Тихие клятвы

Гаррус не любил праздновать День Примирения, и, глядя на горящие неоновые цифры, где значилась приснопамятная дата, он чувствовал только раздражение. Бывшему консультанту по Жнецам и нынешнему советнику примарха Виктуса едва сравнялось тридцать пять, но он уже обзавелся привычками стариков: вечным недовольством, постной миной и брюзжанием. Последнее – только в мыслях, но Гаррус не сомневался, что когда-нибудь его молчание прорвет потоком, и всем крупно повезет, если это будет просто ворчание, а не нецензурная брань. А в этот проклятый праздник ему хотелось грязно ругаться и пить турианский виски, а не улыбаться во все манибулы, говоря о счастливом избавлении, приправленном словами «Спасибо капитану Шепард!» Шепард… это для них она была «капитан», а для него – Джейн. Турианцу человеческое имя всегда кажется странным – слишком громоздким и грубым, но у Шепард оно было особым: её имя сочетало в себе и удивительную силу, и чарующую напевность. Словно древнее заклинание, которое передавалось из уст в уста поколение за поколением. Так ли это было в человеческой истории, Гаррус не знал, но теперь имя капитана Шепард ещё долго будут вспоминать, перевирая её историю с каждым рассказом все больше и больше, пока Джейн не станет легендой, а потом – и мифом. Впрочем, её уже сейчас можно было канонизировать – и в экстранете не утихали разговоры об этом, - и сам Вакариан вспоминал, что шутил в свое время, что если Джейн умиротворит Жнецов, то её можно будет назвать святой. Знал бы, что будет, прикусил бы себе язык – нельзя такими вещами шутить: они могут и сбыться. Не хватало только нетленных мощей, которых и не могло бы быть: как сказала СУЗИ, тело Шепард было полностью синтезировано Горном и переработано в новую ДНК, которую все они имели честь носить в себе. Пожалуй, только это примиряло Гарруса с жизнью: его когда-то голубые глаза налились зеленью, а по телу бежали странные отсветы, роднившие его теперь с синтетиками, при этом, как он считал, часть эмоций притупилась под действием логических расчетов и выкладок. Но не настолько, чтобы турианец не послал всю галактику к чертовой матери и не стал задумываться о дуле пистолета под подбородком. Удерживало всегда одно – у Шепард глаза тоже были зелеными, и мысль, что часть Джейн всё ещё жива в нем, заставляла Вакариана отставить нелепые мысли о суициде в сторону. Нет, он не мог так предать её память. Только не он. И тогда раздражение Гарруса выливалось на окружающих: он смотрел на их отливающую неоновым зеленым радужку, на счастливые улыбки, полные облегчения, на переплетающиеся друг с другом пальцы – и ненавидел их: органиков, синтетиков, людей, турианцев, азари, саларианцев, кроганов, гетов, кварианцев, Жнецов – ради них Джейн принесла себя в жертву второй раз. Только теперь никто не торопился искать способа вернуть её с того света – ведь кому нужен живой герой? Другое дело – мертвый! … и Гаррус плотно закрывал шторы в День Примирения, чтобы не видеть разноцветных праздничных огней, закрывал окна так, чтобы не слышать веселый смех с улицы, который долетал даже до самых верхних этажей. Ему было плевать, что для них это день избавления от самой страшной угрозы. И он слышать ничего не хотел про то, что со знаниями Жнецов Млечный путь войдет в новую эру: ему безразличны новые горизонты, возможность бессмертия и господство над законами мироздания. Гаррус Вакариан с радостью спалил бы к человеческим чертям весь этот мир в огне Жнецов и Предвестника – в частности. Лишь бы Джейн вновь зашла в комнату и, едва заметно улыбнувшись, сказала: - Прорвемся! А что бы их ждало дальше: толпы хасков, всех мастей и видов, рушащиеся здания, красные лучи Жнецов, пули и биотика, гудящие над головой – это уже не важно. Может, это и не похоже на описанные в человеческой религии Небеса, но никакой людской или турианский рай не стоили и ломанного кредита без Шепард. Гаррус не знал, как высшая сила распределяет умерших по загробным мирам, но он надеялся, что для него и Джейн она припасет бар, где они договорились встретиться, если всё пойдет плохо. И, пожалуй, ещё одна сила, которая удерживала Вакариана от расставания с бренной плотью, было её тихое обещание: «… и если я тебя там не найду, то я вернусь за тобой».