Темнота

Даня не боится темноты. Даня боится того, что в ней. Ведь непонятно, чего ждать сегодня - мирного постукивания яблоневой веточкой по стеклу или криков пьяного отца, что снова будет материть и проклинать всю семью, успевая при этом избивать маму. Или невовремя проснувшегося деда. Или его. Раньше, когда Алексей находил хоть какую-то постоянную работу, каждый месяц в день зарплаты он нажирался с мужиками. Праздновал. Потом заваливался домой, и оставалось надеяться на удачу. Либо Лиде удастся мирно уложить его спать, либо он разозлится и начнет буянить. Первые разы, что Даня помнил, он бросался защищать маму от тяжелых отцовских кулаков, но его оттаскивал дед и велел тихо лежать и не отсвечивать. А потом не успел. Эти долгие минуты Данил старается не вспоминать, они запечатлелись в его памяти истершейся кинопленкой, старой, бесконечной, что со скрипом крутится, и от этого еще гаже становится. Папа ударил его. Со всей силы, прямо в чертово солнечное сплетение. И бил еще. Уже куда придется. Дане было семь, но он запомнил. Запомнил все отголоски боли, ее музыку, запомнил цвет своей крови, причудливо играющий при перемене освещения. Запомнил горький привкус предательства. А потом начались увольнения, сокращения, попытки начать свой бизнес, у отца появились новые дружки из гаража, а у Данила - еще больше проблем. Каждая неудача ознаменовывалась запоем, жертвой которого становились они с мамой. Часто Алексей приходил глубокой ночью, не включал свет, но вламывался в комнату к сыну и начинал избивать. Ногами, везде, где попадал. Даня сжимался в комочек и просто просил, чтобы все это закончилось. Ведь потом папа проспится и не вспомнит ни загула с дружками, ни ночных приключений, ни того, как рычал Даньке прямо в ухо: "Только расскажи кому-нибудь, только заикнись - я тебя убью". Каждую ночь парень ждал очередного предательства, очередной встречи со злым прищуром стеклянных глаз, горящих яростью. Он шептал маме, чтобы она не вмешивалась, пытался остановить рвавшегося в бой деда. Пробовал отвечать, но всегда промахивался и сам получал еще больше. Так зарождался страх. Дане страшно было пройти по улице - от каждого деревенского алкаша он шарахался, как от огня. Ночью при любых звуках просыпался, прятался под одеяло и замирал от парализующего страха, почти ужаса. В школе всех страшно интересовали его синяки и почему-то особо надоедливые одноклассники стремились увеличить их число. Ближе к совершеннолетию начались панические атаки. При людях они всей семьей старались выглядеть нормально, но невооруженным взглядом было видно, насколько Даня зажат, как далеко он держится от отца и старается даже не смотреть на него. Боится. Его расшатанная психика и так уже грозилась сломаться в любое мгновение, так потом еще и сообщили, что всю жизнь он жил не в своей семье.

