Last First Kiss

Лекция прошла хорошо. Лиам не ожидал, что будущие ученые-естественники до отказа наполнят аудиторию и еще будут драться за свободные стулья, принесенные из кафетерия, так что самому декану придется наводить порядок. Последние лет пять Лиам не преподавал в истинном смысле этого слова. И здоровье было уже не то, и сил не хватало, чтобы отсиживать полный рабочий день с непоседливыми студентами, проверять работы, списанные друг у дружки, и проводить длительные конференции. Терапевт посоветовал в своем темпе попутешествовать по стране, чтобы привести здоровье в порядок и хорошенько отдохнуть, и профессор Пейн послушался его предписаний, периодически читая отрывочные лекции, где попросят, чтобы позволить себе тосты с джемом в милых семейных кафе и совсем не умереть от скуки. В аудитории было необычайно тихо. Лиам даже заподозрил, что студенты под шумок спят, убаюканные его размеренным, степенным голосом, но когда они по окончанию лекции завалили его подробными вопросами буквально по каждому пункту, Лиаму пришлось признать, что он по-прежнему отлично ведет занятия и может заинтересовать студентов своим материалом. Особенно его поразил вопрос одного вихрастого мальчишки про волю человека и высших сил. Обычно студенты, заслышав про Царя Эдипа, хихикая, спрашивали что-нибудь про инцест, если вообще вспоминали кто это. Так что впечатления у Лиама остались довольно приятными, и он был доволен, что ответил согласием на предложение провести лекцию у естественников, предпочитая обычно заниматься с теми, кто выбрал тот же профиль, что и он, и кому это действительно может пригодиться. Академический час закончился, а студенты продолжали заваливать его вопросами. Не удивительно, что, когда Лиам закончил с ответами, он был выжат, как лимон для лимонада. Такого с ним не было уже давно: обычно он просто рассказывал что-нибудь легкое, не надеясь, что его выслушают или поймут, просто чтобы не забыть, как преподавать вообще. Чувствуя себя ужасно усталым, Лиам решил заглянуть в местный кафетерий, не покидая кампус. Врач, конечно, запретил пить кофе — могло подняться давление, но Лиам слишком утомился, чтобы отказывать себе в этой маленькой слабости. Это была приятная усталость, по которой он немного тосковал с тех пор, как ушел на покой. Свободного места не было ни за столом преподавателей, ни в зале, где туда-сюда сновали проголодавшиеся, измученные студенты, и Пейн уже думал выйти во двор, чтобы немного посидеть в тени деревьев, когда вдруг увидел пустое местечко за двухместным столиком. Он был весь заставлен книжками, но Пейну нужно было только присесть: колени немного покалывало после того, как он почти два часа провел на кафедре, а потом отстоял длинную очередь — Лиаму было как-то неловко лезть впереди всех, только потому что он преподаватель. Подойдя ближе, Пейн увидел, что это тот самый вихрастый парнишка, который приятно удивил его своим неподдельным вниманием к импровизированной лекции. – Могу я здесь присесть? – негромко кашлянув, спросил Лиам и остановился у стола. За стопкой книг паренька было почти не видно, только взъерошенные волосы и задумчиво наморщенный лоб. Взгляд парнишки мгновенно оторвался от книги и быстро скользнул по его лицу, будто бы оценивая, но уже через мгновение он оживился, будто увидел не старого лектора с чашкой кофе в руках, а Бритни Спирс в коротких шортах. – Конечно, присаживайтесь, профессор Пейн, – с внезапным рвением сказал он, а Лиам с удивлением отметил, что парень запомнил его имя, хотя он назвал его всего раз, только потому что так полагается. Студенты, даже очень прилежные, редко запоминают имена преподавателей после первой лекции. Особенно, если это единичное занятие. – Сейчас я уберу этот хлам, – парень решительно сгреб книги в широкую сумку, не обращая внимания на то, что они попадали неаккуратной кучей. – Вот, – парень несколько раз решительно провел по столу рукавом, сметая несуществующую пыль. – Теперь тут есть место для вашего кофе. – Спасибо, – Лиам устало опустился на стул и вытянул ноги. Старая спина благодарно щелкнула, и профессор Пейн смог заняться своим кофе, исподтишка разглядывая студента, который не спешил вернуться к чтению. Парень смотрел на него во все глаза. Любопытные, большие, немигающие, и только после всего этого — невероятно голубые, как солнечный берег далекого моря. Они показались Лиаму удивительно сосредоточенными и вместе с тем рассеянными, как будто парень не знал, на чем именно сфокусировать свое внимание, поэтому смотрел на все, на всякий случай. Из-за этого его мордашка казалась почти детской. Студент был очень худым и низким, и еще носил одежду не по размеру, из-за чего казался еще меньше. – Очень интересная лекция, профессор, – сказал студент, дрыгая ногами, и нетерпеливо постучал пальцами по столу. – Мне понравилась часть про Еврипида. Я слышал, что он был жутким снобом. Говорил, что по сравнению с олигархической Спартой, Афины с их демократией — манна небесная. Лиам улыбнулся — немного устало, но все же искренне. Вряд ли Еврипид так и выразился. Моисей, которому Бог послал манну с небес, жил несколько позже, чем он. Но в целом парень был прав, судя по всему ему повезло с общим развитием. Лиам почти представил, как он сдает экзамены, отвечая на вопросы преподавателя своим языком, не замечая иногда, что его заносит, и ему стало весело. В последнее время профессору Пейну было не до веселья. Отдыхать не очень хотелось, он и не привык, но и возвращаться на работу, где все было знакомо и привычно до зубного скрежета, тоже не было особого желания. Только если заглядывать в разные учебные заведения время от времени. Почти все, кого Лиам знал с молодости, либо покинули этот свет, либо были не в себе — профессор Пейн не особенно страдал по этому поводу. Но справиться со скукой было не так уж просто, и она все чаще давила на него со всех сторон. Сейчас было спокойно и даже уютно, хотя в кафетерии жутко шумели, а еще он немного устал и даже слегка проголодался. Впрочем, общение с молодым человеком весьма заинтересовало его — Лиам видел, что-то выделяет парнишку из общего числа студентов. Он видел много ребят, имеющих интерес к учебе, и талантливых разгильдяев, но в этом парнишке было что-то свое — пока Лиам шел к нему, он заметил, что студент листает страницы необычно быстро, и в этом движении было что-то жадное, как если бы он проголодался, и только содержимое книги могло накормить его. – Ты смышленый парень, – сказал Лиам, сделав глоток кофе. Он показался ему не очень насыщенным, но это можно было стерпеть. В конце-концов, на его веку было достаточно паршивых напитков. – Сколько тебе лет? – Семнадцать, – ответил студент с каким-то странным самодовольством в голосе. Лиам окинул его оценивающим взглядом. Значит, он выглядит не младше своих лет, а точно на свой возраст. – Я закончил школу три года назад, но все это время провел дома, – объяснил парень, понимающе кивнув, и мечтательно отвел глаза. – Хотел заняться информационными технологиями, после чего стать NEET'ом, но мама сразу поняла, что у меня на уме, и заставила пойти на естественные науки. Люди считают меня гением, но я просто одаренный. Ой, забыл представиться! – спохватился парень и подскочил, чтобы протянуть Лиаму руку, забавно торчащую из широкого рукава. – Луи Томлинсон. Очень рад знакомству с вами, профессор Пейн. Лиам чуть-чуть привстал. Рукопожатие оказалось крепким и неожиданно очень сердечным, будто Луи действительно был рад знакомству с пожилым профессором, а не откупался чисто формальными фразами. Впрочем, по нему было видно, что это в принципе ему не свойственно, и он говорит все, что думает, даже если это звучит как-то не правильно или даже сомнительно. Это, пожалуй, подкупало — Лиам привык, что люди стараются лебезить перед ним из-за того, что он профессор, и в глубине души не очень это любил. – Я тоже очень рад знакомству с такой выдающейся личностью, – Лиам не смог сдержать улыбки и поспешил спрятать ее, сделав