* * *
— Мы должны что-то сделать! — вопит Рехей. Он едва держится, чтобы не схватить Тсунаеши за плечи и не затрясти. Но он держится. Возможно, потому что держится сам Савада. Или потому что Савада выглядит так, словно ему плевать. Или он просто не осознает. — А то мы не в курсе, — рычит Реборн. Он, в отличие от Сасагавы, не сдерживается и залепляет Тсунаеши звонкую пощечину. «Не больно, но обидно», — говорят в таких случаях. Но в случае с Реборном «больно» куда сильнее, чем «обидно». — Мы должны спрятать Киоко, пока не поздно! — повторяет Рехей, надеясь, что действия Реборна хоть немного повлияют на Саваду. Но тот продолжает мрачно молчать, вертя в руках сигарету. В пачке, оставшейся от Хаято, осталось еще пять. По одной на каждого хранителя, — лениво думает Тсунаеши. — Жаль, за меня никто не прикурит. Сасагава не смеет остановить его, когда Савада зажимает фильтр сигареты зубами и зажигает Пламя на кольце Вонголы. Реборн молча бьет Тсунаеши в живот — чтоб не смел больше так обращаться с реликвией сильнейшей когда-то мафиозной семьи, но сигарету, чудом оставшуюся невредимой, не отбирает. У всех свои способы почтить погибших. Час назад охрана обнаружила тело Ламбо.* * *
Когда ему показывают фотографии избитого буквально до смерти Рехея и Киоко с идеально ровной дырой во лбу, Тсунаеши кажется, что он чувствует вину. Тсунаеши не уверен. В этот раз Реборн не ограничивается одним ударом в живот. Он уходит, бросив злобное «это твой недосмотр», только когда скорчившийся на полу Савада едва находит в себе силы стереть кровь с губ и дрожащими от усталости руками достать сигарету. Он понимает, что Реборн прав — он так увлекся самокопанием (которое нихрена не помогает), что совсем забыл о тех, кто еще остался. В этот раз Реборна рядом нет, так что Савада без зазрения совести зажигает кольцо. В конце концов, большей пользы оно в последнее время не приносило. Таким его и обнаруживает Хром: изрядно помятым, разлегшегшимся на полу и выпускающим клубы дыма изо рта. Курить Тсунаеши научился удивительно быстро.* * *
Савада окончательно понимает, насколько все плачевно, не когда видит перед собой расплывающийся силуэт извиняющейся иллюзии Хром. Не когда узнает, что кто-то вырезал Мукуро сердце (оно у него, оказывается, было). И не когда узнает то, о чем уже в принципе догадывался — Хром в горячей ванне порезала себе вены. Нет, он осознает, что все действительно безнадежно, когда в поместье для охраны остается Хибари. Хибари, который за все эти годы ни разу не оставался в поместье для охраны. Больше просто некому. Ничуть не смущаясь под пронизывающим взглядом хранителя Облака, Савада докуривает вторую сигарету подряд и заглядывает в пачку. Всего две осталось — одна немного помятая, совсем как Савада, а другая — идеально нетронутая. Она отлично подойдет Хибари, решает Тсунаеши и откладывает пачку до лучших времен. Что-то ему подсказывает, что времена эти совсем не за горами.* * *
Времени проходит куда больше, чем Саваде кажется. Теневой мир окутало затишье — сразу после пары зачисток, устроенных Хибари. Кто-то из подчиненных допускает мысль, что все наладится. Что враги отступили. Кто-то продолжает надеяться. Но у Тсунаеши — две сигареты в пачке и полторы недели отсутствия связи с Хибари. Тщетные поиски Бьянки и Фууты. Неловкие попытки Дино поддержать. Пустой взгляд Найто Лонгчемпа — у того сигареты уже закончились. Образ мертвого Энмы в окружении хранителей. Разваливающийся Альянс. Растущее с каждым днем количество шпионов и перебежчиков. У Тсунаеши — ноль надежды, оранжевое Пламя в глазах, что он с трудом может вспомнить их натуральный цвет, и наконец-то купленная зажигалка в кармане.* * *
Давно ли он понял, что никто не вернется? Савада смотрит на часы. Тринадцать дней, девять часов, двадцать две минуты. Одежда неприятно липнет к коже, к краям неровных, глубоких ран. Бетонный пол старого гаража холодит кожу даже через ткань брюк. Сердце постепенно замедляет ход — и Тсунаеши не уверен, вызвано это потерей крови или чувством глубокого безразличия. Он нашел почти всех. Бьянки. Фууту. Дино. Найто. Энму. Отца и мать. Хару. По большому счету всех, кто был ему так или иначе дорог. Кривая усмешка появляется на его лице, когда Савада думает, что если бы выкуривал по сигарете за каждого потерянного — уже заработал бы себе рак легких. Толком посмеяться не дает острая боль в животе — в этот раз все не обойдется. В этот раз Реборн не появится в последний момент, чтобы встряхнуть своего худшего ученика, не ударит под дых и даже не накричит, заставляя действовать. Реборн пропал сразу после того, как подтвердилась смерть Дино. И хотя Тсунаеши не уверен, что стало с аркобалено Солнца, он его в любом случае не винит. Пожалуй, если бы не последняя сигарета в пачке, Савада бы тоже исчез. Может, с ним ушло бы и катастрофическое невезение Вонголы… Вместо этого он болезненно морщится, усаживаясь поудобнее, хотя это и вызывает новую волну боли в животе, нащупывает левой рукой (правая раскурочена так, что ей и пошевелить не выходит) пачку в нагрудном кармане и торопливо вытряхивает последнюю сигарету. За прошедшее время она истрепалась еще сильнее, но все еще достаточно целая, чтобы ее выкурить. Ни разу не использованная по задуманному предназначению зажигалка куда-то потерялась, так что он снова зажигает кольцо Вонголы. Сейчас оно точно ничем больше помочь не может. Постепенно становится совсем холодно, несмотря на разгар лета, и Савада почти умиротворенно выдыхает. Он больше никому ничего не должен. Даже последнюю сигарету — за самого себя — выкурил. На последнем издыхании Тсунаеши вдруг ловит взглядом свое отражение — в боковом зеркале брошенной здесь машины, он отломал его, когда падал, — и видит. Пламени в его глазах больше нет. «Карие», — шепчет Савада сквозь боль и устало улыбается. Последняя сигарета, истлевшая до фильтра, выпадает изо рта за мгновение до того, как маленькое помещение сотрясает взрыв.