Не травите душу

На экране монитора увеличенный чертеж. Провожу контрольный замер площадей двух зеркально расположенных квартирных блоков, чтобы в последний раз убедиться, что малейшая погрешность не выйдет мне боком перед закладкой фундамента. Закусив кожу на указательном пальце, все же вбиваю в итоговую сетку получившиеся цифры, закрываю текущий план этажа и открываю новый, с абсолютно неидентичными предыдущему планировками квартир. Битый час за компом с редкими передышками для того, чтобы встать и наполнить по новой кружку чая или посерфить пару-тройку минут по не перестающей обновляться новостной ленте твиттера. Когда запряжен в упряжку дэдлайна – о большем можно и не мечтать. Разминаю затекшие плечи, в очередной раз ругая себя за то, что притащился домой и уселся в стойло даже не потрудившись переодеться. Расстегиваю пуговицы пиджака, заставляя полы повиснуть по бокам и ослабить давящую хватку на и без того напряженный корпус. Немного подумав, стягиваю с затылка резинку и расправляю лесенкой подстриженные до лопаток волосы. «Не соблюдение дресс-кода – штрафная санкция», — над ухом проносится воображаемый голос начальника отдела. Хватило нарваться всего лишь раз, чтобы услышать и записать, включая на «плэй» всякий раз когда рука вновь невольно тянулась к хвосту в рабочее время. Я не хочу нарываться лишний раз и попадать в немилость какому-никакому, но все же начальству, потому с дотошностью, присущей педантам, покорно мотаю на ус и стараюсь больше не попадаться на тех же ошибках. Покрутил, приблизил план этажа еще раз, глянул на график площадей и в очередной раз пересчитал, натыкаясь на небольшую несостыковочку равную 0,33 квадратных метра. Как же бесит. Из раза в раз одно и то же. Ты сидишь, потеешь, стараешься до идеала довести проект постройки, а в результате на этапе претворения монолитной конструкции в жизнь все равно умудряются все испоганить: то тут, то там откусить несчастные полметра у одной стенки или же с широкой руки отвесить сразу полтора там, где это вовсе и не к месту. Топлю скучающий, начавший уставать взгляд в кружке с одиноко лежащим едва влажным раздувшимся пакетиком чая на дне. В желании взбодриться и отвлечься вновь открываю ленту твиттера, тут же попадая на только что написанный пост человека, ради которого провожу на сайте большую часть времени. Значительную, но не всю. Раньше, до его появления, забегал время от времени, чтобы проверить, чем дышит мир, и заглянуть на страницы редких френдов, дабы узнать, что у них все стабильно катится в задницу или балансирует между «живется неплохо, проблем нет» и «как не сдохнуть от сушняка, когда нет сил подняться и сгонять за бутылкой воды?» Но не теперь. Втянулся. Погрузился в этот мир электронных дневников-каналов под названием «попиздим за жизнь». А все из-за круглого, за год ни разу не смененного, юпа с изображением ухмыляющегося персонажа из какого-то веб-комикса с сигаретой в зубах. Из-за человека, скрывающегося под ником «Ixon», что в переводе с латыни, как указывал сам автор, означает «красный змей». Ixon: «Проколол язык – потянуло на новые ощущения. Как завтра буду разговаривать с людьми, хуй его знает. Думаю, связи на ментальном уровне хватит». Читаю и ловлю себя на мысли, что хочу, во время очередной короткой переброски парочками незначительных фраз с ним, поймать его за кончик этого самого языка двумя пальцами, чтобы рассмотреть в деталях прокол. Интересно, какую он выбрал сережку? Вряд ли при личной беседе удастся ненароком подглядеть, не смогу же я, как кретин, пялиться ему в рот. Да и не буду. Ответ от Змея на оставленный под записью комментарий одного из немногочисленных читателей «покажи» следует незамедлительно: в дерзко высунутом языке красуется серебряный череп с красно-желтыми