Сложно быть тенью

      Сабрина отдергивает руку от яркой помады и привычно стирает влажной салфеткой тушь. Тональный крем скрывает разве что синяки под глазами, а на румяна она даже не смотрит. Для тени нормально быть серой, так ведь?       Слабо улыбнувшись своему отражению, Сабрина бегом спускается по лестнице. — Мам, пап! С добрым утром!       Никто не отвечает, все давно ушли на работу. Только мерно отсчитывают время часы в гостиной: тик-так, тик-так. Сабрина ненавидит этот звук и напольные часы кажутся ей чем-то допотопным, совершенно неуместным в их маленькой гостиной. Но маме нравится эта громадина. «Антиквариат создает шик», — повторяет она. Сабрина в который раз удерживается, чтобы не свалить часы на пол. Вместо этого она проходит мимо, вздернув нос, будто часы для неё не существуют — это странно, общаться с ними как с живыми? — и, наскоро соорудив бутерброд из повядшей зелени и сыра, на ходу впивается в него. Параллельно варит кофе — мама пьет зеленый чай, следит за фигурой, но Сабрине с утра нужно что-то покрепче.       Смотрит на телефон. Час до занятий. Как раз, чтобы быстренько проглотить завтрак и помчаться на автобусную остановку. В толпе она чувствует себя неуютно, но приходится терпеть, ведь отец не может подвозить её до школы. «Папа не должен пользоваться своим служебным положением, ты же понимаешь?» — снова слышит она голос матери, в тот момент, когда какая-то сильно надушенная тетка наступает ей на ногу в переполненном автобусе. Сабрина сдерживает слезы и ругань, готовую сорваться с губ, и, протискиваясь мимо людей, выходит из автобуса.       Добралась.       Ворота школы видны неподалеку, и она торопливо, глядя на собственное отражение в пластиковом окне остановки, приводит в порядок волосы и одежду. Нога болит, но это ерунда. Слегка прихрамывая, Сабрина торопится в школу, чтобы успеть в класс до прихода Хлои.       У неё есть причины каждый раз приезжать раньше.       Их парта в очередной раз изрисована мелками, ручками, карандашами, оплевана и обрызгана какой-то гадостью. «Стерва», «дрянь» — это еще самые слабые эпитеты, которыми награждена её соседка, дочка мэра. Вытащив из сумки влажные салфетки, Сабрина, не обращая ни на кого внимания, вытирает надписи и приводит рабочее место в порядок. Хуже всего стирается синяя паста — она пачкает все пальцы, пока Сабрина смывает надпись. Хорошо, что в классе всего несколько учеников: закрылись учебниками, болтают или делают вид, что дремлют, не замечая её стараний. — Тебе еще не надоело? — спрашивает её Роуз, сидя на соседней парте и болтая ногами. Малышка Роуз, от которой никто не ждет плохого. — А тебе? — Сабрина ничего не утверждает и никого не обвиняет. Ей всё равно, кто оставляет эти надписи. Она знает, что ничего не сможет с этим поделать. Только убрать стол до того, как Хлоя увидит.       Больше к ней не пристают, и она поспешно домывает парту, как раз к тому моменту, как Хлоя заходит в класс. — Всем доброе утро! — манерно здоровается дочка мэра, слегка затягивая слова, и садится за блестящую чистенькую парту. Поворачивается к соседке: как всегда идеальная, с безупречным макияжем и укладкой, в новеньком платье, окутанная едва уловимым флёром лимона и жасмина. — Привет, Сабрина. Как дела? Представляешь, я сегодня с утра сломала ноготь, так пришлось вызывать мастера на дом! А вчера папа...       Хлоя говорит торопливо, громко, эмоционально, и Сабрина улыбается, слушая её. Будто живёт другой, чужой жизнью; смотрит фильм или читает книгу, где она не тень, а главная героиня. — Эй, ты испачкалась! Такая растяпа, — неожиданно Хлоя замечает пасту на её руках и вытирает ей ладони батистовым платком. — Ты должна внимательнее следить за собой. Ты же девушка! — ворчит она, и на душе Сабрины становится чуточку светлее.       Пусть она всего лишь тень... Но ведь человек не может жить без своей тени?..