очередной глоток кофе. – И как тебе естественные науки? – Не очень, – с готовностью отозвался Томлинсон. – Полгода передохну, а потом быстро освою учебную программу и защищусь. Если не отвлекусь на что-нибудь и поднажму в каникулы, то к следующему Рождеству вернусь домой, – Луи довольно потер ладони, и Лиам подумал, как давно он видел этот жест в обычной жизни да еще у молодого человека. – От большого ума толку мало в реальной жизни, – пожаловался парень, постучав себя по лбу указательным пальцем почти с негодованием. – Со мной вот никто дружить не хочет. Ну и дураки! – Луи вдруг от души засмеялся, на мгновение запрокинув голову, и расслабленно махнул рукой. – Могли бы использовать меня для выполнения практических работ и написания курсовых, а так только могут, что переписывать скудную информацию из интернета, куда такие, как я, её и заливают. Лучше бы на литературу пошел, – внезапно заявил он. – Там хотя бы интересно. И он с уважением посмотрел на Лиама, чья специальность была намного шире, чем просто литература, охватывая и лингвистику, и даже историю, но профессор не стал вдаваться в объяснения. Впервые за долгое время путешествий по стране ему куда интереснее был собеседник, чем собственные ученые степени и услышанные от экскурсовода факты об очередной церквушке или доме-музее знаменитой поэтессы. Наверное, он собрал за всю жизнь столько фактов, что мог бы создать несколько настольных игр-викторин, если бы видел в этом хоть какую-то пользу. – А чем тебе твоя специальность не угодила? – дружелюбно поинтересовался Лиам. – Не люблю людей, – Луи демонстративно скривил лицо и высунул язык. – В литературе все люди идеальные, – парень мечтательно махнул рукой и чуть не сшиб чашку кофе, но вовремя поймал её за ручку, пролив пару капель на крышку стола. – Простите, – виновато проговорил он, но Лиам с улыбкой отмахнулся, показывая, что все в порядке, и парень снова приободрился. – В литературе у всего есть объяснения, причины. У людей есть мотивы, цели, мечты. С такими бы я пообщался. А реальные люди — полный отстой, – заявил Луи категорично и даже дернул подбородком. – Раки вареные. Я даже пальцем не пошевелю, чтобы сделать для них хоть что-то. Лиам снова улыбнулся. Этим жестом парень напомнил ему ласку — маленького зверька с очень острыми зубками, который вполне мог бы вцепиться кому-нибудь в загривок. Ему даже показалось, что голубые глаза Луи на мгновение блеснули, как бусинки, но это, конечно, была игра света. Впрочем, Луи казался очаровательным, то ли потому что вел себя как-то по-детски искренне, то ли из-за того, что ему очень шел мешок, по недоразумению оказавшийся толстовкой. У Лиама не было иллюзий по поводу студентов. Он их много повидал на своем веку, но одно знал совершенно точно — дети растут очень быстро. И взрослые качества вроде хитрости и изворотливости появляются много раньше, чем они приходят в высшие учебные заведения. Ему довелось преподавать и шестнадцатилетним, и они мало чем отличались от двадцатилетних. Лиам знал, кто делает домашнее задание сам, кто списывает, кто сидит на выходных в библиотеке, кто ведет активную социальную жизнь, кому не интересно ничего — ни учеба, ни хобби, ни собственное благосостояние, даже если в аудитории все, как один, притворялись паиньками. Нет, Лиам не стал от этого меньше любить свою работу. Профессор Пейн охотно делился знаниями, радовался, когда видел, что затронул в молодых умах что-то, строго отчитывал, если был недоволен на экзамене, и с добродушием предлагал остаться на факультатив, если видел, что у студентов проблемы с пониманием материала. Просто он не имел привычки переоценивать людей. Потому и не разочаровывался. И теперь вдруг сердце нетерпеливо стукнуло, будто говоря: «Этот парень — что-то особенное». Как будто Лиам был в том возрасте, чтобы интересоваться молодыми студентами. Как будто ему вообще хотелось спустя столько лет вязнуть в этом болоте. Он почти и не помнил, каково это, если честно. И, если уж на то пошло, не очень хотел это помнить. – Пустил же ты меня за стол, – заметил Лиам спокойно. Почему-то он улыбался, даже несмотря на то, что видимого повода для улыбки не было. – Вы — другое, – возразил Луи, упрямо глядя прямо в его глаза. – Вы тоже людей не любите. Иначе бы стали каким-нибудь доктором. Изобретали бы вакцину от всех болезней... Пейн поперхнулся, и Луи машинально подскочил, чтобы от души похлопать его по спине. Надо признать, Лиама давно так никто не колотил, обычно все считали, что с возрастом человек становится совсем хрустальным, но Томлинсон не пожалел его старую спину, будто он не поперхнулся кофе, а засунул себе в горло огромный кусок тимпаны. – Я люблю людей, – сказал Лиам осторожно, наблюдая, как Луи садится на стул. Правда, «садится» не было правильным словом, когда речь шла о Томлинсоне. Этот с размаху шлепнулся на стул и точно бы его сломал, если бы не весил меньше, чем самая маленькая порция обезжиренного йогурта. – Нет, то, что вы любите каких-то людей выборочно, вроде семьи или друзей, еще не значит, что вы любите людей, – назидательно сообщил Луи, упираясь локтем в стол. – А у вас будут еще лекции, профессор? Вопрос застал Лиама врасплох. Он почему-то думал, что они еще некоторое время поговорят об обществе, людях, о том, что правильно и неправильно, но Луи соскакивал с темы легко, будто его мысль неслась на скоростном поезде, лишь ненадолго останавливаясь на станции, чтобы купить себе молочный коктейль и свежую газету. – Нет, я скоро уезжаю, – медленно проговорил профессор Пейн, с удивлением понимая, что уезжать как раз не очень-то хочется. Пожалуй, это был достаточно милый городок с достаточно приятными людьми, чтобы хотелось задержаться на некоторое время. Пожалуй, дело было даже не в самом городке и не во всех людях, а только в студенте, но это было бы глупо. Лиам давно вышел из того возраста, когда мог позволить себе короткие интрижки (тем более со студентами). Он и раньше не особенно любил быстро сближаться с кем-то за один день, предпочитая сначала узнать хоть что-то о собеседнике. И вот он — Луи. О нем ничего и не нужно узнавать. Открытая книга. А еще он семнадцатилетний парень, и Лиам не мог себе позволить даже думать об этом студенте в каком-то сомнительном ключе. В конце-концов, он давно решил, что ему это не нужно. Да и с чего он взял, что сам студент видит в нем кого-то, кроме старого преподавателя? Конечно, Лиам довольно хорошо сохранился, был еще на что-то годен, не говоря уже об опыте, но это отнюдь не значило, что он представляет какой-то интерес для молодых людей. – Что? Вот черт! – разочарованно протянул Томлинсон, и его брови смешно сдвинулись. Забавная морщинка на лбу Луи напомнила Лиаму ямку на песке. – А я так хотел еще что-то послушать! Это просто несправедливо! Негодование заставило его глаза штормить. – Ты можешь записаться на факультативы по гуманитарным наукам, – посоветовал Лиам, окинув взглядом кафетерий. Людей было по-прежнему много, их размеренный шум походил на рой пчел. – Говорят, здесь преподают настоящие специалисты... – Нет, я ваши лекции хочу, – резко ответил Луи и внезапно снова подпрыгнул на стуле, будто его ужалили. – Хотите, я вам пончик куплю? – вдруг спросил он. – Все остальное тут не очень. Ну, может, еще пудинг, – задумчиво добавил Томлинсон. – Но сегодня банановый — он семь из десяти, – со знанием дела заметил Луи. – А вот если бы был шоколадный, тогда другое дело, конечно. Но он только по четвергам, когда в кампусе целая толпа, так что сейчас приходится довольствоваться тем, что есть. Ну, так как? – Луи снова посмотрел на Лиама, разве что ногой не пристукнул, точно кролик лапкой. – Пончик? Лиам удивленно поднял брови, силясь вспомнить, как давно его пытались угостить. На ум ничего не шло, кроме давнишних случаев, когда он еще ходил на свидания или позволял коллегам приглашать себя отдохнуть вечером в пятницу. С возрастом Лиам привык угощать себя сам. Ему нравилось чувствовать себя самодостаточным, в этом