LancWand

Кто-нибудь когда-то замечал Себастьяна Ланкастера? Кто-нибудь замечал изучающий взгляд его глубоких, умных глаз, прозрачных настолько, что кажется, будто у них вообще нет цвета? А вы видели его пальцы? Как он держит свои книги и перелистывает чертовы страницы? Они настолько длинные и красивые, что невольно идут мурашки по коже. По очереди они двигаются друг за другом, встречаясь на листе бумаги, и держат аккуратно, чтобы не повредить поверхность, чтобы не порезаться случайно о края. А кто видел его сосредоточенное выражение лица, когда он хмурит свои темные брови, сводя на переносице, и внимательно проводит взглядом каждую строчку? Как дрожат его ресницы всякий раз, когда он моргает или вздыхает? То, какой он идеальный в этот момент? В момент, когда Себастьян Ланкастер читает? Никто этого не замечает. Все видят привычный силуэт в углу комнаты, сидящий в глубоком кресле, освещаемый теплым светом высокого торшера. Он будто живет в своем маленьком мире, недоступном для простых смертных — лишь для избранных. А когда ты попадаешь в этот мир, то понимаешь, насколько он на самом деле огромный. И насколько слеп ты был, что не замечал всего этого, пока Себастьян сам не заявил о себе. Пока не оказал тебе крохотную услугу, после которой ты, наконец, раскрыл свои глаза. «Как же я не замечал тебя раньше, Ланкастер?» — тот самый вопрос, который говорили ему многие. И каждый раз он лишь грустно усмехался и едва заметно пожимал плечами. Вы не замечали, потому что вы не смотрите. Я тоже не смотрел. Поворачиваю голову направо и смотрю на его профиль. Себастьян внимательно слушал профессора и крутил в пальцах ручку, иногда постукивая колпачком о столешницу. Левую руку он держал на коленях. Весь он был спокоен, расслабленно откинувшись на спинку стула, просто записывал лекцию и делал какие-то пометки. В этот момент мне захотелось, чтобы в кабинете мы остались одни. Я хотел сказать ему все, что чувствовал в этот момент. Но мог лишь смотреть. Медленно опускаю руку под парту и касаюсь его ноги. Чуть заметно дергается. Провожу по кисти его руки, едва задевая подушечками пальцев, после чего накрываю его ладонь своей и переплетаю наши пальцы, крепко сжимая. Он сжимает в ответ. Не смотрим друг на друга, будто бы направив все внимание на профессора, который что-то увлеченно писал мелом на доске. Кажется, мы на рунах. Но да сейчас это неважно. Сидим так до того момента, пока все вдруг не вскакивают со своих мест. Я даже не услышал звон колокола. Себастьян отпускает меня и встает, чтобы собрать все вещи в сумку и уйти. Ничего не говорю, делая все то же самое. Слышу уставший вздох где-то позади себя и оборачиваюсь. Себастьян зашел в гостиную, потирая глаза большим и указательным пальцами. Что-то сегодня опять случилось. Выжидающе смотрю на него, отложив тетрадь с конспектами на подушки дивана. — Что-то не так? — спрашиваю слишком тихо, но кроме нас здесь больше никого, поэтому он слышит. Не садится рядом, а только встает позади и кладет руку на мое плечо, слегка сжимая. — Гарри сломал себе руку, когда залез с Майклом на одну метлу во время тренировки Рейвенкло по квиддичу. Они поднялись на высоту десяти метров, стали разгоняться, а потом Гарри решил сделать ласточку… Не выдерживаю и смеюсь в голос, откидывая голову назад и упираясь в живот Себастьяна. — Не смешно, — он убирает руку с моего плеча и снова тяжело вздыхает, — он мог и убиться на этой проклятой метле. Поворачиваюсь к нему лицом, садясь на колени, и беру его за руки, подношу к лицу и целую костяшки пальцев. — Брось переживать, все ведь в порядке, — поднимает на меня усталый взгляд, — Майкл бы не стал подниматься на высоту, с которой Гарри смог разбиться, все было под контролем. Ну, почти, — улыбаюсь и смотрю на него исподлобья, закусывая губу. В гостиную заваливается толпа третьекурсников, галдящая что-то предстоящем матче по квиддичу между Слизерином и Хаффлпафом. Чувствую, как меня тянут за руку и оборачиваюсь. Себастьян одними губами говорит «пойдем». И я иду. Заходим в его комнату, и я тут же чувствую родной запах. Его запах. На лице невольно расплывается блаженная улыбка, а тело окончательно расслабляется после последнего учебного дня недели. — Включи что-нибудь из своего, — говорит