всполохами в глазницах и в носу. Залипаю на серьгу, а после на попавшую в кадр часть корпуса – домашняя вытянутая темно-зеленая майка с нашивкой в виде шапки Санта Клауса и с неприлично глубоким вырезом, словно красная тряпка для быка перед глазами. Сорвать бы… В попытке отвлечься листаю ленту твиттера дальше, внимание привлекает заманчивая запись «Лайк, если хочешь безвозвратно телепортнуться к своему крашу». Закатываю глаза — чего только не придумают, лишь зря душу травят. Между тем, в сознании ожидаемо вспышкой проносится образ Ixona, а палец уже сам скользит по тачпаду, утягивая курсор к иконке с сердечком. Нажимаю, а самого аж передергивает изнутри. Ну идиот же, честное слово. Сворачиваю вкладку и, прежде чем вернуться к работе, забираю кружку со стола и плетусь на кухню. Наполняю чайник, нажимаю кнопку и утыкаюсь в голубовато-белую сеть, но уже на экране смартфона. Ну не стоять же просто так в ожидании? Мельком пролистываю набежавшую переписку под постом Змея, так и не находя для себя ничего нового — обычный флуд. Воображение вновь цепляется за это многозначительное «краш», заставляет смаковать на кончике языка не сколько само слово, а вложенный в него смысл. Я и сам не знаю, как так вышло. Из-за чистого любопытства в попытке лишь однажды вскользь подглядеть за человеком, меня затянуло водоворотом в его многогранную, безумно привлекательную и манящую к себе натуру. Я тонул в его рассуждениях, историях из жизни, местами черном юморе и сексуальности, которую он без стеснения выливал на просторы своей страницы. В те редкие моменты, когда мне находилось, что добавить к его записям, когда получал ответ, иногда перерастающий в короткий диалог, я улыбался до сведенных мышц на лице как дебил. И если бы не значительное и существенное «но» в наших с ним непростых взаимоотношениях, я бы перестал утопать в воображаемых грезах и дерзнул попытать свою удачу. Сигнально бурлящая и клокочущая в чайнике вода, спасительно выводит из омута мыслей, не давая окончательно в них увязнуть и забить на и так кипящую работу. Заливаю в пол-литровую кружку, напоследок до краев плеснув холодненькой, и покорно плетусь в комнату в свое стойло. Но не дохожу какие-то пару несчастных метров, зацепившись носком за растянутый на полу шнур от питания ноутбука, спасительно выкинув руки вперед, лечу вниз. Звон разбитого стекла. Горячие, но не обжигающие брызги на рукавах и теперь на далеко не белой рубашке. И громкое, возмущенное и испуганное от неожиданности «Дьявол тебя дери, что за?» долетает до уха, заставляя меня в ужасе поднять взгляд на источник весьма обоснованного недовольства. Не мой ковер перед глазами. Не мои четыре стены. Но мой… Краш! — Я, должно быть, спятил, — испуганно таращусь на рассевшегося на диване мужчину в узнаваемой вытянутой майке на плечах и с выражением непередаваемого ахуя на лице – тоже узнаваемого. Такого же грозного и сурового. Впрочем, как и всегда. Никто из нас не предпринимает никаких попыток подчинить себе ситуацию, будто еще не до конца верит собственным глазам — вторая стадия эмоционального потрясения на лицо. Обмениваемся взглядами. Оценивающе молчим. Каждый в своих мыслях. Я ношусь между двумя сразу: «Как такое возможно?» и «Не взбредет ли ему в голову огреть меня чем-нибудь в попытке выяснить – приведение ли я?» — Ауч, — моя запоздалая реакция из-за содранных о жесткий ворс и теперь саднящих под одеждой локтей. — Энди? – осторожно спрашивает, но подрываться с места так и не спешит. Его напряжение чувствуется даже с такого расстояния. — Колтон?! – и уже поправляя себя, добавляю. – Мистер Колтон. — Что ты здесь делаешь? – не теряя лица, спокойно спрашивает, словно в его комнате я очутился весьма естественным путем – зашел через дверь, а не через воздушное