был явственный плюс почтенных лет — возможность руководить ситуацией в любом ключе, быть хозяином положения, как бы ни развивалась ситуация. Но парень совершенно точно не хотел его обидеть, и его почти детское лицо было приятно-искренним. Что-то в нем смутно не давало Лиаму покоя, но он не мог определить характер этого чувства. Не могло же это на самом деле быть влечением? Пейн даже не помнил, когда в последний раз испытывал такое. – Спасибо, не нужно, – мягко отказался Лиам, взглянув на огромную толпу, и живо представил, как Луи пробивается вперед локтями, чтобы заполучить злополучный пончик. Эта мысль даже позабавила его немного, уж очень явственно ему виделся парень, протискивающийся впереди всех, чтобы заполучить десерт для профессора. – Я собирался вернуться в мотель и поесть там. Если... – Лиам внимательно посмотрел на Луи, который снова глядел на него так, будто ожидал чего-то. – Если захочешь вдруг послушать что-то еще, я собираюсь провести завтрашний день в парке... – Я приду! – необычайно громко воскликнул Луи, всполошив ребят за соседними столами. Его было много, даже слишком, если судить по лицам других студентов. Но Лиам, у которого с годами открылись глаза, подумал, что это не так уж и плохо — заполнять собой унылое пространство этого мира. – Диктуйте, как добраться до вашего парка... Вытащив карту — Луи было спросил: «Кто носит карты, когда есть навигатор?», но тут же извинился, увидев, какая она красивая и подробная — Лиам максимально точно объяснил ему, как добраться из кампуса до парка, предупредив о том, чтобы парень смотрел по сторонам, переходя по улице, потому что трафик в некоторых местах был довольно оживленным. Луи торжественно пообещал ему, что будет соблюдать правила дорожного движения. Перед тем, как покинуть кафетерий, Лиам в последний раз обернулся на дальний столик, где все еще сидел Луи. Он по-прежнему смотрел на него, хотя нога уже придвигала сумку с книгами поближе. Рука студента метнулась вверх, неловко замирая в воздухе, будто ее свело. Лиам помахал ему сам, и Луи даже подпрыгнул, чтобы профессор Пейн точно увидел, как он машет в ответ. За обедом Лиам все еще думал о студенте. Это было вдвойне странно. Лиам никогда не думал о своих студентах в непрофессиональном ключе. А в последние несколько лет он не думал вообще ни о ком. Отношения затрачивали много сил и времени, а Лиам знал — у него нет ни того, ни другого. Врач, конечно, называл это «поправить здоровье» да только все старики про себя знают — это совсем другое. То, чего нет, не поправишь. Поэтому Лиам не строил планы на будущее, жил моментом, старался наслаждаться каждой минутой. Луи несомненно был будущим, как и все люди его возраста, но Лиам ничего не мог с собой поделать. Это короткое знакомство впечаталось в его серую жизнь ярким пятном. Голубым, как кусочек неба в полдень. Лиаму не хватало цветов, но он осознанно смешал все в своей палитре. Он был неглупым человеком, даже когда его кожа не напоминала пергаментную бумагу. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы глупить сейчас. У него была прекрасная юношеская влюбленность, было несколько краткосрочных отношений в юности, запомнившихся своим безумством, была большая любовь долгих сорок лет, сделавшая его бесконечно счастливым и закончившаяся похоронами. Совместными, потому что в тот момент Лиам похоронил и часть себя. Восстанавливался профессор Пейн долго — во многом помогла тяжелая, изнуряющая работа, в которую он зарылся с головой. Пейн твердо решил, что с него хватит, и совсем ушел в профессию, пока не подорвал здоровье. Впервые у него появились хобби, далекие от работы и того, что они делали совместно. Теперь профессор Пейн пристрастился к прогулкам и в каждом городе, куда приезжал, старался найти уютное местечко, чтобы вдоволь поразмять ноги среди живописных пейзажей, прежде чем снова тронуться в путь неизвестно куда. В такие моменты он почти жил заново. Парк понравился Лиаму. Он много где был за последние пару лет, пока колесил туда-сюда по всей Британии, но мог оценить простоту и гостеприимность садов и скверов. Ему нравилось слушать, как шумит листва, как журчат фонтаны, сверкает гладь воды прудов и озер. Лиам полюбил неприхотливые цветы, аккуратно подстриженные кусты, скромных обитателей парков в виде белок и голубей, которых иногда подкармливал, а также скамеечки, где он мог передохнуть, если прогулка немного утомляла его организм. Лиам не ожидал, что Луи действительно придет, хотя и причин не верить студенту у него не находилось. Просто была середина рабочей недели, а мальчик должен усердно заниматься и прилежно посещать университет. Но Луи пришел. Нагнал его у пруда, в котором тихо плескались лебеди, успевая волочить за собой тяжеленную сумку, которая, похоже, больно хлопала его по бедру. Звук был такой, будто Луи каким-то образом поместил внутрь кирпичный завод. – Зачем все время носить их с собой? – после взаимных приветствий полюбопытствовал Лиам, глядя, как подросток отдувается. – А? – Луи невнимательно посмотрел на свою сумку. – Это уже новые. Только что из библиотеки, – объяснил он, раскачиваясь туда-сюда, чтобы отдышаться после длительного бега — он пересек почти весь парк. – Некоторые книги в единственном экземпляре, нужно успеть прочитать их раньше, чем кто-то из студентов возьмет нужную мне литературу на целый месяц, – в голосе Томлинсона можно было различить неодобрение. Лиам улыбнулся, чувствуя, как по венам заструилось что-то теплое, непривычно резво разгоняя старую кровь. Это чувство напомнило ему глоток шампанского, приятно волнующий голову не резким опьянением, а легким весельем. Почему-то Луи поднимал ему настроение одним своим присутствием, при чем даже не прилагая усилий. И это при том, что Пейну в принципе не хотелось, чтобы у него поднималось настроение. Пребывать во флегматично-спокойном состоянии было привычно и понятно. Слишком бурные радости были подозрительны, как будто за них потом обязательно придется расплачиваться. Этого бы профессор Пейн сделать не смог. После произошедшего у Лиама больше ничего и не было. Кроме, может быть, знаний. – У тебя сегодня есть окно в учебном плане? – поинтересовался Лиам, опускаясь на скамеечку. Говорить и ходить одновременно казалось ему слишком энергозатратным процессом. – Нет, – безмятежно ответил Томлинсон, зачем-то взъерошив свои волосы, хотя они и так выглядели достаточно мило. Лиам невольно залюбовался. – Я пропускаю лекции, – заявил вдруг Луи таким тоном, будто это было нечто, разумеющееся само собой. – Вчера прочитал учебник, так что смогу ответить по любому разделу, если меня вдруг решат на чем-нибудь подловить. Пусть только попробуют! – фыркнул он, погрозив воображаемым преподавателям кулаком. У него было настолько воодушевленное лицо, будто Луи даже хотел, чтобы его попытались поймать на незнании, и он смог бы поставить кого-нибудь из профессуры на место. – Ну, рассказывайте, – покровительственным тоном проговорил Томлинсон. Лиам удивленно качнул головой, но все-таки достал из внутреннего кармана тетрадку в потрепанной обложке, сверился со своими заметками и начал рассказ. Слова складывались в предложения ровно и плавно, правда, дело было совсем не в том, что он знал тему досконально, как свои пять пальцев. Наверное, истинная причина уверенности и спокойствия Лиама заключалась в том, что его слушали. Поразительно тихо и спокойно сидел Луи рядом с ним, не шевелясь, не отвлекаясь на посторонние звуки, будто его действительно интересовало то, о чем Лиам говорил. И Лиам говорил. Говорил о гуманизме, о проторенессансе и о Возрождении, как будто жил этим, жил последнее мгновение. Его мысли плавно перетекли в сторону наследия, художественных идеалов и непрофессионального искусства, обозначили великие имена, деяния, будто это было его наследие, его идеалы, его искусство, его имена и его деяния. Лиам и раньше был вовлечен с головой в литературу, лингвистику и историю, но сейчас, находя отражение своих слов в необъятных