Эту ночь Юнги снова не будет спать из-за Чонгука.
— Чонгуки-я, я ушел. А ты не сиди долго, тебе нельзя опаздывать на пары, — Мин окинул комнату взглядом, проверяя на наличие предметов, которые могли бы навредить. Чонгук лежал в постели и смотрел в потолок. Он так и не притронулся к завтраку, который стоял на подоконнике, где еще ночью лежали сигареты. Юнгины сигареты, забытые впопыхах, когда он проспал. Он не был удивлен, когда, вернувшись поздно домой, обнаружил, что там лишь две сигареты из половины пачки. И винил только себя. Чертов Чон Чонгук и работа Юнги, он совсем не успевал следить за младшим. Все двенадцать лет школы над Чонгуком издевались и его психика просто не выдерживала. В третьем классе, когда очередные хулиганы зажали бедного малыша в туалете, избив до полумертвого состояния, ему пришлось месяц лежать в больнице. Но даже после переводов из одной школы в другую над Чонгуком продолжали издеваться. Потому у него и не было друзей. Он лишь молча терпел издевки сверстников, пока учителя не замечали этого или наоборот поддерживали. Психика Чона ломалась, казалось, с каждым часом. Его руки становились все более и более расцарапанными на нервной почве, а иногда и умышленно, чтобы успокоить внутреннюю истерику. Первый порез Гук сделал, когда ему было десять. Он ничего не почувствовал и вышло это почти случайно, не намеренно. Но боль немного успокаивала. Со временем Чонгук начал ходить к школьному психологу, по инициативе одного учителя, где ему прописали успокоительное и прочие препараты. Естественно, родители, как и учителя, ссылались на переходный возраст, говорили, что скоро все пройдет. Но не проходило. Школа за школой. Чонгук принимал таблетки не для того, чтобы вылечиться, а чтобы получить облегчение, некую свободу, будто проблем нет и он не тут. Его руки все еще были изранены, он не давал им заживать. В доме начались ссоры и родителям было уже не до Чонгука. Того учителя уволили с работы и теперь никто не заставлял его ходить по психологам стараясь помочь, он снова ненужный. Мать плачет, отец кидает очередную тарелку, чудом промахиваясь. Развод. И он остается с вечно пьянствующим отцом, которому до сына вообще нет дела. Мать ни гроша не выплачивала, а пособие по безработице он тратил на алкоголь и сигареты, лишь через год устроившись на низкооплачиваемую работу. В шестнадцать лет парень начинает курить. В этом он тоже находит какое-то успокоение, прокуривая голос, легкие, крадя сигареты у отца, пока тот спит после очередной пьянки. Чонгук тушит их об себя же, оставляя небольшие ожоги и радуется. Безумство, правда? Он начинает прогуливать школу и получать от отца, когда тот узнает. Поэтому быстро завязывает с этой шалостью, каждый раз крутясь между двумя преисподними. И он не знал, что хуже. Почти неумышленно он выходит на дорогу с оживлённым движением, что, скорее всего, уже на подсознательном уровне, но какой-то мужчина его спасает, схватив за руку в последний момент. Он смотрит с презрением сначала на руку, что держит его за предплечье, а потом и на человека. Пронзительно, прямо в глаза, как будто был готов убить. — Парень, ты совсем уже? — говорит молодой человек с чуть хриплым голосом. — В детстве не учили, что по сторонам смотреть надо?! Еще совсем чуть-чуть и тебя бы… — Можете отпустить меня? — перебивает Чон и пытается освободиться, но выходит не очень. Руку сжали сильнее. — Пожалуйста. — Чтобы ты снова кинулся под машину? Совсем конченный… — и он дергает его на себя, чтобы вывести на тротуар, где безопаснее. Чонгук все-таки вырывается, с тем же презрением смотря на мужчину. А потом разворачивается и уходит в неизвестном направлении, закуривая до хрипоты в легких. Снова. Снова его дома никто не ждет, разве что отец, который то и дело ищет причины, чтобы выпустить весь гнев на сына. Чон снова прогулял школу, его отметки стали ниже, чем они договаривались. Но относился он к этому похуистически, и только потому, что находил успокоение в боли. Снова сдирая рану, не давая ей зажить. — Знаешь, Чонгукки, ты очень похож на нее, правда более непослушный и резвишься много, но, думаю, если тебя воспитать, то все пройдет, — она та, которую всегда упоминали в этом доме. Та, которая ушла с каким-то хахалем, когда отец узнал об измене. Та, которая даже не забрала Чонгука, оставив его с этим тираном, по ее же словам. Та, которая не вспоминает о его дне рождения. Та, которая его мать. — Ну, что же, придумаешь себе наказание? Или дашь возможность мне? Юноша молчал, даже не смотря на отца, он не хотел. Не хотел его видеть. Была бы возможность, сбежал бы, даже к матери, которая тоже его не любит, лишь бы подальше от него. Иногда, где-то в глубине души, он задавался вопросом: почему его все ненавидят? У него ведь даже не было нормального друга за все его почти семнадцать лет, но ответов никогда не находил. Просто ему не повезло. Именно так. Просто его ненавидела даже судьба, не то что люди. — Что язык проглотил? Отлично, — и он хватает Чона за воротник ветровки, кидая на осколки бутылки от очередного дешевого алкоголя, которую он разбил после пьянки со своими друзьями, и через миг в парня полетела еще