог. На вдохе он кашлял так, что кусочки кровавой плоти со слюной вылетали из горла и осыпали белую крупу утреннего снега. Он не чувствовал больше ног, но самое страшное то, что он оказался в полнейшей тишине. Белое безмолвие. Вздрогнув всем телом, как на пороге сна, мужчина оглянулся назад. — Среди деревьев двигался всадник на лошади. У одичалых нет лошадей. Первым желанием Аллисера было, забыв про всякую осторожность, крикнуть. Он развернулся, и открыл было рот, но так и не произнёс ни звука. Лишь облачко тёплого дыхания испарил морозный воздух. Глаза лошади и всадника были ярко-синего цвета. Неестественно яркого. Не живого. Что тогда дало сил этому человеку — страх, или нечто иное — неизвестно, но Аллисер подхватился, и быстрым шагом, храня дыхание, пошёл на юг. Он не чувствовал боли, не чувствовал времени, ночь стояла или день. Он слышал лишь за собой поступь лошади мертвеца. Он ощущал, ледяными иглами пронизывающий спину, взгляд немигающих глаз. Аллисер перевёл взгляд с застывшего лица Лорда командующего на догорающие поленья в камине. — Тебя нашли женщины Крастера, когда собирали хворост. Через пару дней наша разведка забрала тебя из его дома. — И они ничего не сказали о мёртвом всаднике? — Нет. Сир Аллисер поднялся во весь рост со стула и, немного пошатываясь, побрёл к выходу. — Я верю тебе, Торне. Я верю, что с зимой приходят мертвецы. Остановившись, бывший разведчик качнул головой и дёрнул ручку двери, пуская в комнату свет и холод.