Себастьян, кивая на колонки, что стояли на его рабочем столе. Вытаскиваю телефон из заднего кармана и подключаю к колонкам. Последние три дня слушаю одну и ту же песню на повторе, поэтому тут же ее включаю. — «Gold and silver is the autumn. Soft and tender are her skies. Yes and no are the answers. Written in my true love's eyes. Autumn's leaving and winter's coming. I think that I'll be moving along. I've got to leave her and find another. I've got to sing my heart's true song». Себастьян стягивает с себя толстый, вязаный свитер, аккуратно складывает его и кладет в комод, перед этим разгладив складки ткани руками. Снимает ботинки, ставит их на место, затем брюки и вешает их на спинку стула. Слежу за каждым его движением, не шевелясь и ничего не говоря. Ничего говорить и не нужно, он просто подходит ко мне и сам расстегивает пуговицы моей рубашки, снимает с каждой руки и отправляет к своим брюкам. Чувствую его дыхание на своей коже, когда немного наклоняется, чтобы расстегнуть мой ремень и стянуть джинсы. Через пару минут он тянет меня за собой на кровать, укладывая под себя, накрывает одеялом, и тут же затухает большой свет, загорается ночник на прикроватной тумбе. Себастьян смотрит мне в глаза, и на его лице появляется улыбка. Господи, как же я обожаю его улыбку. Как редкий луч солнца среди вечно пасмурного неба — такой приветливый и теплый. Так солнце дает о себе знать, напоминает, что оно всегда здесь, просто его скрывают тяжелые тучи, которые никак не пробить свету. И лишь изредка, когда преград становится меньше, оно появляется. Во мне снова просыпается то чувство, что я испытывал днем на уроке рун. Но только сейчас мы, к счастью, одни. Себастьян будто бы читает мои мысли. — Ты что-то хотел сказать мне сегодня? — тихо спрашивает он, наклонившись к моему уху и мягко схватив за мочку. Закусываю губу и снова ловлю его взгляд. — Да, — кладу руку на его плечо и спускаю ее вниз, проводя пальцами по спине, — Я хотел сказать, что не понимаю, за что мне ты. Вскидывает бровь и молчит, ожидая продолжения мысли. Вздыхаю и притягиваю его к себе ближе, так, чтобы дышать одним воздухом. Пальцами дотрагиваюсь до его ресниц. Так сильно хотел потрогать их весь этот день. Спускаюсь ниже к скулам, затем к подбородку и кладу большой палец на его губы. Зависаю на несколько секунд. Себастьян терпеливо ждет. —Для всех ты кажешься таким холодным и скучным, но на самом деле ты делаешь это специально, на самом деле ты совсем другой. А видят это лишь некоторые, которых можно пересчитать по пальцам. Точнее, ты даешь им это увидеть. И я не знаю, что во мне такого, что именно мне ты позволил увидеть себя. Ты самый невероятный человек, которого я знаю, Себастьян. — Что за глупости, Эдвард, — он снова наклоняется и утыкается мне куда-то в шею, шумно вдыхая через нос. — Вовсе не глупости… — Глупости, — проводит носом от моей ключицы к уху, что я чувствую его горячее дыхание, от чего по спине будто проходится ток, — во мне нет ничего особенного. — Тебе не стыдно? Себастьян отрывается от меня и приподнимается на вытянутых руках, смотря в мои глаза. — Стыдно? — Врать. — Я не вру тебе, — он хмурит брови. — При чем здесь я, Себастьян? Ты врешь сам себе. Пытаешься убедить себя, что ты самый обычный, как внутри, так и снаружи. Но это не так, уясни это раз и навсегда. Ты — это целый мир, который я так никогда и не разгадаю, да никто не разгадает, даже ты. Мир, в который я погружаюсь снова и снова в поисках ответов. Мир, который объемлет все вокруг. Мир, в котором живет другой Себастьян, появляющийся в редкие моменты радости и спокойствия. И я даже чувствую себя важным в такие моменты, как этот. Он молчит, смотрит на меня, переваривает все то, что я ему сказал, анализирует и укладывает в ящик информации. А после пропускает через эмоции. Наклоняет голову к моему лицу настолько близко, что соприкасаемся лбами. —Ты важен и без меня, Эдвард Вандер. Без меня ты будешь существовать так же ярко и счастливо, даже лучше. Я не придаю тебе важности, все как раз наоборот. —Мерлин, заткнись, — кладу руку на его затылок, запуская пальцы в пшеничного цвета волосы и притягиваю к себе, вовлекая в поцелуй, которого я так долго ждал все это время. Ведь сейчас мы одни.