одна, но, не достигнув цели, приземлилась рядом, тоже разбиваясь. — Уберись тут, а дальше посмотрим. Некоторые осколки впились ему в кожу, разрывая поношенные джинсы, когда тот попытался встать. Руки тоже пострадали, но, наверное, к счастью осколки не проникли слишком глубоко. Гук медленно поднялся, стряхивая невидимую пыль. Ноги, как и руки, кровоточили, он это чувствовал лёгким пощипыванием. Не умрет, терпимо. Парень направился к выходу, ибо находиться здесь уже не мог. Он почувствовал запах сигаретного дыма, отец курил прямо в доме, потому все растения, что стояли на подоконнике в его комнате — завяли. Парень чувствовал, что это его шанс сбежать, выбраться, сейчас он был более чем полон уверенности. Уверенности в своих силах и действиях. Шатен быстро собирает вещи, которых, к слову, немного, закидывает в портфель с учебниками. И так он тихо уходит, выходит из двора и несётся куда глаза глядят, чтобы избежать возможной погони. Но ее не последовало, отец и не заметит в ближайшие дни, что Чонгука нет. Да это и не удивительно, что с сыном, что без — разницы для него не было. Но он все равно бежит, бежит два квартала, тяжело дышит и останавливается посреди переполненной улицы, где каждый куда-то спешит. Час пик и его сносит потоком людей в неизвестном направлении. Он даже не знает, куда ему податься, нет знакомых, родственников. И телефона у него тоже не было, ему его никто никогда не покупал. В кармане пару тысяч вон, которые он тратит на ночлег в старом затхлом мотеле. Ему с трудом хватило на одну ночь. А что дальше? Он не знает. Просто валится на кровать, прикрывая глаза рукой. Лучше бы его тело раскромсало под теми колесами. Этой ночью на смену кошмарам пришла бессонница. Несколько часов метаний по кровати сказывались пульсирующей болью в голове, поэтому Чонгук не сразу понял, что в дверь номера настойчиво стучат. Гуку пришлось подняться, чтобы немного привести себя в порядок и открыть двери, где стояла женщина, что вчера принимала его на ресепшне. Вид у нее был весьма грозный. — Прошу на выход или мне придется вызвать полицию. По договору Вы должны были съехать еще час назад, — она говорила громко и уверенно, немного заплевав Чонгуку лицо. — Даю тебе две минуты. Чон быстро благодарит за «гостеприимство», кланяется и, хватая портфель, выбегает из номера, ненамеренно задев плечом женщину, которая проводила его взбешенным взглядом. Улица встретила его ярким солнцем, что нещадно слепило глаза. Рука снова потянулась за сигаретами, но зажигалки не нашлось. Пришлось просить у прохожих, курить хотелось жутко. — Тебе хоть девятнадцать есть, малыш? — мужчина протягивает зажигалку, немного прищурившись. — Есть, — врет Гук и переводит взгляд на человека, нервно улыбаясь. А потом вспоминает, где его видел и отшатывается. — Стой, ты же… Тот парень, который хотел прыгнуть под машину… А что это у тебя с глазом? Подрался? — Спасибо, — быстро проговаривает Гук и уходит, затягиваясь. В кой-то степени, этот человек спас ему жизнь и он должен быть благодарен за это. Но Чонгук не доверял никому. А молодой человек так и остался стоять, смотря вслед странному парню. Но они встречаются снова в парке, когда Чонгук сидит на лавочке, уже подумывая, что она будет его сегодняшним ночлегом. — Говорят, что если ты встречаешь случайно человека более трех раз, то это судьба, а Сеул не такой уж и маленький город, — он садится рядом с юношей. — Я Мин Юнги. — Чон Чонгук, — тихо отвечает парень только из вежливости. — Что ж, Чон Чонгук, не хочешь пойти посидеть в кафе? А то тут уже прохладно, — Юнги смотрит на нового знакомого. — У меня нет денег… — Я заплачу, если ты, конечно, не решишь заказать половину из всего меню. — Так откуда у тебя этот фингал под глазом? — спрашивает Мин, ожидая заказ. — Неудачно подрался? — Да, — коротко отозвался Гук, рассматривая прохожих за окном. Он пришел сюда только ради еды, ибо казалось еще чуть-чуть и его желудок съест себя самого. — Ты всегда такой неразговорчивый? — Да… — Даже с друзьями? — У меня их нет, — тихо отвечает Чон и опускает глаза вниз. Но через секунду добавляя, немного ухмыльнувшись. — Ни одного, только сигареты. — Наверное, все потому, что ты постоянно молчишь. А с курением надо завязывать, — Мин проследил за официанткой, что принесла заказ и, поклонившись, удалилась. — На кого учишься? — Не учусь, — Чон отпивает чай и откусывает заветный кусочек торта, принесенный девушкой. — А я вот художник и немного писатель. Не сказал бы, что выигрываю аукционы или продаю книги по миллиону, но одну галерею я все-таки открыл, может ты там и… — Нет, — отрезает Гук. — Я мало где бывал, кроме дома и школы. — А кружки посещал? Чонгук помотал головой, отрицая. Родители вообще о нем не заботились, лишь переводили из школы в школу, убивая доверие к людям с каждым таким переводом. Не общались почти, просто надеялись, что в новой школе все будет лучше. Но безнадежно. — Хён! — в кафе появился парень с волосами красноватого оттенка и сумкой за плечами; начал приближаться к Юнги с вопросами, не сразу обращая внимание на Гука — Хён! Что ты тут делаешь? Ты уже в городе? Даже не позвонил?!.. А это кто? — Чонгук, а