Конечно, ты лучше знаешь, Перси

      Наконец наступил июнь, а вместе с ним пришла пора сдачи экзаменов. Жара стояла просто невыносимая, и даже в некогда прохладных подземельях теперь от нее было не скрыться. Помещение без окон с висящими на стенах факелами превратилось в удушающую ловушку. Это никак не способствовало работе мысли, и экзаменуемым приходилось несладко. Одно радовало — что для пятикурсников это был уже последний экзамен.       Утирая рукавом мантии испарину со лба, Перси выбрался из класса Зельеварения в коридор, осторожно прикрыв за собой скрипящую дверь. Когда он входил туда полтора часа назад, колени у него подгибались, а в голове шумело так, будто он вот-вот упадет в обморок. Но, как ни странно, получив свое экзаменационное задание, Уизли смог собраться, мобилизовать силы, верно вспомнить все ингредиенты Укрепляющего раствора (1) и безошибочно приготовить его. Он знал, что сделал все правильно, потому что зелье вышло нужной консистенции и цвета. И надежда на то, что Снейп не найдет за что снизить оценку и поставит «Превосходно», окрыляла его. Вот и все. Неужели он, наконец, сдал все экзамены?       Не успел Перси выбраться из обители Снейпа, как тут же оказался окружен другими пятикурсниками, которые пока еще ждали своей очереди войти. Рабочих мест в классе было приготовлено не так много, и ученики входили на экзамен малыми группами.       — Какое зелье тебе попалось?       — Сварил? — отовсюду звучали взволнованные голоса, перебивая друг друга.       — Пожелайте мне удачи, — сказала Памела Элтон, прежде чем скрыться за дверью класса Зельеварения под ободряющие возгласы однокурсников.       — Укрепляющий раствор. Конечно, сварил, — облегченно выдохнув, ответил Уизли. Вместе с чувством удовлетворения от успешного прохождения последнего этапа на него навалилась усталость. Хотелось пойти попить воды, а потом растянуться где-нибудь на траве, в тени раскидистого дерева на берегу Черного озера и больше не думать об экзаменах.       — Какое легкое задание! — посетовал Чейз Чэпмен. — Повезло тебе!       — Мерлин, я забыл, в каком котле его варят… — огорченно заметил Габриэль Трумэн.       — В оловянном, — сказал Перси, прекращая тут же начавшийся спор двух рейвенкловцев, один из которых предлагал чугунный котел.       Осмотревшись по сторонам, Уизли заметил стоящего у стены Тимоти. Юноша пытался в последний момент зазубрить что-то в учебнике зельеварения.       — Я не помню состав ослабляющего зелья (2)… — запричитал он, едва увидев вопросительный взгляд гриффиндорца.       Перси сочувственно похлопал его по плечу.       — Мы же на прошлой неделе повторяли его, — подбадривающим голосом напомнил он. — Толченый черепаший панцирь… — Уизли сделал паузу, чтобы Блекинсоп мог продолжить перечислять ингредиенты.       — Лапчатка гусиная, толченые гранулы селитры, — закончил Тимоти. — Варить на слабом огне, периодически помешивая… по часовой стрелке...       — Серебряной ложкой! — добавил Перси.       — Точно, — согласился Тимоти. — Я сдам!       — Сдашь, — повторил Уизли. — Иди прямо сейчас, — посоветовал он, видя, что дверь класса снова открылась, а значит, настало время кому-то занять освободившееся место.       — Вот и пойду! — нарочито уверенно ответил Блекинсоп, направляясь ко входу, и едва не столкнулся с выходящей из класса Пенелопой Клирвотер.       — Удачи! — отозвалось несколько голосов.       Перси же тут же забыл о Тимоти, выхватывая из толпы улыбающееся лицо шедшей ему навстречу Пенелопы. Ее щеки были розовыми, рейвенкловский галстук на шее перекосился. Она тут же сдернула его и сунула в карман мантии.       — Боже, это не галстук, а настоящая удавка. Ты справился? — с искренним интересом спросила она.       — Да, а ты? — в ответ поинтересовался Уизли.       — Думаю, да. Что это на тебе? Кровь? — она скривилась, уставившись на полу его мантии. — Тебя там что, пытали? — добавила она со смехом.       — Кровь саламандры, — ответил Перси, прикрывая пятно рукавом. — Пролил пару капель.       — Ерунда. Экскуро, — произнесла Пенелопа, мягко отводя в сторону руку Перси и направляя на пятно свою палочку. — Так-то лучше.       — Спасибо, — смущенно поблагодарил он. — Идем отсюда, здесь невозможно находиться.       