внимательных глазах, чувствовал себя, как никогда, воодушевленным. В какой-то момент он так заговорился, что не заметил, как его занесло. Лиам давно не вел полноценных лекций, поэтому его мысли неслись бурным потоком горной реки от одной точки к другой, заставляя Пейна захлебываться в собственных ощущениях. Разговаривая, Лиам не заметил, что прикрыл глаза, передаваясь мечтаниям — теперь он будто переживал реформацию, возрождался, наполнялся любовью в её земном смысле. К нему вернулось давно забытое чувство, когда Лиам действительно верил в то, что говорил. Пожалуй, он скучал по этому. – Гармония — редкое сочетание. Это то лоно, в которой рождается вольная жизнь, – Лиам внезапно открыл глаза и взглянул на Луи. Парень по-прежнему смотрел на него, не мигая, и солнечный свет мягко отражался от голубых блюдечек. Лиам коснулся своей шеи — она слегка затекла. – Кажется, я немного устал. Луи посмотрел на часы и зачем-то постучал по ним пальцем, хотя они прекрасно работали, после чего снова обратил взор на Лиама. Пейн неловко кряхтел, впервые за долгое время стесняясь того, как он себя чувствует. Скамейка оказалась не очень удобной — у нее не было спинки, и у Лиама ныло все тело, особенно кости. Кажется, они просидели так часа три, что для Лиама было очень долго. Ему нужна была какая-нибудь опора. – У меня масса вопросов, – завил Луи благоговейным голосом, но послушно придержал их, видя, что лектор устал. – Купить вам воды, профессор Пейн? – Ты работаешь? – спросил Лиам, продолжая растирать уставшую шею. Стоило немного повертеть головой, и ощущения становились менее неприятными. Но это был краткосрочный способ. Врач говорил что-то о массаже, но это не слишком вязалось с его советом о поездке, поэтому было решено просто не перегружать спину и шею. – Нет, но... – Тогда я не хочу тратить деньги твоей матушки, – решительно заявил профессор Пейн, поднимаясь со скамейки. Как обычно, ему с трудом верилось, что твердая скамейка ранее показалась ему очень удобной. – Пойдем. Перекусим. Покосившись на свою раздутую сумку, из которой ехидно торчали острые углы тяжеленных книг, Луи заерзал нетерпеливой мышью. От одной мысли, что ему придется снова тащить эту поклажу на себе, Томлинсону, видимо, становилось не по себе, потому что он даже скривился, сильно оттянув подбородок вниз. Лиам почти захотел подколоть парнишку по поводу электронных книг, как ранее Луи поступил с его чудесной картой, но вовремя вспомнил, что некоторые издания высшие учебные заведения печатают сами и не трудятся оцифровывать, пока положение не становится совсем критическим. – Я на машине, – успокоил его Лиам, продолжая не без веселья наблюдать за лицом Томлинсона. – Тебе не придется все время носить их с собой. – Барахло, – повторил Луи, махнув рукой. – Штраф только платить не хочется. Непредвиденные траты — полный отстой, – наябедничал он. Однако Луи с полной готовностью вскочил со скамейки и даже решительно схватил Лиама за руку, как будто подозревал, что профессор Пейн может в любой момент грохнуться в обморок. Лиам, конечно, себя совсем уж развалиной не считал, но ему было приятно, что он идет за руку с таким молодым человеком. Раньше Лиам за собой такого не замечал, но решил, что, похоже, и его коснулась старость. Впрочем, если она проявлялась так очаровательно, это казалось ему довольно милым. Если дело, конечно, было только в этом, и он не искал в поступке юноши каких-то скрытых подтекстов. По крайней мере, вдвоем они довольно быстро выбрались из парка. Своей машины Лиам не стеснялся. Возит, и ладно. Тем более, с возрастом он стал ценить комфорт больше, чем обтекаемые формы. Иногда ему хотелось разогнаться, как следует, выжать из автомобиля максимум, ринуться навстречу ветру, но реакция была уже не та, а желание погонять по трассе казалось не настолько сильным, чтобы рисковать своей жизнью и жизнями других людей. Разместившись на пассажирском кресле, Луи тут же стал рыться в его вещах, предварительно, конечно, спросив: «Можно?». Причин отказывать Лиам не видел. Содержимое бардачка увлекло парня на несколько минут. Ручка, ежедневник, салфетки, солнечные очки и правила дорожного движения Луи не сильно заинтересовали. Даже мятные конфетки он проигнорировал, явно ища что-то другое. Несколько секунд поразглядывал сувенирные карты из разных городов, прежде чем снова вернулся к поискам. И, чем дольше он рылся в бардачке, тем серьезнее становилось его лицо. Молчал Луи относительно долго, но Лиам видел — он очень хочет что-то сказать. Это было даже удивительно, потому что до этого момента Пейн считал, будто парень сразу говорит все, что думает. Впрочем, Луи все же оправдал его надежды, когда они остановились на светофоре. – А вам разве можно водить машину? – наконец, выпалил Луи, густо краснея, будто сказал какую-то пакость. Лиам еле подавил желание рассмеяться. Он никогда не хранил права в бардачке, предпочитая все время держать их при себе. Почему-то так ему было спокойнее, как если бы он был молодым человеком, которому очень хочется проскочить в бар для взрослых. Собственное сравнение показалось Пейну забавным, и он с удивлением отметил, что уже второй день подряд чувствует себя необычайно хорошо. И снова странное чувство, будто за внезапную, беспокойную радость потом придется расплатиться чем-то, чего у него даже нет. Лиам считал это вполне справедливым, если бы жизнь не брала за свои подарки втрое больше. – Я пересдавал на права, – ответил Лиам спокойно и несильно щелкнул пальцем по роговой оправе. – Не бойся, когда я в очках, вижу все отлично. – Люблю кататься, – Луи с довольным видом вертел головой во все стороны. – Мы к вам поедем, да? Предложение прозвучало невинно, но Лиам все равно машинально выдохнул. Он давно не слышал этого вопроса. Пожалуй, последним об этом спрашивал он на втором или третьем свидании, и это было так давно... Пейну на тот момент было меньше тридцати. «Мы ведь к тебе поедем?» – так он спросил тогда, и Лиам на несколько секунд замер, словно изваяние, пытаясь понять, думают ли они об одном и том же. В тот раз оказалось, что думают, и это стало началом большого будущего длинной в вечность. В этот раз... Лиам не был уверен, что может позволить себе хотеть об этом думать, несмотря на то, что мысль уже скользнула в определенном направлении. – Нет, – осторожно ответил Пейн. – Найдем кафе, где можно перекусить. – Как свидание, – удовлетворенно сказал Луи, продолжая увлеченно смотреть в окно. Краем глаза Лиам заметил, что у Томлинсона покраснели уши. – Клево. Лиам чуть не врезался во впереди идущую машину, полностью опровергая свои слова о том, что в очках он отлично водит автомобиль. Хотя, конечно, дело было не в зрении. Лиам чуть не проклял свой старый мозг за то, что он вдруг превратился в студень. Ему даже в голову не могло прийти, что он когда-нибудь станет жаловаться на то, что не может собрать мысли в кучку. Конечно, это было не старческое слабоумие — от него Лиам был далек, как от Северного Полюса, но что-то определенно творилось в его голове со вчерашнего дня. Не с самого утра, когда Пейн только приехал, а с того момента, как он подсел к семнадцатилетнему пареньку выпить кофе. Ему не хотелось быть старым безответно влюбленным дураком, тем более, если потенциальный «партнер» оказывался младше настолько, но все, кажется, только к тому и шло. Чувствовать себя дураком было по-своему приятно, если бы не одно «но». Лиам не позволял себе будущее. Он прекрасно знал — один раз отступишь от правила и снова съедешь в пропасть, откуда не выберешься никогда. И тогда тьма, хуже, чем смерть, самосожаление и та старая, ноющая боль, все еще тревожащая Лиама по ночам, когда он мучился бессонницей. Пейн так и не приучился спать в односпальной кровати, а двуспальная казалась холодной и мертвой, к этому невозможно было привыкнуть. С соседнего кресла упрямо светило солнце, и, наверное, Пейн тянулся к нему неосознанно. Однако поделать с этим все равно ничего не мог. – Я бы назвал это