это Хосок, он ненормальный, — быстро представил Мин парням друг друга. — Что, старика на детей потянуло? Не боишься, что посадят? — Хосок засмеялся и сел рядом с Юнги, скинув сумку. — Тебе какой год хоть? — Мне ше… девятнадцать, — он немного запнулся, но если лгать, то лгать до конца. — А совсем не выглядишь, значит долго жить будешь, — и снова ярко улыбнулся. Хосок яркий, как его улыбка, как и улыбка Юнги. Они будто противоположность самого Чонгука, оба веселые и жизнерадостные. Чонгук не может быть частью их компании по одной простой причине — он другой. Хосок заказывает кофе, но с каким-то пирожным. — Так как вы познакомились? — Просто случайно встретились несколько раз, — Юнги уже допил кофе, обращая внимание на Гука, что за полчаса только два раза откусил торт. — А ты хоть иногда улыбаешься? Чонгук с непониманием смотрит на Мина. Улыбаться? Он даже не помнил, когда последний раз делал это искренне. Наверное, он никогда не улыбался. — Боже, хён, что за вопросы? Все люди улыбаются, а Чонгук только стесняется, уверяю тебя в этом. Ах, да, я Чон Хосок, танцор и тоже немного рисую, как этот, — он показал на Юнги, который сидел рядом и лишь ткнул локтем в бок. — А танцую уже 5 лет и хочу пойти на прослушивание, ну, знаешь как эти айдолы. А если нет, то буду дальше практиковаться, ставить хореографию… И Гук удивляется, как просто они рассказывают о себе, о своих мечтах, что делают по жизни. А сам… Он никто. У него никаких талантов, даже если и были, то никто их не развивал, не заботился об этом. Он пытался рисовать, петь, даже танцевать как Хосок, но ему прилетали насмешки, или от детей, или от родителей. Потому у Чона опускались руки. Ему даже стало немного стыдно перед ребятами, ведь сказать о себе было нечего. Он даже про возраст соврал, если быть честным. Чонгук втиснулся в диван немного сильнее, он хотел уйти. — Ты будешь есть? — спросил Юнги, смотря на тарелку с недоеденным тортом. — А то выглядишь так, будто не ел пару лет. — У меня просто не было времени на еду, работа, знае… те… — хотя юноша намеренно не ел, но сейчас желудок скручивало слишком сильно, потому он позволил себе откусить еще один кусочек. — О, так ты работаешь, кем? — Эм-м… ну, — глаза Чона начали бегать по всему заведению. Этого он не обдумал, хотя ожидать вопроса стоило. — Продавцом в кондитерской. — И тебя не тошнит еще от этих всяких сладостей? — резко включился в разговор Хосок. — Или ты их очень любишь? Вопросы немного докучали, но на память Гука, это первые люди, которые с ним говорили просто потому, что хотят пообщаться, а не психологи или хулиганы со школы. А хотя, кто знает, может они педофилы и хотят с ним что-то сделать. Чонгук не удивится, если это так. — Ну, как видите… — его голос немного тух. — Как видим, тебе не нравится. Так что лучше закажем тебе салатик, — Хосок поднял руку, подзывая официантку, которая мигом подошла к ним, записав заказ. — Я не знаю, что ты любишь, поэтому выбрал на свой вкус. — У тебя когда день рождения? — Юнги снова задал вопрос. — Первого сентября, — Чонгук снова смотрел в окно. — Почему вы со мной тут сидите? — Ты меня заинтересовал, — честно признался Юнги, тоже повернув голову к окну. — А почему Хосок приебался, я не знаю. Гук увидел улыбку в отражении, он чувствовал, как темные глаза смотрели на него. С каким-то… теплом? — Да в смысле, Юнги?! — Хосок привстал, в шутку зло смотря на парня. — Я тут ради тебя вообще-то. Но раз тут и Чонгукки, то уже и для него. — Чон… гукки? — так уж его точно никто не называл, кроме отца, но сколько горечи было в одном звучании имени. — Просто ты такой маленький, а только на год младше, и потому кажешься милым, — Хосок улыбнулся ему. — Вот ты чем-то еще по жизни занимаешься, помимо работы? Танцуешь там… Или в спортзал ходишь? — Нет… Но я хотел бы пробовал танцевать… — неуверенно сказал Чонгук, от смущения потирая кружку с чаем. — Так почему не начать? Учиться никогда не поздно, а мне нужна практика, смекаешь? — Чон опустился на диванчик и посмотрел на Гука. — Для тебя даже бесплатно, как для самого первого моего ученика, — он достал ручку и написал на салфетке адрес и номер телефона. — Свободен завтра в семь? Кивок, у него всегда есть время, ведь он не работает, не учится, не делает ничего. — Тогда я встречу тебя возле входа, приходи. Это все было странно, очень странно, даже для Чонгука. Но он хотел прийти, даже если адреса не существует и этот Хосок его обманывает, ему хотелось поверить. Потому что он не был похож на всех тех, кто издевалися над ним или были равнодушными. Появилась надежда? — Ну, что же, мне пора, а то уже слишком поздно, — Хосок поднялся с места. — Тебя проводить? — Не стоит, — говорит он. — Я могу и сам дойти. — Как знаешь, но завтра в семь по тому адресу, не забудь, ладно? — Хосок, дождавшись одобрительного кивка, прощается, похлопав парней по плечу. — Тебе куда? — Юнги смотрит на Гука, он немного ниже самого Мина, потому поднимает взгляд. — Мне… Мне некуда идти сегодня. — Тогда зайдешь? — немного удивился Юнги. — Правда у меня там Мамай прошелся и краски везде валяются, но как говорится: «В тесноте, да не в обиде». И Мин ведет его