Разница в отношении

Бакугоу и Тодороки никогда не ладили. Точнее, это Бакугоу не ладил с Шото, а тому же было особо все равно на то, как вечно крикливый парень относится к нему. Однако, состояние холодной войны у них было. По причине того, что они не могли поделить одно единственное, что поделить, по сути, было и невозможно. Деку. Имя, служившее спусковым крючком для тормозов что у одного, что у другого. Мягкий, милый и ласковый Деку, обманчиво казавшийся плаксой и мямлей, а на деле имевший такой стальной стержень внутри, что не сломать, как ни старайся. Деку, который казался белым и пушистым, встречался с ними обоими. Точнее, как сказать, встречался. Скорее, встречался он именно с Тодороки, с Бакугоу же он просто трахался. Между Бакугоу и Деку все началось раньше академии героев. Намного раньше. И без согласия самого Деку, потому что Кацуки никогда разрешения-то и не спрашивал. Он просто брал, не разбираясь, нужно это ему или нет. И Деку он тоже взял. Присвоил его себе, пометил, чтобы никто больше не мог протянуть к нему свои мерзкие лапы. Бакугоу знали достаточно, чтобы не лезть. Ведь характер у того далеко не отличался терпением и мягкостью. Между ними никогда не было нормальных отношений, потому что Каччану это было не нужно. Они с Деку просто трахались, когда это было нужно в большинстве случаев именно Бакугоу, после чего расходились по разным сторонам и снова делали вид, что между ними все предельно хреново. Деку снова и снова гнался за своим Каччаном, неустанно настигая его и оказываясь далеко впереди, а Бакугоу злился, рвал и метал, после чего все заканчивалось синяками на теле Деку и кровавыми подтеками на лице. Кацуки не понимал, почему Деку все еще не ушел, особенно после появления Тодороки. Почему он всякий раз оставался с ним, терпел, когда его хватали за густые вихры непослушных волос и утыкали носом в жесткий пол, придерживая рукой за бедро, сжимая до синяков, до отпечатков пальцев на коже. Когда его трахали грубо, с оттяжкой, сильно, до скулежа, до слез в глазах, до крови, стекающей по внутренней стороне бедра Деку. До покусанных плеч и многочисленных следов по всему телу. Почему же Деку ни разу не попросил прекратить, пусть ему и было больно? Почему он все еще рядом, сколько бы Бакугоу ни трахал его и ни избивал? Кацуки было этого не понять. А вот Деку понимал, но говорить не собирался. Боялся спугнуть. Ведь Бакугоу не знал, что Мидория никогда не спал в те самые моменты, когда Кацуки долго рассматривал его лицо, перебирал сильными и грубыми пальцами мягкие зеленые волосы, когда прижимался грудью к спине Деку и прикасался губами к каждой оставленной им же самим метке. Он поглаживал покрытую синяками кожу подушечками пальцев, целовал, словно бы прося прощения, но стоило Деку неосторожно дернуться, как он отшатывался, словно от проказы, и отодвигался. Тогда Деку еще долго лежал неподвижно, дыша размеренно и ровно, после чего чувствовал сильные и теплые руки, обнимающие его за талию, прижимающие к себе. А жесткие и тонкие губы Бакугоу снова касались отметок мягко, осторожно, так непохоже на обычного Каччана. Деку не мог сказать ему об этом. Потому что знал, что друг убежит от него, снова будет сторониться, рычать и драть глотку, делая вид, что ему плевать на Мидорию. Поэтому Деку молчал и терпел для того, чтобы снова ощутить несвойственную Бакугоу нежность после каждого жесткого секса. С Тодороки все было иначе. Не так, как с Бакугоу. Потому что сам Шото был другим. Смотрел на Деку со смесью нежности и едва ли не обожания. С ним Деку занимался любовью, а не просто трахался. С ним было осторожно, нежно и ласково, медленно и тягуче, до сдавленных хрипов, до слез в глазах, до звездочек и разноцветных кругов. Деку цеплялся за него, царапал спину и целовал его в ответ. Дышал ему в рот и смотрел в глаза, такие яркие в темноте, пусть и слегка потемневшие от