Взяв девушку за руку, Перси повел ее за собой. Под завистливыми взглядами ожидающих экзамена однокурсников они направились к лестнице. И только поднявшись на цокольный этаж и ступив в вестибюль, перешли на размеренный шаг.       — Снейп все время ходил между рядами, заглядывал в котлы, — поделилась Пенелопа. — Из-за этого у меня дрожали руки. И, судя по всему, не только у меня? — поддела она его, памятуя о пятнах крови саламандры на мантии.       — Возможно, — неопределенно ответил Перси, отвернувшись, чтобы спрятать улыбку.       — Я так волновалась, что не могла заснуть до двух часов ночи, — пожаловалась Пенелопа. — Сегодня буду спать, как младенец!       — А я проснулся в пять утра и прочел двенадцать глав учебника, — признался Перси.       Пенелопа звонко засмеялась и ободряюще прикоснулась к его плечу.       — Теперь все позади.       — Да, — кивнул Перси, опустив взгляд в пол. Несмотря на облегчение, которое он испытал, сдав последний экзамен, слова Пенелопы не вызвали радости. Учебный год закончился, и теперь они расстанутся на целое лето. А ведь за прошедшие июньские дни он так привык проводить с ней время. В груди от этих мыслей возникло чувство острой тоски.       — Персиваль! — воскликнул кто-то прямо у Перси над ухом. — А вот и ты! Я ждал тебя!       Растерявшись от такого напора, Уизли даже не сразу понял, кто говорит с ним. Оказалось, это был поэт с картины, висящей на парадной лестнице. Персиваль Пратт перебежал с лестницы в вестибюль, на горный пейзаж, чтобы поговорить с ним.       — Что… вам нужно? — изумленно поинтересовался Перси, переглянувшись с Пенелопой.       — О, прошу прощения за мои манеры! Это и есть та самая дама? Позвольте преставиться… то есть представиться! Ведь я уже преставился десяток-другой лет назад. А кто считает? Ха-ха, — поэт засмеялся, и его козлиная бородка затряслась. — Персиваль Пратт, очень приятно, — он поклонился Пенелопе.       Лицо Перси побагровело. В прошлый раз, когда в разговоре с картинами он упомянул про наличие у него дамы и чувств к ней, он вовсе и не думал, что сказал что-то лишнее. Он всего лишь хотел указать портретам их место и никогда с ними больше не пересекаться. Но теперь его слова были переданы Пенелопе. Как же опрометчиво и глупо он поступил! И теперь все, что ему остается, это сгорать от стыда.       — Пенелопа Клирвотер, — представилась девушка, широко улыбаясь. Похоже, ее это крайне забавляло.       — Мистер Пратт, нам сейчас некогда с вами разговаривать, — Перси поспешил прервать эту милую беседу. — Идем, Пенелопа… — он положил руку на плечо девушки, увлекая ее за собой к выходу из вестибюля. Но коварный поэт перебежал на соседнюю картину.       — О, я не займу у вас много времени! — настаивал он.       — Давай послушаем, что он хочет сказать, Перси, — заинтересовалась Пенелопа.       — Леди дело говорит, — прищурившись, согласился Пратт. — Вы знаете, мисс Клирвотер, мы как-то уже пересеклись с благородным Персивалем, моим почтенным тезкой. И он тогда поразил меня своей зрелой мудростью — в эти-то годы! Теперь мне снова нужно его мнение.       Перси казалось, что портрет над ним издевается. Он сжал кулаки и пообещал себе, что прокрадется на парадную лестницу под покровом ночи и снимет дурацкую рамку Пратта, после чего отнесет ее в чулан и непременно замаскирует старыми метелками.       Пенелопа рассмеялась, как будто этот поэт-неудачник сказал что-то смешное.       — И по поводу чего именно вы хотите узнать мнение Перси? — спросила она.       — По поводу стихов, разумеется! — продолжал надоедливый Персиваль Пратт.       «Ох, ну конечно же… по поводу чего же еще...» — подумал Перси, надеясь, что все закончится быстро.       Прочистив горло, Персиваль Пратт с выражением принялся читать:

— Любовь к тебе пришла внезапно, Как острый палача топор. Пленила разум безвозвратно, И затуманила твой взор. Вцепилась острыми зубами, Как келпи, потянув на дно. Прижалась жадными губами, Вкушая душу, как вино…