***

Первой его реакцией было, конечно, удивление и отрицание. Потом пришло осознание того, что весь этот ужас мог, нет, должен был достаться другому человеку. На встречу с новой семьей он ехал с обидой на душе. Обычной такой детской обидой на несправедливость. Однако при встрече с Ваней у парня отпало всякое желание желать ему своей судьбы. Все определенно было правильно. Даня аж воздухом поперхнулся, настолько его поразил обретенный "брат". Никакой зажатости, никакого страха в глазах, любовь к жизни, прекрасная внешность. Он не заслуживал такой судьбы. При виде уставленного различным алкоголем столика Даню передернуло. Мозг начал проводить ассоциации, просил забиться в темный угол и молча там сидеть. Однако с такими легкими приступами парень научился справляться, так что начавшаяся паническая атака была успешно скрыта от обеих семей. Только, кажется, Ваня что-то заподозрил, однако виду не подал. Лишь посмотрел озадаченно-угрюмо, помолчал немного и повел кормить рысь. Кажется, его психическое состояние начинало приходить в норму. В огромном доме, отдельно от отца, он чувствовал себя в безопасности. Но потом Ванька заявил, что едет к ним в дом. С его семьей. В душе взметнулось отрицание, желание удержать, предупредить. Ничто из этого Даня не решился показать. Потом был пожар, угроза отъезда родителей, ссоры с Ваней. Жизнь переросла из вялого ручейка в бурный поток, прежние заботы отошли на второй план. Мама следила за папой, упрашивая вести себя прилично и хотя бы в гостях не пить. Однако беда всегда приходит откуда не ждешь, верно? Бухим пришел Ваня. Просто завалился в комнату посреди ночи, грохнулся на пороге, переполз на кровать и уронил бутылку на пол. Проснувшийся еще от топота на лестнице Даня замер, со страхом открыл глаза и вгляделся в парня. Тот вполне спокойно лежал, смотря в потолок и что-то напевая едва слышно. Опасности не представлял, даже не шевелился. Ужас понемногу отступал, позволяя совсем тихо прокрасться к окну и глотнуть стылого ночного воздуха. На этот раз его кошмар не должен был повториться. - Дааань... - послышалось из глубины комнаты, затем вполне отчетливое шевеление на кровати и звук падения. Парень вжался в подоконник. По спине прошла волна холода, взор залила мутная поволока ужаса. Глаза начало жечь, будто совсем высохли. Он резко развернулся. Брат стоял над ним, пьяно улыбаясь. Данил постарался отойти в сторону, но Ваня то ли по причине крайне невменяемого состояния, то ли намеренно, покачнулся и уперся руками по обе стороны от парня. - Данек, ты чего? - даже в таком состоянии Иван сумел увидеть громадные глаза брата, наполненные паникой, почувствовал его дрожь и напряжение. - Иди спать, Вань... - прошептал Даня, осторожно отодвигаясь и буквально отпрыгивая к своему дивану. Ванька же пожал плечами, присел у кровати и вырубился. Паника так и не уходила, кажется, даже усилилась. В ту ночь он не смог спокойно заснуть, лишь редко проваливаясь в тяжелый и липкий кошмар. Наутро же он постарался не смотреть на Ивана и вообще с ним никак не контактировать, пока брат сам к нему не подошел. - Че с тобой творится? - немного раздраженно спросил парень, массируя болящую с похмелья голову. Данил стушевался. Он привык, что к утру отец все забывает. А такой прямой вопрос вообще выбил его из колеи. - О чем ты? Все вроде норм, - попытался он свернуть с темы. Взгляд Вани вдруг сделался таким мягким, заботливым, немного обеспокоенным даже. На губах дрогнула легкая улыбка. - Не юли, Дань. Прости, что напугал вчера... Все точно в порядке? - Да, не волнуйся. Просто кошмар приснился, серьезно. Забей, - Даня усмехнулся, увидев облегчение на лице парня.