куда-то, страх немного прошелся по спине, но Чонгук быстро его преодолел. Ему уже нечего бояться. — Тебе ведь не девятнадцать, малой? — резко спрашивает Юнги, идя рядом. — Ты не выглядишь даже на пятнадцать, а то, как твои глаза бегают — выдает тебя, или?.. Чонгук запнулся, но быстро вернулся в прежний темп. На вопрос не ответил, на что Юнги лишь повел плечами и закурил, переходя на другую сторону, чтобы на младшего не шел дым. — А вот это мой дом, — Мин указал на ничем не выделяющуюся высотку и достал ключи, чтобы открыть дверь, откидывая сигарету куда-то в бок. — Пентхаус я тебе тоже не обещаю, но ночлег — да. Квартира и правда встретила небольшим бардаком, но жить можно было. Юнги закрыл двери и прошел мимо Чонгука, снимая куртку и разуваясь. Чон проделал тоже самое, снимая перчатки, что весьма странно смотрелись летом. Под ними красовались небольшие шрамы и разодранные ранки, которым Гук не давал заживать уже долгое время. Опомнившись, он решил надеть перчатки обратно, потому что не хотел пугать Юнги. Пускай будет выглядеть как идиот. — Ванная вон там, шампунь бери любой, — он указал на дверь и протянул пару полотенец. — Я пока постелю тебе. Ванная была обычной, с голубоватой плиткой, самой ванной и умывальником, таким же белым. Это все дополнял одинокий гель для душа, шампунь с мылом, зубная щетка и паста. Миниатюрненько. Долго в ванной он не задержался, ему не хотелось смотреть на ненавистное отражение, переодеваться и подмечать шрамы на животе, руках и ногах. Мин Юнги выходит из комнаты в тот же момент, что и Гук из ванны. — Ты уже? Я думал ты дольше там будешь. Ты не голоден? — Нет, — и желудок предательски заурчал, на что Чонгук покраснел, а парень усмехнулся. — Я сделаю тебе бутерброд, пойдем. Чон прошел за Юнги, где тот уже подогревал бутерброды в микроволновке. Сразу два. Он сел за стол, убирая руки под него, снова раздирая только зажившие раны. Перчатки ему всё-таки пришлось снять. — А читать ты любишь? — У меня дома не было книг. — Правда? — удивление. — И как ты развлекался? — он поставил тарелку с бутербродами на стол и сел напротив. — Никак… Хотя большую часть я тоже рисовал, но… Рисунки выкинули и… много, что выкидывали. — Родители? — спросил он. — И не только. Одноклассники, учителя, все они… — он запнулся, смотря на Юнги и продолжил. — не любили меня и все что я делал, пытаясь это уничтожить. Гук потянулся за бутербродом, но, увидев свои руки, сразу спрятал обратно. — Оттуда у тебя и фингал? — парень кивнул, а Мин вздохнул. И поднялся, доставая с кухонной тумбочки какую-то черную коробочку. — Да-а-а, хуевенькая у тебя жизнь, ничего не скажешь. И ты сбежал из дома? А родители пытались решить конфликты в школе? — Да, сбежал, — немного уверенней сказал парень, приковывая свое внимание к коробочке, что достал хозяин квартиры. А потом продолжил как ни в чем не бывало, будто говорит это всем. — Они лишь переводили меня из школы в школу, и от этого становилось только хуже. А потом развелись и я остался отцом. — Дай руки, — коробочка оказалась обычной аптечкой. — Тебя избивали? — Зачем? — он отодвинулся от Юнги. — Сначала в школе, а вскоре и родители тоже начали… — Обработаю, чтобы не получил заражение, — он посмотрел Гуку в глаза. — А в полицию ты не пробовал обращаться? — А толку, чтобы меня отправили в детский дом, где снова будут избивать? -он ответно посмотрел в глаза Юнги, немного с болью и печалью во взгляде. — Так тебе не девятнадцать. Сколько тогда? — Шестнадцать. — Ты так и выглядишь, — он встал и прошел в сторону Гука, взяв за руки и рассматривая их. — Ты сам? Ответа не последовало, Гук лишь отвел взгляд. — Приму это как положительный ответ. Не думал, что оно того не стоит? — и снова молчание. На что Юнги просто ведёт плечами. Он достал из аптечки перекись и вату, проведя осторожно по ранам, которые Чонгук раздирал пару мгновений ранее. Гук зашипел, когда вата коснулась самой свежей, относительно глубокой раны, инстинктивно вырывая руку, но хватка парня была все также крепкой, как и тогда, когда он остановил его перед машиной. — Потерпи, — он немного подул на рану. А потом, достав бинт, начал обматывать руки, предельно осторожно. — Подержи тут, пожалуйста. Он завязал аккуратным бантиком. — Зато не придется носить перчатки в середине июля, — он спрятал медикаменты обратно в аптечку, а ватку выкинул. — Покушай, и можешь идти спать, первая дверь слева, я думаю ты увидишь. И если что-нибудь понадобится, то я буду в своей комнате, это дверь напротив ванной. Спокойной ночи. К еде Гук так и не притронулся. — Ты когда-то раньше танцевал? — спрашивает Хосок, когда Чонгук подходит к зданию, адрес которого старший написал на салфетке. — Ну, я проходил две недели, а потом бросил… — Тоже хорошо, — Чон улыбнулся своей улыбкой. — А ты, Юнги? Он посмотрел на парня, что стоял сразу за Чонгуком. — Я просто его встретил, пока он блуждал тут вокруг да около, — говорить Хосоку, что тот вообще у него ночевал он посчитал ненужным. — Говорю же, судьба, — разводит руками Мин. — Ладно, как скажешь. Зайдешь? — Возможно, чуть позже. И они вдвоем заходят в здание, сначала идя по длинному коридору к лестнице, спускаясь