      Закончив, поэт замолчал, как будто ожидал аплодисментов. Но Перси хотелось лишь прикрыть лицо ладонью. Ужаснее стихов он никогда не слыхивал. Кажется, теперь он догадывался о причине смерти юного поэта.       — Это очень мило… — сдержанно-вежливо отметила Пенелопа. — Кому посвящено ваше творение? — поинтересовалась она. Перси решил, что из жалости.       — Любви этого прекрасного юноши к вам, конечно! — выдал Пратт.       От услышанного глаза Перси раскрылись так широко, как не раскрывались с тех пор, как близнецы подложили на его стул на кухне подушку, издающую неприличные звуки. С того дня он не испытывал настолько сильного унижения, как сейчас. Проклятый Персиваль Пратт посмел сказать Пенелопе о чувствах Перси, о которых никто не должен знать! Вдобавок к багровому цвету лица уши Уизли запылали.       — Умора, — процедил Перси. — Только вот я никогда не посвятил бы своей даме столь бездарного творения.       — Что вы сказали, молодой человек? — от этих слов поэт аж подпрыгнул на месте, попятившись и сев на изображенную позади него каменистую поверхность. — Какая невоспитанность! Не может здраво рассуждать тот, кто в жизни не сочинил ни строчки!       — Простите, — сочувственно извинилась Пенелопа, потянув юношу за рукав к выходу. — Идем, Перси.       Напоследок бросив еще один злобный взгляд в сторону Пратта, Перси отвернулся и через парадные двери вышел во двор вслед за девушкой.       — Что на тебя нашло? — спросила она, когда они достигли берега озера и опустились на траву. — Он же просто хотел развлечься и позабавить нас. Портретам, должно быть, скучно...       Перси ничего не ответил. Он молча смотрел вдаль, где Фред и Джордж вместе с их другом Ли Джорданом бегали босиком по озерной отмели, дергая за щупальца гигантского кальмара, плескавшегося на солнце. Он слишком хорошо знал, что «скучно» — не оправдание для того, чтобы ранить чувства других людей. Близнецы, например, постоянно делали разные вещи, потому что им было скучно. И далеко не всегда их поступки радовали других.       — Да и потом, насколько бы ни был ужасен его стих, он прав, — пожала плечами Клирвотер. — Не может критиковать стихи тот, кто ни разу не пробовал писать.       — Пфф… — Перси фыркнул. — Чего сложного? Складывать слова в рифму может каждый. А вот сделать это так, чтобы передать какой-то смысл… нужно приложить усилия. Пратт, судя по всему, писал первое, что приходило ему в голову.       — Конечно, ты лучше знаешь, Перси, — словно не веря своим словам, ответила Клирвотер.       — Вот увидишь, — пообещал Уизли, принимая вызов. Чем он хуже этого бездарного поэтишки? — Увидишь.       Пенелопа никак не прокомментировала его слова, лишь улыбнулась уголком губ. Перси был уверен, что она этого обещания не забудет. Она повернулась в сторону озера, глядя на мерцающую в свете солнца водную гладь. Ему хотелось пообещать ей что-то еще. Например, что они вовсе не расстанутся — ради нее он готов просить Дамблдора оставить их в Хогвартсе на все летние каникулы. Но, конечно, он знал, что это невозможно. И в то же время он готов был сделать для нее даже невозможное.       — Это ты занималась с Кармайклом? — неожиданно спросил он, прерывая затянувшуюся паузу в разговоре. Почему-то он подумал, что, может быть, она тоже хотела для него что-то сделать? А если не это, то что?       — Да, — подтвердила девушка. — Я видела, как ты безнадежен и не могла допустить, чтобы ты упал лицом в грязь перед деканом своего факультета.       — Похоже, ты совсем не веришь в меня, — шутя пожурил ее Перси. — Но спасибо за помощь.       — Я верю в тебя больше, чем в кого-либо, — ответила Клирвотер, посмотрев на него теплым взглядом. На ее лице отразилось спокойствие и безмятежность, которую он хотел бы разделить, но его сердце было полно тревоги.       — Я буду скучать по тебе все лето, — найдя в себе силы, признался он.       — Нет, не будешь, — возразила она. — Ведь я буду писать тебе каждый день, обещаю.       В этот день им никак не хотелось расставаться. После ужина они еще долго сидели в саду, болтая обо всем на свете. И настолько забыли о времени, что вернулись в замок уже после отбоя. Проводив Пенелопу до ее гостиной, Перси вошел в дыру за портретом, ругая себя за такую преступную беззаботность. Но не успел сделать и трех шагов, как споткнулся обо что-то... или о кого-то. Осветив пол Люмосом, он увидел лежащего на полу Лонгбттома. Беднягу кто-то ударил Петрификусом.       — Что случилось, Невилл? — спросил он, как только применил контрзаклятье.       — Мне срочно нужно к профессору МакГонагалл! — тяжело дыша, выпалил первокурсник.