страсти и желания. С Тодороки он смеялся, обнимался и целовался, иногда даже у всех на виду. Все равно в классе уже давно догадывались, что они неровно друг к другу дышат. И в такие моменты Деку замечал злобный взгляд Бакугоу из другого конца класса. Бакугоу ревновал Деку к Тодороки, а Тодороки — к Бакугоу. Они были готовы убить друг друга за Деку, но оба хорошо понимали, что тогда Мидория не достанется никому из них. Потому что тот не выбирал кого-то конкретного, он выбирал обоих. И сделать с этим что-то они не могли. Он мучил их обоих, доводя до сумасшествия, испытывал их на прочность и проверял их отношение друг к другу. Маленький, невинный Деку водил их за нос, а они велись, потому что он был нужен им обоим. И пусть у них было не так много общего касательно характера, отношения к Деку и прочего, но одно у них все же было общим. Одно единственное, что заставляло их держаться в рамках и не порвать друг друга на клочки. Когда Деку появился в академии избитым и перевязанным, со сломанными пальцами и синяком на правой щеке, Бакугоу и Шото разом переглянулись. Секунды хватило, чтобы они поняли мысли друг друга. Не сговариваясь они оба встали. С противным скрипом по полу проехались ножки стульев. Галдящая толпа, окружившая Изуки, испуганно замерла. От Бакугоу было привычно чувствовать ауру убийцы. Не проходило ни дня, чтобы он не хотел кого-то убить. А вот Тодороки выглядел таким впервые. С потемневшими от злости глазами и сжатыми в кулаки руками. — Кто? — разом спросили они, подходя к Деку и нависая над ним. Тот лишь для вида стушевался, хотя на деле давно перестал бояться. Он в состоянии победить их обоих, и он уже давно это доказал. Просто в случае с Каччаном осталась старая привычка, которую так просто не вытравить, а Тодороки напоминал себя прошлого, которым он был до поединка с Мидорией. Даже воздух вокруг него холодел. — В… все хорошо, — принялся отмахиваться Деку, смешно жестикулируя. — Со мной такое не в первый раз, так что все отлично. Вы чего такие страшные? Пугаете. — Кто, черт тебя дери, это был? — не выдержал Бакугоу, взрывая к чертям парту, за которой сидел Деку. Та разлетелась на кусочки, одна щепка зацепила по щеке Тодороки. Он стер кровь подушечкой пальца. Алые капли тотчас же замерзли на его руке. — Прекрати мямлить, задрот Деку, или я взорву тебя к чертовой матери! Деку ошалело на него посмотрел, но ничего не ответил, потому что он не понимал, зачем им это. Вроде как Каччана меньше всего волновало его, Изуки, состояние, как душевное, так и физическое. Он скорее бы еще и сам наподдал для профилактики и лучшего усвоения того, что Деку должен оставаться слабаком, всюду следующим за ним по пятам. — Это был кто-то из тех ребят, что сейчас в соседнем классе. Кажется, они с другой специальности, — промямлил кто-то из толпы, не показываясь на глаза Кацуки. Все же, характер у Бакугоу был препаршивый, а получать от него не любил никто. Кулак у него тоже был тяжелым. Едва заслышав о виновных в избиении Деку, Бакугоу с Тодороки в классе и след простыл. А через мгновение из соседнего кабинета послышались крики, взрывы и ругань. Орал Бакугоу. Причем орал так, что у любого нормального человека уже давно бы отказали голосовые связки. Его реву вторили не уступающие по шуму взрывы и треск льда Тодороки. Деку с одноклассниками кинулся туда, морщась от боли при каждом движении. Хоть он и был привычен к физической боли благодаря «один за всех», но это не значило, что он ее перестал чувствовать. — Еще раз ты к нему, гнида подзаборная, протянешь свои дерьмовые ручонки, я тебе их вырву к херам, ты меня понял? — орал Бакугоу, методично разукрашивая лицо какому-то парню с цыплячьими желтыми волосами. Тому, который сегодня утром с компанией одноклассников решил достать Деку. Тот мог бы защититься при помощи причуды, но он до конца не восстановился после прошедшей битвы, да и использовать