дружеским обедом, – наконец, сказал он, не совсем веря своим словам. Конечно, если парень говорил это всерьез, Лиам должен был переубедить Луи, однако уверенности в том, что он на самом деле хочет это сделать, не было. Наверное, потому что Лиам даже до конца не осознавал, кому он именно должен. Мешает ли ему пресловутая мораль или он просто шел на поводу своих принципов, которые помогали ему выживать последние лет десять? Пейн даже не хотел вдаваться в детали. Ему впервые за долгое время было тепло. – Друзья у меня и так есть, – тем временем с нешуточной серьезностью запротестовал Луи, натягивая ремень безопасности. – Ты же говорил, что с тобой никто не хочет дружить, – припомнил Лиам непринужденным голосом. На память профессор Пейн, конечно, не жаловался, но все равно удивился тому факту, что он запомнил почти все слова, сказанные студентом вчера. – Только в этой дыре, – пояснил Луи, привычным жестом отмахиваясь. – А вот вне университета у меня есть компания. Гении, саванты, одаренные, – парень демонстративно закатил глаза. – Правда, больше половины альтруистов, которые хотят строить космические корабли и станции, знакомиться с внеземными цивилизациями, изобретать вакцины от всех болезней, – с видимым пренебрежением добавил он. – Но с ними есть о чем поговорить. С вами лучше, – с внезапной уверенностью заявил Луи. – Вам плевать на мои знания. Вы цените только свои, – с уважением добавил он. – Вы не кудахчете: «Какой ты умный!» и не задираете нос, как мои приятели: «Ой, никто в мире не может понять таких осо-о-обенных людей, как мы», – издевательски протянул Томлинсон, вновь закатывая глаза. – Не удивительно, что ты не любишь людей, – мельком заметил Лиам. Луи расплылся в улыбке и даже слегка порозовел. – Вот, – торжественно проговорил он. – Вы только что завуалированно назвали всех идиотами, – с восторгом заметил Томлинсон. – А я в вас, кажется, влюбляюсь. Лиам натянуто улыбнулся, стараясь не смотреть на довольного подростка, хотя взгляд все равно сам собой скользнул по его лицу и худенькой фигурке в безразмерном мешке, прежде чем Пейн снова сосредоточился на дороге и ведении автомобиля. Он не хотел признавать, что его старое сердце приятно защемило. Они проехали еще немного в молчании, почти комфортном, если бы Луи не мычал какую-то песенку себе под нос. Увидев интересную вывеску, профессор Пейн решил затормозить поблизости. Семейное кафе — не такая уж плохая идея. По крайней мере, такие места не выглядят слишком романтично. Хотелось немного взбодриться и с удобством посидеть вне машины, где тема так или иначе скользила в опасной близости от чего-то не совсем правильного. У Лиама машина с молодости ассоциировалась с физической близостью. Он был уверен, что с тех времен в головах молодых людей ничего не поменялось. Луи продолжал вести себя несносно — вежливо помог ему подняться по ступенькам, хотя у Пейна никогда не было проблем с лестницами, о чем он и поспешил сообщить подростку, отворившему перед ним дверь. Столик он тоже выбрал сам — пока Лиам оглядывался, успел обежать зал и найти местечко у окошка, чтобы было видно улицу и проезжающие мимо машины. Лиам расположился напротив подростка и со всем вниманием изучал довольно обширное для кафе меню, пока Луи терроризировал официанта. – Значит, мне ванильное мороженое с клубничным сиропом, безе, круассан, пирожное с медом и орешками и... – Луи осекся, замечая что-то интересное. – А что там за ваза с конфетами на соседнем столе? А нам можно такую? А вместо вишенки можно на капкейк положить клубничку? А что значит... – Ты всегда такое ешь? – поинтересовался Лиам, отрываясь от меню. Увлеченный своим заказом, Луи рассеянно кивнул. Когда он говорил о сладостях, у него горели глаза не хуже, чем во время чтения. – Я думаю больше, чем обычные люди, и, стало быть, энергии мне тоже нужно больше. Мой мозг требует сахар, – добродушно пояснил Луи, несильно постучав себя по лбу костяшками пальцев, и снова повернулся к официанту. – И не забудьте про мусс и суфле. Лиам побоялся себе представить, как выглядит желудок Луи, если юноша все время поглощает сладости в таких количествах. Что-то подсказывало ему, что за семнадцать лет жизни Луи он пострадал намного больше, чем искушенный разной вредной пищей желудок Лиама. А ведь Пейн и в алкогольных напитках себе не отказывал в свое время. Что ж, по крайней мере, Томлинсон исправно чистил зубы — они у него были светлыми и, похоже, крепкими. Задумавшись, Лиам не заметил, как Луи успел перебрать все десертное меню и теперь вслух гадал, влезет в него сливовый пирог или лучше уменьшить порцию (а если уменьшить, то на половину или на треть?). Пейн решил, что самое время вмешаться. – Сначала принесите, пожалуйста, молодому человеку овощное рагу с индейкой, а потом все остальное, – распорядился Лиам, игнорируя возмущенный взгляд Луи. – А мне чашечку кофе, – мило добавил он. – У вас очень заботливый дедушка, – сказал официант, взглянув на насупившегося Луи, который от негодования не знал, куда себя деть. Вид у Томлинсона стал еще более рассерженным. Было похоже, что он записал официанта в личные враги. – Он мне не дедушка, – засопел Луи, прищурившись. – Мы встречаемся, – оскорбленно добавил он. Из пальцев парнишки едва не выскользнул блокнот для записей, но, Пейн отдал ему должное, он не потерял лицо и не стал демонстративно морщить нос и дергать подбородком, показывая свое негодование. Возможно, просто не поверил, что было даже лучше, иначе бы и Лиам ненароком стал в это верить. Ухмыльнувшись, Лиам качнул головой, провожая взглядом изумленного официанта. – А себе вы овощи не заказали, – накинулся на него Луи, стоило официанту исчезнуть за поворотом. Лицо у него казалось совсем оскорбленным, как будто профессор Пейн лично его обидел. – Мне не семнадцать, – ответил Лиам, спокойно выдерживая его взгляд. Луи хотел что-то возразить, но внезапно покраснел и спрятал щеки за ладонями. – Вы красивый, – проговорил Томлинсон внезапно покорным голосом. – Не надо так на меня смотреть. На этот раз покраснел уже Лиам. Этого с ним тоже не случалось довольно давно, поэтому странное пощипывание щек показалось ему неожиданным и даже приятным. Несколько секунд они исподтишка поглядывали друг на друга, как смущенные подростки, похоже, начисто забыв о том, что один из них и есть смущенный подросток, а второй давно вышел из того возраста, когда в принципе есть повод для смущения. Их пальцы почти столкнулись на крышке стола и замерли в опасной близости, и Лиам подумал, действительно ли им обоим захотелось коснуться друг друга, или это была чистая случайность? К счастью, положение спас официант, принесший еду для Луи и кофе для Лиама — это заставило их синхронно откинуться назад. Пейн расслабленно выдохнул, чувствуя, как ноздри щекочет знакомый кофейный аромат. Две чашки за два дня — если бы врач знал, чем он занимается в поездке, точно бы не посоветовал профессору Пейну путешествовать. Однако ему все еще было хорошо, так что Лиам готов был рискнуть своим здоровьем. Луи посмотрел на рагу со смесью недоверия и любопытства, принюхался, с подозрением потыкал вилкой, но все же начал послушно жевать овощи, попутно рассказывая о том, что он думает по поводу, наверное, всего на свете. Казалось, у него обо всем есть свое мнение, иногда даже весьма категоричное, но то, как Луи говорил об этом, несомненно подкупало. Лиам, наверное, даже вернулся бы к регулярной работе, если бы кто-нибудь гарантировал ему такого способного и внимательного ученика, как Томлинсон. – Я только недавно узнал, что такое «идеографическая картина мира», – сказал Луи, когда принесли десерт. То, что он с кислым видом съел целую порцию рагу, не помешало ему всерьез налечь на сладости. – Даже стыдно, – произнес он с набитым ртом. Лиам галантно протянул ему салфетку, игнорируя порыв лично стереть сироп с детского личика. Луи непонимающе смял её и резким движением вытер перепачканный сиропом рот тыльной стороной ладони. – Ничего стыдного, – отозвался