пространство. — Я бы и сам хотел… — запинаюсь, так и не договаривая. На глаза попадается лежащий экраном вверх мобильный с горящей заставкой приложения. – Не может быть, ведь не может, — вступаю в дискуссию сам с собой. – Я… сейчас объясню, — мысли путаются. И едва ли не лихорадкой накрывают. Как и что я собираюсь объяснять, если сам понимаю едва ли? Сон? Я точно сплю! Предпринимаю попытку встать, получается не сразу. Тело будто бетонной плитой придавило. Что, так теперь и останусь? Собираю волю в кулак, а заодно подхватываю телефон и все-таки встаю. Пальцы не слушаются, тупо водят по экрану, не попадая в цель. — Тут такое дело, — собравшись с духом, все же начинаю, делая уверенный шаг навстречу мужчине. — Погоди, — вжимается руками в обивку дивана – единственное, что выдает его страх, — можешь остаться на месте и рассказать… — внимательно осматривает меня с ног до головы, будто пытается найти подсказку, позволившую ему наконец решить: стоит ли отставить волнение или нет. — Прозвучит, быть может, глупо, но все же, — выдыхаю, уже начиная жалеть, что вляпался в такую ситуацию и теперь приходится объясняться перед Ним – вечным спутником моего дурного настроения и одновременно источником моей симпатии. – В общем, все дело в этой записи, — быстро захожу через свой профиль в раздел «нравятся» и протягиваю экран как можно ближе, чтобы смог рассмотреть с такого расстояния. Между нами метра два, не меньше. — И что... — слегка щурится, закусывая по привычке правый край нижней губы, и с выстебывающей улыбкой, наконец, поднимает на меня глаза и добавляет. – Это я-то твой краш? Недоверие сквозит в золотисто-карих глазах. А мне что делать? Как объясниться? Я и сам не верю. Вот смотрю на него воочию и не верю, потому что страсть и тяга к нему просыпается только тогда, когда он находится по ту сторону экрана, а не играет своим злоебучим скверным характером на моих нервах. Слишком восприимчивых к перепадам его настроения. А все из-за гребаного любопытства. Из-за проклятого разрыва шаблона, и двуличия персоны под ником Ixon. Теряя терпение, откладывает ноутбук с колен и встает, с командным «дай сюда» выхватывая мой смартфон из рук, начинает беглое изучение его содержания. Брови сходятся на переносице. А я вновь подмечаю, как стремительно нарастает его недовольство, а вместе с тем и мое желание провалиться сквозь землю. — Читаешь мою страницу? — Да. — Сталкер? – выстреливает, заставляя меня подавиться воздухом. — С чего Вы так решили? – протестующе спрашиваю. — Я никогда и никому из реала не рассказывал о своем профиле. Как ты его нашел? Понимаю, что отпираться и врать – заведомо гиблое дело, потому все же отвечаю максимально честно, без утайки. — Один раз увидел вкладку на Вашем рабочем столе, когда заносил документы в кабинет. — Точно сталкер! – фыркает и одновременно кривится, мол «я же говорю». — Да я не специально. Просто запомнил ник и раз уж сам сижу в твиттере, решил заглянуть разок. А потом еще раз… И еще… Кто же знал, что автор постов окажется абсолютной противоположностью того, кто ходит на работу. Каждый раз тошно от самой мысли, что Вы – это Он! — Хамишь? – выразительно изогнутая бровь и злобный огонек в глазах. — Говорю, как есть! – спокойно отвечаю, стараясь не заводиться в ответ. Я не боялся начальника своего отдела. Чувство, которое я испытывал к его реальной (для меня фальшивой и противоречивой) личине, можно было окрестить как «легкое раздражение с нежеланием напарываться из-за него на конфликт, а в связи с этим – тотальное игнорирование». Благо, я редко являлся мишенью его негативных флюидов — чаще рикошетило от других. — Но, раз уж ты здесь, видимо, тошнит тебя в себя, иначе как еще объяснить столь неожиданное появление? — скрещивает руки на груди, заставляя