Pari Passu

Что происходит в мозгу человека перед тем, как он убивает кого-то? Какая тонкая, хрупкая нить рвется и превращает человека в демона? Чеслок, возможно, никогда этого не узнает, но ему и не хотелось знать. Более чем достаточно было и знания о том, что люди, которыми он и остальные фэги восхищались и чьи поручения выполняли — убийцы. Их психическое состояние… сложно даже думать об этом. Боже, они проломили голову парню просто потому, что он не был таким, каким они его считали. Потому что он плевал на все, что, по их мнению, заключала в себе должность префекта элитной частной школы. Факт в том, что четыре человека убили заместителя директора Уэстонского колледжа и пятерых его учеников. И они разгуливали на свободе, имея лишь запятнанную виной совесть в качестве наказания. Но, может, это было и неплохим приговором. И все же… Неважно, как сильно Чеслок ненавидел их, неважно, как часто проклинал их — он не мог выбросить их из головы. Он не мог смириться со случившимся, и в особенности с тем, как все закончилось. Что-то отвратительное за гранью понимания было выпущено тем лунным вечером на Уэстонском полуночном чаепитии — и оно не могло просто исчезнуть. Даже если он и трое других нынешних префектов поклялись молчать, все-таки что-то злобное затаилось здесь — безнаказанное, неспокойное — оно не исчезло. Как мог он просто прикусить язык и заткнуться? Теперь, когда он успел узнать слишком много, неужели он ничего не мог сделать? Эти куклы, этот фальшивый директор — они были где-то далеко. Как и бывшие префекты — убийцы… Однако Чеслок не знал, с чего начать. Ему некуда идти, не с кем сражаться. Правда прочно закрепилась в его сознании, болезненно жгла, а он стискивал зубы и терпел это.