***

Идти на стрелку с главным идиотом класса в принципе казалось... идиотизмом, но за честь девушки Даня готов был к такому испытанию. Тем более, что сочувствие в глазах брата просто кричало: "Какой же ты придурок!" Но сам процесс созерцания этого сочувствия, беспокойства со стороны Вани был приятен. Данил уже в некоторой степени рационализировал свои чувства и ощущения. Даже почти перестал отвечать особой формой враждебности на поступки брата. Иван, кажется, тоже начал принимать себя. Объятья перестали казаться чем-то искусственным, наигранным, стали приятными для обоих. Парни привязывались друг к другу, каждый по-своему, нестандартно. Иван нырнул в это болото с головой, безвозвратно, совершенно отчаянно. Даня же осторожно ступал по тонкому льду, зная, что провалится, но как можно дольше стараясь избежать этого момента. И вот сейчас все их истинные эмоции отражались на лицах. Неподдельный страх, решимость, отчаяние. Забота, нежность, сочувствие, желание прижать к себе и не отпускать больше никогда. Даня планировал свою стратегию боя, основываясь на прошлом. Хоть отец и бил беспорядочно, парень запомнил, что удар в то самое чертово солнечное сплетение напрочь дезориентирует. Должен же был этот опыт хоть где-то пригодиться. Видя прямо перед собой Петрова, мозг Дани резко решает дать задний ход. Подкинув немного ярких воспоминаний, проведя парочку ассоциаций, он запускает паническую атаку. Если бы не она, помутившая разум, у Дани мог бы быть шанс. Но он мажет, поднимает глаза на противника, а видит своего отца, с пьяной перекошенной рожей, со стеклянным взглядом, с яростью в глазах. Он даже почти не чувствует боли, его трясет, как в лихорадке, он прижимается всем телом к Ване и едва не вслух просит спасти, защитить, уберечь. А теплые руки брата лежат на спине, закрывая от всех, Даня чувствует его дыхание на макушке, и весь мир замыкается вокруг них. Паника отступает, давая сил досидеть до конца учебного дня. До дома Даня не дошел. Совсем рядом с их школой расположилась какая-то не то стройка, не то заброшка - прекрасное место, чтобы посидеть и подумать в одиночестве. Вот Данил и пришел - подумать. Проанализировать, свести в таблицу, разложить по полочкам, а потом вновь смешать в громадную кучу чувства, эмоции, страхи, сомнения. До самого вечера его никто не трогал - телефон стоял на беззвучном режиме, хоть и высвечивал на экране имя звонившего. Два раза мама, около пяти - отец. И Ваня. Очень много раз. Данил даже усмехнулся - небось, автодозвон, сам же никогда не будет звонить так часто - не хватит ему терпения. Однако вскоре звонки прекратились, а на лестнице послышались шаги. Парень даже головы не повернул, лишь отлип от стены и придал себе более нормальный вид. Ване незачем видеть его таким. - Ты чего домой не пошел? - брат сел рядом, приобнял его за плечо (ужасная, милая привычка) и обеспокоенно глянул в глаза. - Перед предками я тебя отмазал, но мне можешь сказать. - Спасибо. Мне просто надо было подумать. Одному. - Не переживай из-за синяка, пройдет же скоро! - попытался подбодрить брат, но наткнулся на скептический взгляд Даньки и просто молча протянул банку пива. - Тогда расслабься и пойдем домой. Данил отшатнулся. Снова те же грабли, неужели с прошлого раза не дошло? Но вот же - непонимание и озадаченность во взгляде, переводит взгляд с банки на брата и отставляет в сторону. - Выбрось это, подальше... пожалуйста, - Даня просит, а голос слабый, дрожит, слова путаются. Его просили не говорить, он молчал десять лет, а сейчас его будут спрашивать, какого хрена он так себя ведет, а сказать нельзя, и... - Дань, что с тобой? В порядке? - когда силы окончательно его покидают, Ваня подхватывает быстро, не раздумывая. Осторожно опускает на бетонное крошево, устраивает ближе к себе. - Расскажи мне, не бойся. - Не переношу алкоголь... - едва начинает Данил, спотыкается, сгладывает ком в горле и продолжает, - это все из-за отца. Часто приходил нетрезвым... невменяемым. Бил нас с мамой... - по телу идет дрожь, в голове скрипучей пластинкой заедает "он тебя убьет", чувства рвутся наружу и слезы брызгают. Парень прижимается к брату, позволяя снова замкнуть систему защиты на себя. Будто цепь замыкает электрическую, и силовое поле образуется, и они снова одни. - Я каждую чертову ночь боюсь, как... он войдет и ударит меня... опять, - он почти не может говорить сквозь слезы, но отчаяния и страха так много, что его уже нельзя держать в себе. Ваня с силой замахивается и швыряет банку вниз. Пазл в его голове наконец сложился как положено. Все эти настороженные взгляды, паника, ужас в его глазах в ту ночь... - Мы справимся, - он гладит брата по светлым волосам, больше не ощущая дрожи и скованности, лишь живое тепло. - Правда справимся. На следующий день все бутылки с алкоголем перемещаются в винный погреб, а последняя заначка из-под шкафа перекочевывает в холодильник в кухне. Ради благодарного взгляда Дани Ваня готов хоть совсем не пить. А с семьей они разберутся. Но уже вместе.