вниз, а потом доходя до раздевалок. — А вот тут раздевалка, — он остановился возле двери, на которой висела табличка вешалки. Все это время Хосок рассказывал про танцы и само здание, где он занимается. — Располагайся, а я пока приведу в порядок студию и зайду за тобой, о’кей? Чонгук снова кивнул и прошел в раздевалку, которая была пуста. Лишь пару лавочек да вешалок. Переодеваться, правда, ему не пришлось, он уже пришел в той одежде, в которой будет танцевать, потому парень просто оставил вещи и стал ждать Хосока. Через пару минут дверь открылась, но вошёл в нее далеко не Хосок, а какой-то парень с выкрашенными блондинистыми волосами. — О, привет, — снял наушники. — Ты тоже будешь танцевать сегодня с Хосок-хеном? Чон кивнул. — Вау, у хёна появились первые ученики, я так рад за него, — и парень улыбнулся, тоже какой-то красивой улыбкой. — Я Пак Чимин. Ты, наверное, младше самого Хосок-хена. — Я Чонгук, мне шестнадцать. — Так ты совсем малыш ещё, — Чимин улыбнулся и поставил сумку рядом с Чонгуком, начав раздеваться. — Что ж, надеюсь, что тебе понравится с Хосок-хеном. Он снова кивнул и в раздевалку зашёл сам Хосок. — О, Чимини, рад тебя видеть! — парень по-дружески обнял его. — Ты пришел готовиться? — Да, но я ещё зайду и посмотрю как ты там учишь новобранцев, — он снова улыбался и казалось, что улыбка не сходила с его губ, никогда. — Так что удачи вам! — он показал кулачок прошептав вслед «файтинг», когда те ушли. — Смотри, там, — Хосок указывал на двери возле лестницы на второй этаж, — большая студия, но мы сегодня будем в маленькой, она на втором этаже. Чонгук слушал внимательно, с неподдельным интересом рассматривая все, что его окружало, как маленький ребенок. Они поднялись наверх, где тоже было пару дверей и завернули в первую. — Сегодня мы будем тут, а дальше посмотрим, как ты будешь успевать. — Я могу заниматься хоть каждый день… — тихо сказал Гук. Ему тут нравилось. Нравились эти зеркала и — боже — это будто его зона комфорта. Впервые за долгое время парень почувствовал себя хорошо. — О, да? А как же работа? — он посмотрел на младшего. — Но я скажу свои временные возможности и позвоню тебе завтра, ладно? — У меня нет телефона. — Что? Кореец и без телефона, это что-то новое… Тогда встретимся завтра в это же время и обсудим все, хорошо? Снова кивок. Первая тренировка была не такой уж и сложной, даже для хилого тела Чонгука. К ним все-таки зашли Чимин и Юнги. Сам Чимин присоединился, а Юнги лишь наблюдал. За Чонгуком. Пак танцевал очень хорошо, как и Хосок, и Чонгуку это нравилось. Его глаза оживились. Ему нравилось наблюдать за их веселой компанией, как они шутят, смеются с комментариев Мина и иногда он сам тихонько смеялся с каких-то весёлых движений Хосока. — Ты уверен, что ходил только две недели на танцы? Или эти две недели были только два дня назад? — улыбнулся Чон. — Ты очень хорошо танцуешь, как для начинающего. Чонгука встал в ступор. Его похвалили? Не осудили, а сказали, что он хорош? Простите? — Спасибо… хен, — но говорил он ещё тихо, потому что не знал, доверять ли этому человеку полностью, хотя хотелось. — Может когда-нибудь поставим танец, ребят? — сказал Чимин. — Конечно, поставим! — резко ответил Хосок. — Только подтянем Чонгука и поставим! Разгоряченное тело резко обдало холодом, когда Гук вышел на улицу, вызывая рой мурашек по коже. Куртку он с собой не взял — забыл. — А ты всё-таки умеешь улыбаться, — его плечи накрыли чужой курткой. — Это уже хорошо. За ним стоял Юнги и смотрел куда-то перед собой на трассу, где мелькали фары машин. — Проголодался? — Совсем нет, — на самом деле Гук умирал от голода. — Ты со вчерашнего дня ничего не ел, но ладно, пошли домой. — Юнги почему-то подмечал приемы пищи младшего. И они вместе пошли домой. В дом, который через некоторое время стал чем-то родным и неотъемлемым для души Чонгука. Юнги, честно сказать, разговорчив не был. Он много рисовал, как заметил Чонгук, и иногда забывал снимать поношенные футболки, которые полностью были в краске. Его в какой-то степени умиляла сия картина, когда Мин выходил на улицу в тех футболках, а потом быстро возвращался домой, переодеваясь. Но он не признавал. Младшему нравилось наблюдать за процессом создания новой картины. Ещё Юнги писал, вся его комната была в скомканных листах бумаги с перечеркнутым, или не очень, текстом. Еще Юнги подрабатывал официантом, и ему, на удивление, подходил тот костюм. А иногда Мин читал рэп и, честно признать, Чонгук был готов кончить от одной его читки и пафосного вида. Юнги казался идеально-эстетическим. Чонгуку он начинал нравиться. День рождения Чонгук не праздновал уже давно, да и праздновал ли вообще когда-то? Раз самые родные люди забывали про него, то и Чонгуку незачем помнить. И своё семнадцатилетние он тоже планировал пропустить, если быть точнее, то даже не вспоминать. — С днем рождения, — первое, что сказал Юнги, когда увидел, что младший проснулся. — Скоро зайдёт Хосок, так что приводи себя в порядок быстрее и вытри слюни. Юнги снова был в поношенной футболке, запачканной красками, такой домашний. И с кругами под глазами, чего Гук раньше не замечал и удивился