Лиам. У него было слишком хорошее настроение, поэтому он заказал еще одну чашечку кофе. – В мире слишком много знаний, чтобы сразу объять их все, будь ты хоть трижды гений, – объяснил он. Слово «гений», похоже, Луи не очень нравилось, поэтому Лиам сделал мысленную пометку больше его не произносить. – Есть совсем простые словари. Халлига, например, и Вартбурга. – И что там вкратце? – воодушевленно поинтересовался Луи, со свойственной ему решимостью расправляясь с мороженым. Он явно хотел уничтожить его раньше, чем оно растает. – Деление всего на Вселенную, Человека и Человека и Вселенную. Вселенной — на небесные тела, растительный мир, животный мир и землю. Человека, как живое существо, душу и разум, как общественное существо, социальную организацию или институт. Ну, и Человека и Вселенной на априорный класс и научно-технический, – объяснил Пейн. – Это если очень коротко, потому что имеются еще подпункты. К тому же, как я уже и говорил, это довольно простая классификация. На лице Луи появилось непередаваемое возмущенно-протестующее выражение. Он даже перестал отправлять в рот мороженое на несколько секунд, а потом недовольно отшвырнул ложку в сторону блюдца с пирожным. Кажется, у него даже пропало желание есть сладости. Правда, всего на несколько секунд, потому что парень все равно поглядывал на круассан с оттенком заинтересованности. «На него можно смотреть вечно, и это точно никогда не надоест», – с улыбкой подумал Лиам, наблюдая за его душевными терзаниями. – Ненавижу свою специальность, – пробубнил Луи, придвигая к себе слоеный полумесяц, и расстроенно взмахнул им, как дирижерской палочкой. – Почему вы преподаете что-то классное, а я изучаю полнейшую ерунду? – Ты почти совершеннолетний, – заметил Лиам мягко, увернувшись от круассана, который чуть не коснулся его носа. – Если и правда такой... мм... одаренный, быстро доделаешь тут свои дела и можешь быть свободен, как птица. Литература, лингвистика, философия, история, теология — все твое, – Пейн ободряюще улыбнулся, наблюдая, как Томлинсон впился зубами в пирожное. Он снова напомнил ему ласку. Луи просиял. Лиам безошибочно определил — его головой завладела какая-то идея, вроде той, что профессор Пейн обязательно должен стать его лектором. Вообще со стороны Луи было довольно опрометчиво встречаться с малознакомым человеком в парке, даже несмотря на то, что это был преподаватель. У Пейна даже был курс по безопасности лет двадцать назад, когда он убеждал студентов: ни в коем случае не соглашаться на личные встречи во всяких сомнительных местах, даже если предлагать будет куратор или сам декан. Тем более, если предложение поступит от незнакомца. Позже курс отменили, но Лиам про себя думал, что лишний раз напомнить о безопасности не помешает, поэтому занимался этим лично, без дополнительной оплаты. Бюджеты даже самых лучший университетов таяли на глазах, когда речь заходила о внеклассных занятиях. – Буду жить с вами, – обрадовался Луи, отрываясь от десерта. – Все типа будут вас порицать, что вы со мной связались, а я буду сидеть у вас на коленках и рассказывать про то, что это вы только на вид старый, а на самом деле... – Ты ужасно воспитан, – быстро сказал Лиам, разглядывая опустевшую чашку кофе. Однажды, когда они еще были молоды, он сказал, что умеет предсказывать будущее по остаткам кофе или чая, и всегда подшучивал, если Лиам вдруг просил рассказать, что там светит ему в будущем. Впервые слово «будущее» вызвало содрогание не сразу. Лишь когда Пейн вспомнил, что ему нельзя об этом думать. – Вот вы меня и воспитаете. И все. Ответить на это было нечего, каким бы большим словарным запасом ни обладал профессор Пейн. Лиам дождался, пока Луи закончит с десертом — Томлинсон ел со скоростью молнии, казалось, глотал, не жуя — позволил настойчивому студенту оплатить ему кофе и решил подвезти его до кампуса. В последнее время погода вдруг резко портилась — он это заметил еще по пути, когда пришлось остановиться, чтобы переждать легкую бурю. К тому же, весной всегда шли дожди, порой достаточно холодные, так что можно было с легкостью простудиться. По Луи было сразу видно, что он довольно быстро простужается. Пейн пару раз заметил, как он шмыгнул носом и чихнул, но это могла быть и аллергия. Правда, и сам Лиам тоже не обладал безупречным здоровьем, особенно в последнее время. Старость давала о себе знать и сигналила ослабшим иммунитетом, не говоря уже о ревматизме. Последний предсказывал плохую погоду лучше, чем девочка-синоптик с федерального канала. Но это были сущие мелочи по сравнению с тем, как иногда вела себя его спина. Ей не нужен был повод, чтобы разболеться. Пока Лиам вел машину, Луи занялся изучением сувенирных карт и снова посетовал на то, что прожигает жизнь на всякую ерунду. Лиам впервые видел такое рвение к гуманитарным наукам. Обычно все «одаренные» стремились показать себя в физике, химии или биологии, игнорируя то, чем, по их мнению, может заниматься любой дурачок, умеющий мало-мальски складывать слова в предложения. И тут Луи со своим скорочтением, умением быстро решать задачки в уме и усваивать информацию. А еще у Луи не было привычки «блистать». Если Лиам хорошо разбирался в одаренных, многие из них были амбициозны — хотели получать награды, появляться в научных газетах и приходить на телепередачи, в общем, демонстрировать свои способности. Луи рассказал ему за обедом, что наоборот всегда старался держаться подальше от «славы», а те несколько лет, что он провел дома, занимаясь компьютерными программами, вообще мог назвать самыми счастливыми в своей жизни. По его словам, ему всегда было не очень комфортно с людьми. Одни заглядывали ему в рот, другие надменно хихикали над теми, кто не мог в уме найти квадратный корень из восьмисот сорока девяти. – А завтра вы приедете? – спросил Луи, когда Лиам остановился у студенческого городка, впрочем, не заезжая внутрь. Машина привлекла бы внимание, хотя, конечно, их нельзя было ни в чем заподозрить. Любой студент или преподаватель подумал бы, что он просто пожилой родственник, решивший навестить внука или племянника во время занятий. В этом, наверное, был очередной плюс старости. Если бы не ноющие коленки и побаливающая спина, можно было бы смириться с подобным раскладом. – Посмотрим, – неуверенно отозвался Лиам, краем глаза замечая разочарование на лице паренька. – Я хотел посетить Церковь Святого Освальда. Или сходить в музей авиации. Не решил точно, здесь много интересных мест, – пояснил он, поглядывая на бардачок, где снова лежали его карты. Дома у него... то есть, у них имелась целая коллекция карт из разных удивительных мест. Правда, раньше они часто ездили заграницу, и карты соответственно описывали зарубежные города, нередко на языке носителей, тогда как сейчас все карты, что привозил Лиам, были исключительно британскими. Возвращаясь домой, Пейн всегда добавлял новые карты к их коллекции, но никогда не рассматривал их после того, как размещал в кабинете. Это была своеобразная точка не возврата. В этот момент его карты становились их картами, и Лиам не мог решиться снова коснуться этих бумажных листов, зная, что он этого сделать не может. – Я как раз завтра ничем не занят, – радостно сказал Луи, но все-таки немного умерил пыл, встретив взгляд строгих глаз. – Да там только одно практическое занятие и две лекции. Ерунда. – Если ты завтра сходишь на занятия, я обещаю, что приеду за тобой, – сказал вдруг Лиам. Несколько мгновений Луи усердно пытался найти подвох. – То, что я схожу, не значит, что я буду себя хорошо вести на занятиях или записывать лекцию слово в слово, – предупредил Луи, прищурившись. Лиам ласково улыбнулся ему и помог отстегнуть ремень — он иногда заедал. – И, если преподаватель скажет какую-нибудь глупость, я не стану об этом молчать. – У меня и в мыслях не было так над тобой издеваться, – сказал Лиам, прежде чем они попрощались. В тот день он больше не вспоминал ни о картах, ни о точке не возврата. К удивлению Лиама, его