подкачанные мышцы перекатываясь загулять под кожей. Так непривычно видеть такого домашнего на вид, но одновременно с этим продолжающего выпускать когти Колтона. – И что будешь делать? – издевается надо мной, потому что прекрасно знает, я не смогу перебороть разрыв шаблонов прямо сейчас. Как и не мог в тысячу раз до этого. На протяжении вот уже больше года. — Ничего, постараюсь как можно быстрее убраться отсюда и забыть как страшный сон, — разворачиваюсь на пятках, вылетаю из комнаты и несусь к двери. Игнорирую по неосторожности подцепленный и впившийся в ступню осколок кружки, хватаю первую попавшуюся обувь со стойки (и похер, что не моя – Его), впихиваю ноги, поджав пальцы, и не прощаясь вылетаю из квартиры. Лишь бы убраться подальше. Лишь бы не видеть этого гадкого лица. Лишь бы забыть эти минуты своего позора и торжества в глазах Колтона. А как вылетел, так и влетел обратно. Сам не понимаю, как так вышло, но стоило лишь ступить за порог, какая-то доля секунды, и я оказываюсь снова в Его комнате. Межкомнатная дверь со свистом захлопывается, а эти удивленные глаза встречают напротив. Стоим нос к носу. И обоим не верится. — Вот так дела, — протягивает он, будто только сейчас осознал насколько все хреново. — Пиздец какой-то! Не загадывайте, дети, желаний, исполнения которых не хотите. — Хочешь сказать, что безвылазно застрял в моей квартире? — Получается, что так, — пожимаю плечами, чувствуя острую потребность сменить одежду: рубашка прилипла к груди и животу, кожа на руках начала зудеть. Собирается что-то еще добавить по этому случаю, но призывный сигнал входящего звонка по скайпу заставляет кинуть только: — Убери за собой. Щетка и совок в кладовке, полотенце и чистые вещи в бельевом шкафу в ванной. И постарайся не отсвечивать, — возвращается на диван, попутно скидывая рождественскую майку, надевает рубашку, застегивая на все пуговицы, и только после вставляет наушник с гарнитурой и отвечает на звонок. Время близится к полночи – неужели ему звонят по работе в такой час? Тут же вспоминаю, что он там от меня хотел, оглядываю еще раз место преступления и тащусь за обозначенными щеткой и совком. Одним сбором осколков не ограничиваюсь. Стоя на четвереньках, надраиваю взбитой пеной коричневые пятна на светло-сером весьма непрактичном ковре. Особо не вслушиваюсь в ответы Колтона – тема разговора и так ясна как божий день. Вместо этого, чтобы в очередной раз не сокрушаться от мысли, в какую неловкую ситуацию я попал, осматриваюсь по сторонам. Просторная двадцатиметровая комната выполнена в скандинавском стиле, без излишков и захламленности. Каждая вещь стоит на строго отведенном месте, чтобы всегда быть под рукой. Светлые стены без картин, только листочки-памятки украшают пространство над рабочим столом. Весьма удобном на первый взгляд, так чего же он тусуется на диване? Выуживаю из шкафа хлопковые светлые штаны и черную без цветного принта и эмблемы футболку, натягиваю, ощущая, что та оказалась мала в плечах и груди. Но искать что-то новое нет ни малейшего желания. Не решаюсь закидывать в стирку свои вещи без согласия на то хозяина. Стук в дверь и на мое короткое «да» Колтон заглядывает внутрь и со словами «Уборщик хренов, наследил по всему дому» впихивает мне в руки баночку с обеззараживающим раствором и упаковку пластыря. Черт, а я совсем забыл. — Спасибо, — успеваю поблагодарить его только после того, как заклеил небольшую, но глубокую рану, и зачистил в коридоре и у ведущей в комнату двери свои кровавые отпечатки. Колтон как раз закончил к тому времени разговор и вновь вернулся к занятию, которое я прервал своим неожиданным визитом. — Нет проблем, — поднимает на меня глаза и с интонацией руководителя спрашивает. – Ты выполнил свою часть работы? — Не до конца, собирался