ещё больше. Он запомнил эту дату? В дверь позвонили сразу же, как только Чонгук вышел из ванны. И не сложно было догадаться, кто там. Юнги вышел уже переодевшийся и с чашкой кофе в руках. — Иди открывай, это ведь к тебе, — улыбнувшись, сказал он. И Чонгук пошел открывать. За дверью стоял Хосок с цветами и Чимин с двумя подарками. Неужели это все для него? Не сон ли это? Сладкий и до жути прекрасный сон. — С днем рождения, Гукки, — проговорили они вместе и засмеялись, а потом прошли в квартиру Юнги. — ну, как наш именинник? Или мы так рано, что он только проснулся? Цветы вручили имениннику, как и подарки. И Чон снова улыбался, и снова искренне. Хотя в глубине души ему казалось, что ему это снится. Или они просто издеваются над ним. На кухне сразу поднялся кипиш, звон тарелок. — Правда мы пришли без торта, но приготовить что-то можем. — Лучше не надо, а то я свою квартиру ещё долго не мог привести в нормальное состояние, после того случая, — Юнги резко вошёл на кухню, останавливая ребят. — Разве Джин вам не передал рецепт, вы же сказали, что неплохо получилось? — Точно! — Хосок ударил себя по лбу и прошел в коридор за портфелем. — Он тут. Он принес сразу два портфеля, доставая оттуда не только торт, но и алкоголь. Чонгука немного перекосило, когда он увидел пару бутылок шампанского. Тени из прошлого начали охватывать его. И Юнги это заметил. — Ребят, давайте сегодня без этого, — Мин взял те бутылки и начал прятать их куда-то в тумбочки. — ну или позже. Парни что-то заныли, но поняли, потому что Чонгук как никак еще несовершеннолетний, потому сразу успокоились. Они не были посвящены в его жизнь, как Юнги, в целом, никто не был посвящен в жизнь Чонгука как Юнги. Хосоку, вообще, только через только пару недель сказали настоящий возраст Чонгука и он немного был зол, но потом угомонился. Ибо кто может злиться на Чонгука? Из них — никто. Потому они просто сели и начали смотреть фильм, поедая торт, который приготовили Хосок с Чимином, общими усилиями по рецепту какого-то Джина, про которого Мин иногда рассказывал. Лично Чонгук его не видел, ибо тот учился за границей, как и некий Намджун. Но по рассказам Юнги, они были классными и веселыми ребятами. И сами хотели увидеться с Гуком, что тоже удивляло. Чон, кажется, начал больше доверять им. Но всё равно сторонился, всё равно было страшно, что его побьют. Или кинут, или придет отец и скажет, что это злая шутка. Но тот даже не искал его, никаких вестей. Будто сына и не было в его жизни. Когда ребята ушли, оставив еще более большой бардак в квартире Юнги, он наконец-то подарил ему подарок. — Я решил подарить что-то типа хендмейда, но хорош я только в этом… так что, — парень провел Гука в свою комнату, где на мольберте стояла картина. Портрет Гука, который улыбается, в ярких красках. Он был, мягко говоря, в шоке и чуть не прослезился. Он правда так красиво выглядит? — Это была одна из самых тяжелых работ за всю жизнь моего творчества, — он обнял Чонгука со спины, шепча на ухо. — Мне пришлось из редких моментов написать одну картину твоей улыбки. Потому она прекрасна, улыбайся чаще, малой. И у младшего пробежались мурашки по коже от такого шепота. — Я не знаю, — он продолжил. — Доверяешь ли ты мне больше, или все также, но хочу сказать, что… ты мне нравишься и я хочу, чтобы ты знал об этом. Если тебе будет противно, то мы можем просто остаться друзьями… Я понимаю твою ситуацию. — Ты прикалываешься? — Гук резко посмотрел на Мина и голос невольно вздрогнул. — Откуда мне знать, что ты мне не врешь? Что не кинешь как все, Юнги? Вдруг это все… все ложь. От начала и до конца? — Была бы это все ложь, не думаешь, что я бы не обрабатывал твои раны? Выкинул бы уже давно на улицу или сдал в полицию? Знаешь, я плохо скрываю свои чувства и если человек мне не нравится, то я ему это скажу. А ты, наверное, моя судьба? Знаешь, нужно переждать темноту, чтобы увидеть рассвет, — он все также шептал на ухо, а потом поцеловал в щеку, ожидая реакции. Но Чонгук, на удивление Юнги, развернулся и немного неуверенно обнял его в ответ, так и ничего не сказав. И Юнги принял это как «да». Да, и ты мне нравишься. Рождество тоже приходит незаметно. Рождество, которое Гук впервые проводит не один. За день до этого Юнги удалось перевести Чонгука на домашнее обучение, пускай тот и так не ходил в школу, все те месяцы. Ему придется подтягивать учебу, но не без помощи его друзей. К ним в квартиру заваливаются Хосок с Чимином и какой-то новый человек, которого Гук раньше не видел. И конечно, его тоже начинает сторониться. Пока он не представился. — О, а ты и есть Гуки? Юнги рассказывал о тебе. Я Намджун. И думаю обо мне Юнги тоже пару слов кидал, — он улыбнулся протягивая руку Гуку. — Да, — он осторожно пожал ее. — Он рассказывал, что ты с Джином учишься в Америке и что вы лучшие друзья. — Намджун, перестань пугать детей, — Юнги нарисовывается за спиной Джуна, немного испугав его самого. — Ты вообще не говорил, что приедешь на праздники, совсем уже охуел? — Это был сюрприз. Сюрприз, повторяет про себя Гук, а ведь они бывают не только плохими. Сюрприз ему преподнесла жизнь, когда Юнги остановил его. Сюрприз — то, что у него появились друзья и они к нему хорошо относятся. Сюрприз — то, что у него, наконец-то все хорошо. Юнги подошел к Гуку и, взяв за руку, провел на кухню. — Стой, вы встречаетесь? — уже сидя на кухне спрашивает Джун, смущая тем самым Гука, который сразу хотел убрать руку, когда они переплели пальцы, но Юнги не дает этого сделать. — Да, потому не пугай его своим видом, — и улыбнулся. — И ты мне ничего не сказал, гондон? Но ответа не последовало, только ухмылка Мина и смущение Чона. В феврале следующего года Чонгук поступает в университет, перегнав своих сверстников. Юнги помог ему догнать пропущенную программу, хотя тот не так уж много пропустил, ведь ему легко давались предметы, ибо большую часть он учился. Пускай ему и занижали оценки. В университете у того снова таки нет друзей, кроме Чимина, который учился там последний, завершающий год. И пытался пройти прослушивание, но младшему в помощи никогда не отказывал. И пока он был рад, что не один. Тут над ним хотя бы не издевались. — С тобой все хорошо? — беспокойно спросил Мин, глядя на Чонгука, когда они лежали и смотрели фильм. — Ну да, а должно быть что-то не так? — Чон посмотрел на Юнги немного удивляясь вопросу. — У тебя кровь из носа, Чонгук… — Мин резко поднялся, идя на кухню за аптечкой. — Я сейчас, а ты пока запрокинь голову назад. Через несколько минут Мин вернулся со льдом, завернутым в тряпку, и ватой, сразу прикладывая её к носу Гука. — Блять, ты еще и горячий какой-то. Я лучше вызову скорую… — Мин волновался не на шутку. Скорая приезжает не сразу, а кровь из носа Гука так и не прекращала идти, от чего Мин материл все правительство и дороги, на которых были пробки в такие вечера. Тогда Мин еще не знал, что возненавидит этот день. Вскоре Чонгуку поставили диагноз: рак крови, второй стадии. Но парню, пока тот был в больнице, ничего не сказали. Врачи были удивлены, что у этого ребёнка болезнь проявилась только сейчас. Ведь его образ жизни уже давно должен был спровоцировать ее. После очередной госпитализации, когда врачи сообщили Юнги о состоянии мелкого, он готов был рвать на себе волосы от безысходности. — Его состояние ухудшается и точные прогнозы я давать не могу… — Сколько? — Максимум полгода. На большее его организм не способен. Но есть шанс, что после пересадки костного мозга и курса химиотерапии ему станет легче. И если вы хотите его выздоровления, ее нужно провести как можно скорее. — Намджун? — О, Юнги, привет, ну что, как там поживают молодожены? Как там Чонгук? — явно с улыбкой сказал парень. — Джун… У него лейкемия… — Что?.. — Лейкемия, блять. Мне не хватает денег, даже чтобы выплатить половину суммы… — Сколько там? — Сто тысяч долларов, плюс два курса химиотерапии, — Юнги хотелось курить, но сигареты он не нашел, скорее всего забыл дома. — Да даже если я продам все свои картины, все равно не получу столько. — Мы можем помочь, но это скорее всего тоже будет каплей в море. Дали какие-то сроки? — Чтобы оплатить — два месяца, а Чонгуку… Полгода, — и Мин замолкает, сжимая чек, который ему выписал врач. — Мы что-нибудь придумаем, только дай время, ладно? И не паникуй, все обязательно будет хорошо. Юнги не нужно время, Юнги нужен Чонгук, живой и здоровый. Как же ему хотелось тогда прикончить его отца, который даже не поинтересовался где сын за все эти полтора года. А казалось, что все только налаживается в их жизни. Но похоже на Чонгуке висело какое-то проклятье. В этой жизни ему не везет. Чонгуку сообщают о болезни, когда тот выписывается, но сроки не говорят. Говорят, что все вылечат быстро. Но он понимал, что врали. Он умный мальчик. Ведь уже давно плохо себя чувствовал, но сказать Юнги боялся. Боялся, потому что волновался за него и не хотел еще одним грузом вешаться на его шею. Он даже работу нашел втайне от Юнги, чтобы тоже приносить вклад в их семью. Семью? В глубине души Чонгук ненавидел себя. Зависимости от боли стало больше. И он уже не мог контролировать себя, когда обжигался зажигалкой, тушил об себя же сигареты, которые Юнги старался прятать от него. Но Чонгук уже как два месяца совершеннолетний и если надо, ему продадут. Продадут и Юнги не узнает, не узнает, что тот подсел на легкие наркотики. — Чонгук, может хватит? — Юнги перематывал его запястья. — Я же сказал, что достану денег, да и Намджун. Они помогут… — Юнги… Если… Вдруг меня не станет, то ты сможешь тогда забыть обо мне? — тихо проговорил Чонгук, смотря на перебинтованные руки. — Ты совсем идиот? — Он схватил парня за плечи и немного потряс. — Не говори так, лучше заткнись. Взгляд опустился на искусанные губы Чонгука. Секунда и он уже их целует, легонько, будто боится спугнуть. Юноша отвечает не сразу, сначала не особо понимая, что происходит, пока язык Юнги не проникает в податливые губы. И он отвечает так, будто целует Юнги в последний раз. Будто они больше не увидятся. Мин находит пальцы Чонгука и переплетает со своими, обнимая и отстраняясь. Он опустил голову на плечо парня. — Я найду денег, слышишь? И через два месяца ты уже будешь здоров, хорошо? Закончишь универ, будешь танцевать с Хосоком и Чимином. А ещё мы заведем собаку, большую, как