голову снова занимал Луи, с притворным недовольством поедающий овощное рагу. Нет, сначала ему действительно не нравилось, но потом он стал поглощать обед активнее. А когда последний кусочек индейки упал под стол, Луи даже издал вопль негодования, неумело переделанный в торжественное: «Ха!», будто он так и планировал. Лиам даже уснул относительно рано, впервые за долгое время не мучаясь бессонницей так сильно, как раньше. Его не мучили беспокойные видения или изнуряющие сны, часто вызванные сознательно — он спал крепко и, открыв глаза утром, почувствовал себя неожиданно хорошо, несмотря на то, что на улице было пасмурно. Приняв быстрый душ и съев легкий завтрак, состоящий из овсянки и пары поджаренных тостов с соком, Лиам решил, что стоит все-таки посетить несколько достопримечательностей, а потом забрать Луи и повезти его смотреть на диких животных. Лиам не был уверен, что парень прослушает экскурсию, если ему не понравится экскурсовод, а вот на естественное поведение зверей всегда интересно посмотреть. Хотя бы сделает фотографии, как все подростки. Улица встретила его легким ветерком, и Лиам в который раз похвалил себя за то, что выбрал путешествие на машине. Возможно, ездить на поезде или летать на самолете удобнее, вот только если непогода застанет прямо в городе, лучше переждать её в удобном салоне собственного автомобиля, а не на автобусной остановке, не зная, как вернуться в отель. Для посещения Лиам выбрал замок, построенный Гамелином Плантагеном, величественно возвышающийся на холме. Пейн с удовольствием прослушал экскурсию, сделал несколько пометок в блокноте, после чего поднялся наверх, чтобы полюбоваться окрестностями с высоты крепости. Наслаждаться видом немного помешал ветер, но даже несмотря на расшалившуюся погоду, Пейн смог оценить представшую взору красоту — верхушки деревьев и крыши домов, напоминающие игрушечки. Отлично проведя время, Лиам отправился в студенческий городок. К тому моменту пошел ужасный дождь вместе с сильным ветром, и Лиам думал, что Луи, конечно, не будет ждать его в оговоренном месте, а вернется домой. Правда, внутри что-то все равно трепетно надеялось на встречу, и Лиам, если честно, устал постоянно себя одергивать. Это было именно то чувство, и Пейн уже ничего не мог с собой поделать. Это было просто... нецелесообразно. Решив проехать мимо, просто чтобы удостовериться в своей правоте, Лиам внезапно увидел худую дрожащую фигурку, промокшую до нитки. Сумка для книг была заботлива укрыта тонкой брезентовой курткой, чтобы содержимое не намокло, а сам Луи дрожал рядом, одетый в тонкую футболку, прилипшую к телу. Пейн даже языком цокнул, наблюдая, как Томлинсон раскачивается, словно былинка. Подъехав ближе, Лиам открыл дверь машины и помог Луи бросить книги на заднее сиденье. Парень завозился с ремнем, но потом бросил это дело, неловко похлопывая себя руками, пытаясь побыстрее согреться. Лиам щелкнул кондиционером, чтобы пустить теплый воздух, и Луи благодарно выдохнул. – Одаренный? – поинтересовался Лиам мягко. Луи пропустил его шпильку мимо ушей. – Это было рационально, – стуча зубами объяснил Луи. – В библиотеке сейчас не очень лояльны к читателям. Даже самые дорогие лекарства купить проще, чем найти стоящие аналоги книг, большинство которых старше, чем вы, – парень бросил быстрый взгляд на лицо Лиама. Пейн качнул головой — в последнее время ему все реже попадались подобные издания. Учебные пособия переиздавались с завидной периодичность. – Я думал, что вы не придете, – сказал вдруг Луи, прижимаясь щекой к спинке пассажирского кресла. Так ему было удобнее смотреть на Лиама, который будто бы был очень занят своей приборной панелью. – У нас было условие, – Лиам отрегулировал отопление. – Сейчас согреешься. Я хотел повести тебя в Парк Дикой Природы, но погодка не та, – добавил он немного виноватым голосом. Ему на самом деле хотелось сводить Томлинсона погулять. Особенно после того, как Луи сказал, что предпочитает проводить время дома, занимаясь серфингом в интернете. В мире было слишком много хороших мест и вещей, чтобы добровольно закрываться в комнате, сидя за мерцающим экраном. Ханжой Лиам не был — прекрасно понимал, что прогресс не стоит на месте, а сам он наверняка большую часть времени проводил бы за ноутбуком, если бы во время его юности интернет был настолько же быстрым, а приложения такими же интересными и удобными в использовании. Он, в отличие от своих коллег, не собирался доказывать с пеной у рта, что раньше было лучше, что в их время молодежь была другая... не была. Лиам помнил себя в этом возрасте и мог сказать, что учеба занимала не самое первое место в его голове. Но все-таки профессору Пейну хотелось, чтобы Луи запомнил прогулку с ним, прежде чем он снова тронется в путь. Все-таки юный Томлинсон действительно был особенным и, Лиам с уверенностью мог заявить, наверняка станет не последним человеком в высшем обществе, пусть сейчас и упирается руками и ногами. Конечно, нечего даже и рассчитывать, что он передумает насчет естественных и технических (за вычетом информатики) наук, а вот насчет гуманитарных уже можно было что-то сказать. К ним парень выражал неподдельный интерес. – С вами хорошо, – Луи откинулся назад в кресле, прикрыв на мгновение глаза. – Вот бы мы, правда, встречались. – И зачем? – спросил Пейн, постукивая пальцами по рулю. Хотелось сжать его так, чтобы он треснул, но вряд ли старые руки были на это способны, и ладони Лиама сами собой скользнули на колени. – Говорю же: влюбился, – ответил Луи, опустив голову так, что подбородок почти касался груди. С его волос стекло несколько капель, неприятно напоминающие о слезах, но Томлинсон не собирался плакать. – Что мне с собой поделать? «А что мне делать с собой?» – чуть не спросил Лиам, но только головой помотал. Может, он переборщил с отоплением, потому в горле стало непривычно сухо. Пейн даже попытался сделать мысленную пометку о покупке воды, но не смог сосредоточиться на этом простом действии. Не нужно было приезжать, вот о чем он подумал. – Не знаю, – отозвался Лиам, наконец. – Найти кого помоложе. – Помоложе не хочу, – резко бросил Луи, как в тот раз, когда сказал, что хочет слушать только его лекции. – Только вас хочу, – уточнил он. – Вы, наверное, слишком принципиальный для такого. Но я вчера представлял, как мы целуемся, – заявил Луи со странной, почти трогательной решимостью. – Это типа было круто, – смущаясь добавил он. Лиам внимательно на него посмотрел: с волос по-прежнему капало, подбородок слегка дрожал. Луи неуверенно кусал губы, вовсе не пытаясь казаться соблазнительным, но Лиаму ничего такого и не нужно было. Он уже видел то, что хотел: нечто нежно-прекрасное в голубых, рассеянно-сосредоточенных глазах. Он неуверенно подманил его пальцем, и Луи двинулся ближе, а Лиам внезапно даже для себя поцеловал его в губы. На вкус Луи был, как дождь. И, как шоколадный пудинг, который по субъективной оценке самого Томлинсона, а теперь уже и Лиама, был десять из десяти. Чего Лиам не ожидал, так это влажной руки в своих волосах, запутывающей его отросшие кончики, но это было слишком приятно, чтобы прекращать очень быстро. И, несмотря на то, что Луи был холодным, его рот оказался теплым, очень привлекательным для поцелуя. Пожалуй, Луи был слишком ошеломлен, когда Лиам откинулся назад. Во-всяком случае, его холодные пальцы, до этого играющие с волосами профессора Пейна, теперь очерчивали собственные губы, словно он не мог поверить в произошедшее, и Лиам не мог понять, какая именно эмоция царствует на его лице. Кажется, отвращения не было, хотя что-то похожее на легкий ужас Лиам все-таки смог различить. – Ну как? – с деланным безразличием поинтересовался Пейн. – Не противно? Он чуть не закончил: «...