причуду на обычных людях он бы никогда не стал. — Я не слышу ответа, тварь! — угрожающе прорычал Бакугоу, а его лицо при этом стало таким страшным, что несчастный парень был готов ответить ему что угодно и продать душу дьяволу, если это будет нужно. Но он лишь закивал, как только кто мог в своем незавидном положении. Бакугоу оскалился в ответ и собирался было ударить еще раз, но на его плечо легла рука Тодороки. Рубашка Кацуки покрылась слоем льда. Тот лишь нервно дернул плечом, желая избавиться от прикосновения. — Конечность убери, двумордый! — процедил он. — Не лезь туда, куда не просят. — А ты голову поверни для начала, — усмехнулся Тодороки, смотря прямо в глаза опешившему Деку. Бакугоу фыркнул, но повернулся и застыл, смотря на Мидорию в упор. Его лицо скривилось так, будто он увидел что-то не особо приятное, после чего он поднялся, отпуская избитого в кровь парня. — Пошли со мной, задрот! — приказал Бакугоу, хватая Деку за ворот рубашки и едва не душа его. Тот судорожно всхлипнул и последовал за разъяренным другом, пытаясь хотя бы нормально вздохнуть. Тодороки молчаливой тенью последовал за ними. Кацуки завел Деку в какую-то подсобку, тесную и воняющую пылью, и хотел было закрыть дверь перед самым носом Шото, но тот оказался проворнее. Поэтому в подсобке они оказались заперты втроем в зыбкой полутьме, где не видно ничего дальше собственного носа. И только теперь Деку противоречиво начал бояться и трястись, как это часто с ним бывало в присутствии Бакугоу. Единственное, что успокаивало, это присутствие Тодороки. Это давало Деку надежду на то, что его не убьют. — Какого черта ты творишь, дерьмоед? — орал Бакугоу, прижимая Изуки к стене и сдавливая ему горло сильной рукой. — Почему ты дал какому-то мешку с дерьмом избить себя? Я тебя спрашиваю, значит не молчи, задрот! Каччан занес было руку для удара, но Тодороки перехватил его запястье, сжимая едва ли не до хруста костей. Лед покрыл кожу Бакугоу, слабо искрясь в темноте, но тот не обратил внимания. — Не лезь, половинчатый, — пригрозил он. — Без тебя неплохо разберемся. Тебя здесь никто не ждал, так что проваливай к чертовой матери! — Он в такой же степени мой, как и твой, Бакугоу, так что уйти можешь ты, если горазд лишь орать ему в лицо и требовать объяснений, — спокойно ответил Тодороки. Кажется, он был единственным из всей параллели, на кого оглушающий ор Кацуки не действовал вообще. Тодороки в большинстве случаев был непрошибаем. Единственный, кто мог пробить его спокойствие, это Изуку. Бакугоу фыркнул и дернул руку из чужой хватки, но Шото был не слабее его, поэтому не отпустил. Они несколько долгих минут буравили друг друга взглядом, совсем забыв о Деку, после чего Каччан нагло ухмыльнулся. Развернувшись к Деку, он оторвал того от стены и швырнул в Тодороки. Перепуганный и мало что соображающий Мидория впечатался в теплого Шото спиной и почувствовал, как его обняли поперек талии. Бережно так, осторожно, в противовес тому, как Бакугоу жестко вцепился пальцами в подбородок Деку, поднимая его голову и впиваясь в губы. После этого момента Деку слабо что помнил, если честно. Все было, словно в тумане. Он чувствовал лишь контраст отношения Шото и Кацуки к нему, контраст их прикосновений, поцелуев и полушепота. Он чувствовал осторожные и ласковые прикосновения Тодороки, который поглаживал его, мягко царапал разгоряченную кожу ногтями и долго, мучительно долго растягивал его, капая на пол пахнущей мятой смазкой. Тодороки целовал его шею, плечи, прикусывал кожу и широко зализывал укусы языком, словно бы извиняясь. Он говорил на ухо такие-то нежные и пошлые фразы, толкался в него мучительно медленно и тягуче, поглаживая напрягшийся живот. Бакугоу же кусал его до крови, хрипло и сбивчиво дышал на покрасневшие губы, часто ругался и проклинал тех, кто поставил синяки на теле Деку. Он жадно шарил по телу руками, специально