ты в детстве хотел. Будешь со мной рисовать, помогать мне создавать картины, ведь ты тоже красиво рисуешь. Ты мне веришь, Гукки? — Я хочу тебе верить, Юнги… И я постараюсь. — Хорошо, — он прижал Гука к себе ближе, шепча куда-то в шею. — Ты так вымахал за это время. И вырастешь ещё… Я тебе обещаю. — Юнги? Мы с Сокджином можем дать четверть суммы, если это поможет… — Спасибо, — перебивает Юнги. — Я вам обязательно верну. Как только операция пройдет успешно. — Как там сам Чонгук? — Хуево, он уже не сильно похож на человека, бледный… — Юнги стоял на балконе, закуривая уже третью сигарету. — Неделю назад снова отвезли в больницу с наркотическим отравлением. Сегодня вечером уже поеду за ним. — Ты так спокойно об этом говоришь и ничего не делаешь? — А что я могу?! — нервно ответил Юнги Джуну. — Я же не в праве толкать его за собой, я пытаюсь достать денег на его лечение. И я не хочу, чтобы ему стало еще хуже. Я уже пытался положить его в больницу, хотя бы на то общее лечение, но он сбегал. Раз за разом. Я не знаю, что мне делать, Джуни… — Юнги, ты пробовал смириться? Что ты в нем вообще нашел? — Что я в нём нашел? — тихий нервный смех и очередная затяжка до хрипа легких. Первый раз я с ним увиделся еще тогда, когда мне было лет шестнадцать. Знаешь, тогда я как и все смотрел на него с презрением. Какой-то ободранный мальчишка, что ошивался возле магазина, где я подрабатывал. То как он выглядел, насколько я помню, отталкивало всех, весь синяках, ссадинах и бледный до жути. Но он подошел, к моему прилавку указывая на конфеты с вопросом: «сколько стоит?». Потом еще мелочью дал мне 5 тысяч вон, а сдачу оставил, пускай то и были копейки. После, он еще пару раз приходил. Все с большим количеством синяков. «Ну, и кто тебя так?» — у меня тогда был перекур, а там был как раз он, правда, шел немного прихрамывая. «Одноклассник» — он остановился и посмотрел на меня, а я тогда даже не думал, чтобы откинуть сигарету от этого дитя подальше. Подросток, знаешь. «И ты не давал ответку? Что за ребенок…» «Я не умею и они просто меня не любят, мне кажется…» «А те конфеты ты кому покупал?» «Девочке, которая мне нравилась…» «Уже не нравится?» «Она выкинула мои конфеты, сказав, что они отравленные… А… а после… Меня побили» — он всхлипнул. Что было дальше я не помню, но, по-моему, я его успокаивал и даже угостил чаем. В следующий раз мы с ним встретились уже возле его школы, но не то, чтобы встретились, я просто заметил, что кого-то избивают, а потом увидел, что это тот малыш. В моем сердце что-то екнуло, когда я увидел его таким беспомощным и разбитым. Мне хотелось защитить его от всей той боли, что он перенес. Я заступился за него, разгоняя всех малявок, что возомнили себя выше. Тогда он снова всхлипывал. «И часто тебя так?» «Почти каждый день…» «И ты не скажешь родителям или директору?» «Они ничего не сделают» — и он снова заплакал. Тогда я повел его в кафе, чтобы хоть как-то успокоить. Накормил, даже провел до дома. А после мы с ним не виделись. Он больше не появлялся возле магазина. Я не видел его во дворе той школы. Он просто исчез. Пока мы не встретились на той улице, где я его схватил за руку.— Всё еще хочешь сказать мне, Намджун, что это не судьба?
Чонгуку было стыдно. За то, как он себя ведет с Юнги. Как тот старается ради него и не получает отдачи, почему он до сих пор не кинул его? Кажется, Чонгук начал понимать, почему эта жизнь его не любит, он просто не заслужил, провинился в детстве, или в прошлой жизни, а теперь расплачивается. Его вторая стадия быстро переходит в третью, а затем в четвертую. А врачи с улыбкой твердят, что все возможно вылечить. Но Чонгук понимал, что невозможно. Уже на следующей неделе должны проводить химиотерапию, но не проводят. Парень стоит возле входа в больницу и ждет Юнги. Ждет, пока не видит его силуэт в далеке. И бежит навстречу. А потом обнимает, крепко, просит прощения за все, что натворил. За то, что он такая мразь, мажет поцелуем по губам. Юнги его любит и он это знает. Знает. Но не хочет оставаться грузом в его жизни, которая может продолжаться и без него. Слишком сумасшедшие деньги на это лечение. Этой ночью Юнги работал. Чтобы снова заработать копейку на лечение. Но маленькими шажками он набирал сумму, которую надо. Этой ночью в их кровати одиноко, нет того тепла, что давал Юнги. И уже не будет. Окна раскрыты нараспашку, из-за чего в комнате еще холоднее, а кровать похлеще льда в Антарктике. Этой ночью Чонгуку снова не спится. Снотворного нет, нет ничего, что дало бы ему уснуть. Он снова один. Снова наедине со своими мыслями, которые давят на него, размышлял о том, сколько проблем он приносит Юнги. Все это наводит его лишь на один, до боли жуткий выход. Стопы холодит металл подоконника, а взгляд упирается вниз, где ходят люди. Кто-то по делам, кто-то спешит домой, кто-то бежит от жены к любовнице. У них жизнь. А у Чонгука пропасть под ногами и солнце, что светит в глаза. Он встретил свой первый рассвет, тот рассвет, про который говорил Юнги. Улыбка озаряет его лицо, по щекам текут слезы и он шагает с подоконника вниз.«Я завещаю тебе безвозмездно осколки своей души, Юнги»
Шаг.
— Чонгук!