***

Он был дома — по крайней мере, до начала нового семестра, когда он станет префектом Фиолетового факультета — вместо убийцы. Чеслок ничего не сказал своим дяде и тете — с этим он отчаянно боролся. Он доверял им свои самые болезненные тайны, но теперь впервые не мог разделить с ними свое страдание, не мог позволить себе их ласковых утешающих слов. Было ощущение, что его тоже наказали — наказали за то, что был свидетелем того, что не следовало видеть. Но он в этом не виноват! В отчаянии Чеслок обратился к музыке, как делал всегда в трудные времена. Однако теперь это было для него единственным способом избавления от терзающих мыслей. С мрачным торжеством он слушал разговоры прихожан после службы, которые замечали, какой страстной стала его игра на органе. Как она трогала их до глубины души и как вызывала у них слезы на глазах. Однажды в пятницу, после полудня, во время репетиции «Пребудь со мной» в совершенно пустом Кентерберийском соборе отец Джон прервал Чеслока, сообщив, что некий джентльмен хочет увидеться с ним. Чеслок нахмурился. Эмоции, захлестывавшие его во время исполнения, вспыхнули. — Кто это? Вы не можете сказать ему, что я занят? Отец Джон сказал, что это срочно. Вздохнув, Чеслок соскользнул с табурета и вышел встретить этого посетителя. Увидев его, Чеслок застыл. Грегори Вайолет сидел на передней скамье, мрачно глядя на него. — Это было прекрасно, — произнес он. Видеть его, слышать его — Чеслок ощущал, как от этого закипала его кровь. Ему хотелось наброситься на Вайолета с кулаками, но, сдержавшись, он прикусил язык. Даже если это то, чего заслуживает этот ублюдок — наименьшее из того, что он заслуживает — если бы он поддался этому, особенно в таком месте… Он был бы ничем не лучше прежних префектов. Он ведь едва не стал одним из них — или, как минимум, был на верном пути к этому. Когда разразился пожар в Фиолетовом дортуаре, он был больше склонен прислушаться к иррациональному желанию Грегори не позволить другим проникнуть внутрь, нежели к индийцу Соме, который обратил внимание на то, как это безрассудно. И даже после Чеслок был больше обеспокоен тем, чтобы защищать Вайолета, нежели тем, чтобы прислушаться к здравому смыслу. Размышляя об этом сейчас, Чеслок с трудом верил в то, что вел себя подобным образом. Но больше его волновала мысль о том, что, если бы все так продолжалось, он тоже мог убить кого-то. Четверо префектов любили свою школу и все, что она символизировала, а затем запятнали это кровью. Они позволили этому завладеть их разумом и замарали свои руки. Чеслок не собирался совершать ту же ошибку. Кроме того, он значительно вырос с тех пор, как они были вместе в последний раз. Он был старше, мудрее. Он сохранял спокойствие. — Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Знаю, у меня нет права видеть тебя после того, что я сделал, — ответил Вайолет, опуская свой капюшон. — Знаю, никакие извинения не исцелят тех ран, что я причинил, но… — Ты все-таки собираешься сделать это? Он не хотел это слышать. Он хотел, чтобы лживый убийца убрался с его глаз. — Нет, — произнес Вайолет. — Я здесь не затем, чтобы извиняться. Я здесь для того, чтобы попросить тебя о помощи. Чеслок был ошарашен. — Почему… — «черт возьми» Чеслок вовремя проглотил, — ты думаешь, что я стану тебе помогать? — Я прошу не ради себя, — проговорил спокойный убийца. — Я прошу ради огромного количества невинных людей, которым причинят вред, если они не будут спасены. Я прошу ради трех моих друзей, которые на пути к тому, чтобы совершить ту же ошибку. — Друзей? Ты имеешь в виду Гринхилла и остальных? — Да, — серьезно сказал Вайолет. — Есть одна организация… — Еще одна? — …пообещавшая нам спасение. Она проповедует равенство, доброту, возможность для каждого. Я пытался предостеречь их, но они слишком отчаялись. С тех пор как мы покинули Уэстон, мучение было невыносимым, и они хотели хотя бы попытаться как-нибудь искупить содеянное. Это проводят как концертный вечер каждую субботу в театре-варьете «Сфера» в Лондоне. В восемь часов. Суббота? Ведь это завтра! — Люди всех возрастов, вне зависимости от положения в обществе, собираются на вечере, где танцуют, едят и веселятся. Не так уж плохо это звучало. На самом деле, хоть это и было до смешного сумасбродно, но все же звучало весьма хорошо. Куда более странно было слышать, чтобы Вайолет так много говорил. — Это не то, чем кажется, Чеслок, — сказал Вайолет. — Внешность обманчива. Ты знаешь об этом лучше многих других. Чеслок не удивился тому, что такое произошло. Префекты сменили один культ на другой, ведомые эмоциями, отчаянно искавшие свет во тьме. Они были легкой добычей для создателя этого жестокого бизнеса, кем бы он ни был. — Так что ты хочешь, чтобы я сделал с этим? — Я хочу, чтобы ты посетил этот вечер и внимательно следил за всем, что покажется подозрительным, — инструктировал Вайолет. — Особенно внимательно следи за человеком по имени Брават, предсказателем судьбы. И, конечно же, за моими несчастными друзьями. Мысли роились в голове Чеслока. Он наконец получил необходимую информацию, чтобы изменить положение дел, повлиять на этот отвратительный бизнес за кулисами, разрушавший жизни одних и продлевавший их другим. Слава Богу, аминь! Он должен сделать это. Даже если это означает угрозу его жизни, он должен сделать это. — Я в деле, — ухмыльнувшись, сказал он. — Но разве мне не нужно приглашение? В этот момент Вайолет поднялся. Его мантия волочилась по полу собора, когда он подходил к Чеслоку, вынимая листок бумаги из кармана. — Нужно, так что я раздобыл одно для тебя. С этим ты сможешь пройти в зал. Вайолет протянул приглашение. Это был весьма скромно украшенный листок бумаги, скромно на взгляд того, кто привык видеть по-дурацки разукрашенные билеты. Но это было неважно — ведь теперь у него есть его собственный билет к примирению. Он может сам положить конец этим ублюдкам из культа. Подняв взгляд, он заметил, как близко находился от небрежно одетого бывшего префекта с усталым взглядом, и сделал шаг назад. Находиться рядом с Вайолетом казалось чем-то неправильным. Чеслок не знал, что потребуется для того, чтобы помириться с ним. Возможно, ему нужно время. Возможно, все просто останется так, как есть, и ничто не сможет изменить это. Порой жизнь такова. Вайолет понял и отступил. — Спасибо, — сказал он. — Я знал, что ты поможешь. Наверное, это мучительно, когда ты не можешь ничего сделать. Так ведь? Чеслок не произнес ни слова. Вайолет ушел, тихо выскользнув из дверей собора. Оставшись один, нынешний префект Фиолетового волка протер глаза, ощутив жжение в них. — Черт, — пробормотал он. — Заставляешь меня плакать, ты… В огромном нефе собора невысказанное ругательство повисло в воздухе. Чеслок пошел собирать вещи, намереваясь возвращаться домой. Ему нужно подготовиться.