надавливая на самые болезненные места и слушая ответные стоны Мидории. Он царапал и сжимал в пальцах бедра Деку до синяков, кусал до ярких и видных отпечатков зубов на коже. Брал жестко, больно и сильно, двигаясь быстро, рвано. Деку едва не захлебывался стонами, теряя сознание от всего происходящего, кричал и цеплялся за них обоих, отвечая на поцелуи. Он кончал раз за разом, кусая и без того раненные руки, чтобы заглушить рвущиеся стоны. Он почти отключился, затраханный этими двумя до полного изнеможения, но Бакугоу легко ударил его по щеке, приводя в чувство, и поцеловал. Не так, как до этого — жестко, с напором, а осторожно и мягко, сплетая языки и мягко прикусывая нижнюю губу Деку. Тот едва не задохнулся от такого Каччана и все же коротко вскрикнул, чувствуя сильный укус в плечо и два члена, заполняющих его под завязку, растягивающих. Он забился в руках Шото и Бакугоу, запрокидывая голову и приоткрывая рот в немом крике. На стоны уже не осталось сил. Голос сел окончательно, Деку мог только мычать и хрипеть, чувствуя, как в нем одновременно двигаются оба члена, входя медленно и так глубоко. Перед закрытыми глазами Деку расплывались разноцветные круги. Он хрипло и горячо дышал, поворачивая голову к Тодороки и целуя его. А Бакугоу целовал его шею, кусая и вылизывая, перекрывая оставленные чужими руками синяки. Когда совсем обессиливший Деку кончил в последний раз, безвольно повисая на руках у Тодороки, чувствуя, как из него наружу вытекает семя, Бакугоу приблизился к нему, коротко целуя опухшие губы и утробно рыча: — Если еще раз позволишь кому-то, кроме меня, себя ударить, оттрахаю так, что ходить не сможешь! Деку кивнул, хотя не услышал ни слова из сказанного. Он просто приходил в себя, часто дыша и едва не теряя сознание. Все его тело было тяжелым, будто бы налитое свинцом, а веки закрывались. Было трудно пошевелить даже пальцем. — Не засыпай, Мидория, — мягко позвал его Тодороки, но Деку не слышал. Лишь уткнулся носом куда-то в ключицу Бакугоу, чувствуя исходящий от него родной запах, и отключился, соскальзывая на пол. Кацуки и Шото разом поймали его, осторожно придерживая. — Ты бы лапы к нему больше не тянул, если не хочешь их лишиться, — заявил Бакугоу внезапно. — Мне плевать, что он хочет нас обоих. Ты мешаешься, папенькин сынок. Деку мой. — Я не спрашиваю у тебя, что мне делать, Бакугоу, — отозвался Шото, приводя в порядок себя и принимаясь за обессилевшего и тихо посапывающего Мидорию. Он только протянул руку, чтобы вытереть белесые капли на животе, как Кацуки жестко перехватил его запястье. — Не трожь! — рыкнул он. — Займись верхом. И не надейся, что я тебя еще к нему подпущу. Тодороки не ответил. Он не имел привычки спорить, особенно с такими людьми, как Бакугоу. Потому что результата все равно не будет. Не кому-то из них решать, с кем будет Деку. Пусть Мидория и подчиняется им обоим, потому что доверяет, но Шото не уверен, что, если на него станут давить, он попросту не уйдет. Поэтому Тодороки не волнует, из-за чего Бакугоу скалится на него. Пока Деку это нужно, он будет рядом с ним. Остальное не важно. И, кажется, Бакугоу тоже это понимает. Деку внезапно выгнулся и протяжно застонал, когда Бакугоу, приводящий в порядок нижнюю часть его тела, протолкнул внутрь расслабленного и скользкого входа пальцы, давая вытечь семени. Казавшееся хрупким тело подрагивало от каждого движения. Деку успокоился лишь тогда, когда Бакугоу с хлюпаньем вытащил пальцы, вытирая их о салфетку. Приведя Мидорию в порядок, Кацуки взял его на руки, злобно зыркнув на Тодороки, и отнес парня к себе в комнату. На него удивленно посматривали, потому что в головах всей академии не укладывалось, что Бакугоу несет на руках Изуку Мидорию. Шото догадывался, что на следующий день вся академия будет гудеть от разных сплетен. Но Бакугоу, кажется, на это плевать. Он хорошо умеет затыкать рты.