Аномалии

      Тобирама отрывисто отметил карандашом низменность на карте.       — Здесь.       Аномалия ощущалась особенно ярко — огромная, стоячая, словно вода в канаве, прелая чакра; она расползалась медленно, развеиваясь в воздухе, и, словно бы была каким-то же желе — мягко тряслась большим круглым куполом от любого воздействия, будь то ветер или давящие над низменностью грозовые тучи. От нее тянуло смрадом, горькой полынью и залежавшимися палыми листьями.       — Точно? — неуверенно переспросил шиноби напротив.       Его лицо пересекали толстые шрамы, один глаз был подбит и подернут белой уродливой пленкой. Сожженная бровь над ним после не выросла, да и бугровая красно-розовая кожа не зажила, так и осталась неровной, выпирающей и казавшейся покрытой толстыми, гниющими волдырями.       Тобирама резко кивнул, кривясь от отвращения к пульсирующей, словно болячка, аномалии.       — Точно.       Лес был густым, заросшим колючим терновником и раскидистыми многолетними папоротниками. Репейники цеплялись за одежду, мелкие колючки дикой ежевики царапали лицо и руки, когда их группа, поднимаясь по крутому гористому склону, начала прорываться сквозь заросли. Ботинки скользили по мелкой насыпи, тяжелые катаны и сумки с оружием тянули назад. Тобирама нагнулся к земле, ухватываясь за выпирающий камень, и медленно подтянулся сам. Подъем не то что бы был очень сложен для шиноби и для него в частности, но чем ближе они подходили к аномальной зоне, тем сильнее давление сдавливало нутро. Его тошнило, а голова шла кругом, из-за чего даже стоять ровно было тяжело.       Через несколько десятков метров они вышли к ровной, покореженной десятками выемок местности.       — Что это?       Тобирама ответил, не глядя.       — Следы боев.       Они двинулись неровной колонной дальше. Ощущение того, что он идет по воде, преследовало юношу. Земля стояла на месте, но скачки чакры в почве и ее огромная концентрация сбивали с толку. Он несколько раз опускал взгляд, ища подтверждения тому, что идет по воде, но вместо этого утыкался взглядом в высокую зеленую траву. Но сомнения не оставили его, и, не сумев их побороть и оттеснить на второй план, он резко сложил печать развеивания. Позади послышались смешки — это не было гендзюцу, но Тобираме было откровенно плевать. Он плохо себя чувствовал и тратить силы, которые могут ему еще пригодиться, не собирался. Юноша только хмуро оглянулся через плечо и рыкнул членам отряда:       — Пошевеливайтесь.       Те, в свою очередь, послушались приказа — уж больно командир был нервным. Что ж, стоило признаться, причины для его нервозности были — карта не соответствовала территории. Тобирама хмуро оглядел пергамент еще раз, прежде чем в бешенстве разорвать ее в клочья. Черт бы побрал! Он зло окинул взглядом команду и хмуро, не взирая на боли в голове, пошел дальше.       Все равно эта карта потеряла достоверность в тот же день, когда кланы Инузука и Хьюга схлестнулись в бою. Глупо было полагать, что после их встречи все останется целым и невредимым, и все же он надеялся на это. Ему совсем не хотелось чувствовать себя слепым котенком, но этого избежать не получалось — юноша ощущал себя без одного глаза из-за воздействия аномалии на сенсорные способности, а теперь это чувство слепоты усилилось с осознанием, что та местность, к которой они готовились, оказалась пережитком прошлого. Даже попытка прощупать территорию чакрой не увенчалась успехом, и Тобирама совсем сбился, чувствуя себя загнанным в угол.

***

      Аномалия — так привыкли называть те места, где бои оставили особенно сильные отпечатки. Частенько такие территории были лишены жизни, выжжены, но бывало и так, что природа начинала носить несколько иной характер и лишалась своего привычного умиротворения. Тобирама устало привалился плечом к стволу дерева и еще раз осмотрел расстилающийся туман. Остаточная чакра вдруг побелела.       Вообще-то, это не была его личная проблема, но для клана Лесных Сенджу такие аномалии несли вред. Если тут будет развиваться бой, если в пределах нескольких сотен километров будет развиваться бой, то аномалия может не позволить прибегнуть к Мокутону и будет сбивать сенсоров волнами своей чакры. А дерево, пропитанное чакрой, знаете ли, подчинить еще тяжелее, чем-то, в котором этой чакры кот наплакал.       По крайней мере, так брат говорил.       А брат был сильным главой клана, и бездействие в бою легко могло лишить его жизни, как и еще десятка соклановцев. Что б их, эти аномалии! Тобирама скрипнул зубами.       Огромная яма уходила далеко вниз, хотя сказать, насколько далеко, все равно не получалось — конца ее не было видно, да и, что таить, ее четкие очертания пропадали уже через несколько метров вниз от начала обрывистого склона.       Поморщившись, Тобирама потер переносицу и потянулся за таблеткой и флягой. Его сенсорные способности были невероятными, и он мог с легкостью определить степень опасности, что несла в себе аномалия и проложить как можно более легкий и безопасный путь к ее основанию. Поэтому такие задания он брал на себя, и пускай это все имело свои неприятные последствия, он не мог это все просто оставить.       Такие аномалии высчитывали десятками и пока будет продолжаться вражда между кланами их количество будет пополняться. Нельзя просто взять и оставить их на «потом», когда их начнут высчитывать сотнями и ступить по земле без тошноты и головных болей будет невозможно.       — Начинаем?       Тобирама не глядя кивнул. Пора бы, но… Как им спустится, когда чакрой толком себя не удержишь на земле, где этой самой чакры в десятки раз больше и просто «присосаться» не получится? Как, когда все деревья, за которые можно было бы уцепиться буквально легки на землю, голыми остриями указывая им направление вниз.       Как?       Тобирама снова потер переносицу. Делать это совсем не хотелось, но на кон была поставлена успешность древесных техник его брата и, как, впрочем, успешность всего клана. Он хмуро фыркнул, потянувшись к свитам, прикрепленным к спине и так же хмуро-раздраженно отдал приказ:       — Прыгаем.       Голову сдавила боль, тошнота накрыла морской волной, но это так и не смогло сравниться с возможными последствиями от аномалии, что оставили после себя Инузука и Хьюга.