сегодня до ночи возиться, если бы не… — Неважно. Я бы хотел сейчас задаться вопросом о паранормальности твоего появления, но у меня нет на это времени. Ты же знаешь, завтра утром мы должны сдать проект полностью. — Если позволите воспользоваться Вашим ноутбуком… — В выдвижном ящике стола лежит запасной, на нем не установлена наша программа, но, думаю, скачать ее, тебе хватит ума, — все равно умудряется уколоть в процессе самого элементарного разговора, превращая меня из человека, который старался найти выход из непредвиденной ситуации в того, кто, казалось бы, нарочно допустил такой исход. Может, он вообще думает, что я это специально, чтобы от работы откреститься и умыть руки? — Сделай одолжение – будь незаметным, а я притворюсь, что тебя нет в моей комнате, работай в своем режиме, пользуйся всем необходимым, главное не трогай и не доставай меня, вернемся к обсуждению твоей насущной проблемы, как решим нашу общую. Быть может, к утру этого уже не понадобится. — Как скажете, мистер Колтон, — отвечаю и действительно становлюсь невидимкой в его обители. До желчи в горле обиженной на судьбу невидимкой – не о таком раскладе я мечтал, не о таком! *** Бессонная ночь, и глаза от дикого дискомфорта спасает только пара капель средства, призванного снять напряжение, в каждый. Беготня со сдачей проекта заканчивается только в обед, и это служит спасением разгневанной души. Сдерживаю себя только потому, что придурок Энди не мозолит глаза на рабочем месте. А я отделываюсь от него, делегировав свои полномочия на любое взаимодействие с ним своей секретарше, прикрываясь собственными завалами: — Лэнг сегодня будет пахать из дома (как жаль, что из моего), позаботься о том, чтобы вся необходимая информация долетала до него вовремя, — концентрируюсь, стараясь свыкнуться и не выдавать в речи постоянное присутствие во рту инородного предмета – язык так и не распух, видимо, спасло ежечасное прикладывание холода. Накрывает по новой только тогда, когда стрелки часов переваливают за четыре, а я остаюсь один на один со своими мыслями в кабинете. Захожу, по привычке, на страницу своего твиттера и тут же вспоминаю, как злился на Пришельца первые пару часов, старательно маскируя раздражение за неотложной работой. Пробегаюсь по постам недельной давности, игнорируя репосты, цитаты и пустые размышления, и чувствую, как начинает дергаться правый глаз. Мое личное. Место, до которого я никогда бы не позволил допустить свое окружение, было безжалостно осквернено. Стоит только представить, что все это время в моей подноготной копался этот тип – ярость слепит глаза. Как он посмел? Вчитываюсь в короткие строчки своих откровений, и смысл каждой переиначивается, потому что Он Все Это Видел. Не Некто из внешнего мира, не обычный прохожий, вряд ли признавший во мне автора этих постов, а человек, которого я вынужден лицезреть пять дней в неделю без права на изоляцию. Я выливал на своем профиле то, о чем не повернется сказать язык вслух. Я выстраивал и создавал столь необходимую мне атмосферу, чтобы после узнать, что все это время находился под микроскопом далеко не постороннего человека. 11.21.2017 Ixon: «И так всегда. Знакомишься с брутальным парнем, намекаешь, что раскрепощен и не прочь переступить запретную черту. А он распахивает свою душу – ромашковое поле – и стонет под тобой так, словно твой член играет на его голосовых связках». 11.19.2017 Ixon: «Синяк на заднице размером с Плутон. Хотел бы я чтоб это был след от чьей-то увесистой ладони, но это всего лишь неудачное рандеву моей пятой точки с лестницей». 11.16.2017 Ixon: «Как-то раз маман отправила меня на велике к бабушке отвезти гостинцы и передать деньги. Последние выпали из моего кармана. Пришлось в наглую врать, что меня обчистили во дворе. С неделю после таскались с ней на опознания по несуществующим фотороботам». 