целоваться со стариком?», но в самый последний момент смог себя остановить. Это поставило бы Луи в неловкое положение, даже если бы Томлинсон на самом деле был против того, что произошло. Совершенно точно не стоило лезть к нему в рот, при любом раскладе, накинулся на себя Пейн. Ведь, конечно, Луи, будь он хоть десять раз одаренным, не знает, что для него лучше. Уж точно не отношения с пожилым профессором, когда в море так много рыбы. – Нет, – ответил Луи, облизывая губы. – Это еще круче, чем я думал, – с уверенностью заявил он. Лиам удивленно вскинул брови, а Луи уже приблизил к нему свое лицо. – Можно теперь я вас? – Ну, попробуй, – скрывая изумление, усмехнулся Лиам, а Луи совершенно внезапно впился в его губы так настойчиво, будто пытался высосать весь воздух из его легких. Лиам чувствовал себя совершенно ошеломленным под его напором, но позволил Луи вести. Пожалуй, в его жизни давно не было таких страстных, безбашенных поцелуев, не переходящих за грани чего-то приличного. Луи касался только его плеч, правда, очень чутко, массируя их, пока его язык настойчиво исследовал рот профессора. Это был слишком бушующий поцелуй, чтобы его можно было звать «второй базой», и вместе с тем Луи не перешел границу, завершая его почти нежно, легким касанием губ. – Вообще-то я раньше не целовался, – отстранившись, проговорил Луи и бросил на него беспокойный взгляд. – Хорошо получилось? – Да, очень. Луи неуверенно улыбнулся и совершенно очаровательно спрятал покрасневшее лицо в ладонях, прямо как в тот раз, когда попросил не смотреть. И Лиам как-то не к месту подумал, что, возможно, теперь он сможет снова развернуть старые карты и рассмотреть их, отслеживая пальцем знакомые маршруты. – Вы теперь не уезжайте, – быстро сказал Луи. – Ну, или я с вами поеду. Вы типа не волнуйтесь, я вам на шею не сяду, – заверил Томлинсон, снова вглядываясь в лицо Лиама, будто Пейн уже обвинил его в том, что он нахлебник. – Я на математическом конкурсе выиграл деньги, – продолжил Луи, будто описывал свое приданое. Лиаму это даже показалось трогательным. – Вообще-то он был плевый. Но я притворялся, будто бы мне сложно, чтобы меня потом не заставили этой фигней до конца жизни заниматься, – объяснил он и снова покосился в сторону Лиама, видимо, ожидая поощрения. – И чем займешься, когда деньги кончатся? – поинтересовался Лиам. Подкалывать Луи он не собирался. Ему и в самом деле было интересно, как далеко зашли Наполеоновские планы юного Томлинсона. В том, что он уже распланировал, как все будет в дальнейшем, профессор Пейн не сомневался ни секунды. Они были знакомы всего три дня, показавшиеся ему очень долгими, и Лиам уже мог сказать, что слишком хорошо знает этого парня, чтобы сомневаться в наличии плана. Возможно, именно этого ему и не хватало. В отсутствии будущего всегда был один существенный минус — невозможность составить план или размечтаться о грядущем. Лиам старательно приучил себя к тому, что никакого грядущего просто не может быть. И до сегодняшнего дня это было слишком удобно, чтобы отказываться от такого принципа жизни. Он не заполнял пустоту, но объяснял, почему это правильно. И Пейн был готов с этим мириться буквально до этого момента. – Придумаю проект и грант выиграю, – слишком быстро отозвался Луи, чтобы у Лиама возникло сомнение в том, что он не размышлял вчера об этом всю ночь. – У меня как раз есть прикольная штука в разработке. Вы все равно будете кататься по стране и давать лекции, а я типа буду заниматься «распространением информации о проекте», – Луи снисходительно повел плечами, будто стоял перед воображаемыми судьями. Видимо, уже представлял, как ему рукоплещут. – Они в жизни не догадаются, что я просто развлекаюсь со своим парнем. – Конечно, не догадаются, – фыркнул Пейн. – Парень старше тебя на пятьдесят три года. Луи посмотрел на него странными глазами, а потом вдруг ткнулся носом в его плечо. Пейн почти заподозрил его в том, что он вытирает мокрое лицо об его рукав, если бы Луи не ластился к нему, как продрогший котенок. Пожалуй, это был первый раз, когда Лиам сравнил его с кем-то более беззащитным, чем ласка. – Не отталкивай меня, – попросил Луи. – Не собирался. – Давай потом на Лазурном берегу жить? – пробубнил Томлинсон ему в плечо, чувствуя, что его хотя бы выслушают, даже если не ответят согласием. Лиам чувствовал тепло его дыхания. Это было также приятно, как и во время поцелуя. – Давай. Ответить «давай» оказалось неожиданно легко. Наверное, в эту секунду он мог сказать это слово сотни раз, и пресловутое «потом» совершенно не пугало его. Оно будто все время стояло под дверью, ожидая, что его впустят, и не сердилось на то, что Лиам прогнал его вместе с другими словами, обозначающими будущее. – Ты не специально со всем, что я говорю, соглашаешься? – Луи отстранился, чтобы убедиться, что Лиам не строит коварные рожи за его спиной. Упрямо-внимательные глаза впились в его лицо буравчиками, и Лиам коснулся внезапно потеплевшей щеки шершавой ладонью, а Луи снова потерся об его руку, как кот. – Нет, – Лиам качнул головой. Он чувствовал себя готовым на все. На любое безумство. – Но ты будешь есть здоровую пищу, – поставил условие Пейн. Луи скрестил руки на груди, всерьез обдумывая условие. Ему не хотелось соглашаться так просто, даже несмотря на то, что вчера он в некотором смысле оценил овощное рагу с индейкой. Формулировка звучала слишком размыто, и Луи с удовольствием отметил, что профессор Пейн не запрещает ему налегать на сладкое, а просто вносит разнообразие в меню. Его взгляд прояснился, и он уверенно кивнул. Довольная улыбка очень шла ему, но Лиам не спешил сообщать об этом радостному подростку, подозревая, что именно так можно его разбаловать, чего он делать не собирался. Тем более, Луи почти наверняка видел восхищение в его взгляде, потому что Лиам не мог не любоваться им в такие моменты. Это было также тяжело, как нести яблоки в мешке с прорехами. – А мы с тобой будем..? – Все, замолкни, – Лиам резким движением тронул педаль газа. – Тебя надо кормить, иначе ты начинаешь болтать всякие глупости. Попытавшись про себя сосчитать до трех, Лиам ничуть не удивился, когда не успел произнести даже цифру «два», потому что Луи взбунтовался в ту же секунду. – Это не глупости, – недовольно заворчал Луи. – Тебе всего семьдесят, у тебя не должно быть особых проблем... – У меня и нет никаких проблем, я просто не совратитель несовершеннолетних, – спокойно отозвался Лиам, еле сдерживая свою улыбку. Луи бросил на него уничтожающий взгляд. Возможно, он даже собирался устроить истерику, но в последний момент спохватился, что именно так и покажет свою некомпетентность, поэтому надменно покосился в сторону профессора и небрежно махнул рукой, как бы говоря: «Ничего-ничего». Он явно что-то придумал, и Лиам подозревал, что совершеннолетия они точно не дождутся. – Уже на следующее Рождество мне будет восемнадцать, – высокомерно бросил Луи. – А пока дедушке придется присматривать за тобой, какая жалость, – насмешливо заметил Лиам, отрывая руку с руля, чтобы потрепать его по волосам. – Не волнуйся, я куплю тебе леденец. – Свой леденец я еще получу, – мстительно проговорил Луи, сжимая кисть на его колене. Но вскоре снова начал вертеться в разные стороны, с удовольствием отмечая, что его, похоже, на самом деле уже обожают. – Давай поедем в то кафе и поцелуемся на глазах у официанта? Это надолго отучит его не уважать старших! Лиам не стал говорить, что не заметил никакого неуважения. Тем более, что Луи сам замолчал, обнаружив в салоне огромный пакет с ирисками, который появился после того, как Лиам побывал на экскурсии, и склеив себе ими рот. Вид у него был довольный, как никогда, и он снова начал мычать какую-то песенку, покачивая головой из стороны в сторону в такт импровизированной мелодии. А Лиам размышлял о том, что, может быть, именно Луи доведет его до ручки своим поведением, но это совсем не расстраивало, ведь Томлинсон размашисто вывел перед ним слово «будущее». Лиам чувствовал себя счастливым впервые за долгое время, и ему было спокойно, как никогда. Из всех первых поцелуев, это был явно самый лучший. И Лиам был рад, что этот парень, чей сладкий рот сейчас был занят ирисками, стал его последним первым поцелуем.