11.11.2017 Ixon: «В метро парень сосался со своей девушкой и палил на меня в процессе. Я не обломался и черканул на А4 свой номер. Звонка нет – кажется, у него были проблемы со зрением… или с памятью». 11.10.2017 Ixon: «Я так устал, что нет сил. Как представлю, что завтра опять тащиться на ненавистную работу, хоть яд из кружки вместо чая хлебай». 11.06.2017 Ixon: «До конца абонемента в зал осталась неделя. Налегаю на железо так, словно нет денег, чтобы его продлить, и это мой последний визит». 11.06.2017 Ixon: «А вообще бесит, что застрял на месте и все показатели подвисли. Все также питаюсь по часам и трахаюсь по расписанию. Но, видимо, в зале нужно поселиться». 11.03.2017 Ixon: «Галстук – удавка. С каким же восторгом я пересаживаюсь из рабочей шкуры в вечно обдолбанную звезду 90-х. Кто бы знал». 11.01.2017 Ixon: «Член отваливается. Напомните мне, когда в следующий раз буду ныть о своем одиночестве, не отвлекаться на парней младше двадцати одного». 10.30.2017 Ixon: «Передозировка «великими классиками». Решил почитать лит поп-корн. А эти пиздострадашки главных героев затягивают…» 10.27.2017 Ixon: «На встрече выпускников уснул во время разговора с тру-корешами, с которыми раньше и в огонь и в воду. А все из-за того, что тему «а помните как раньше» благополучно сменили на обсуждение Паркинсона и раннего простатита. Эх, совсем не трахают мужиков как следует. Я бы показал парочку приемов, но, боюсь, не встанет на их «посмотрите, я вынашиваю кулинарное дитя» животы». — Энди сука, какая же ты сука, — шиплю и черепушка серьги скользит по нёбу. Или это все же мой косяк и следовало быть более осторожным? Немного погодя, остудив пыл, все же захожу на его страницу. Ник «Грэм» и юп персонажа по имени Уилл из сериала "Ганнибал". Полсотни читаемых и почти вдвое меньше читателей, однако, преданных и постоянно дающих о себе знать (видно по количеству ответов). Скромные семь сотен записей. Обычная, вполне себе стандартная страница профиля. Таких тысячи. И чтобы вникнуть в контент, хватит и пары минут. Не прочитав даже толком одну запись, воображение уже само рисует портрет Энди. Такого, каким я привык его видеть, каким его знаю. Педантичный до оскомины на зубах мужчина под тридцать, привыкший соблюдать распорядок едва ли не в походах в сортир. От такого редко услышишь комментарий в лицо, если ему что-то не нравится. От такого вполне себе понятно, чего можно ожидать. Лично я видел Энди этак годков через пять закоренелым семьянином с двумя детьми и приличной женой, в тайне от муженька таскающейся на свиданки со своим фитнес-инструктором, потому что огонь в камине таких отношений слишком мал. Выдерживается строго на одном уровне. Подбавляется порционно. Языки его пламени никогда не стремятся улизнуть и перекинуться на нечто более существенное, дабы спалить в своей страсти весь дом дотла. Таких, как Энди, не ждет блестящая карьера, скорее стабильный рост по ступенькам одной лестницы между пролетами куда более существенных. Даже его несменный (вернее один похож на другой) костюм, светлый хвост вечно завязанный на затылке так, что ни один волосок не выбивается, прямоугольные очки и шаблонная улыбка. Все в нем говорит об этой самой стабильности. Но это тот портрет, который рисовал я, опираясь на свой многолетний опыт знакомства с различными типажами сотрудников, мог отличаться от действительности. Я допустил ошибку. Короткие записи Грэма раскрывали его истинную сущность, обнажали его желания и выставляли на обзор его потребности. И если я в своих – был откровенен и открыт, то вопрос «Энди, а насколько честен ты в своих высказываниях?» оставался висеть в воздухе. Но душа, которую он изливал в сеть, меня мало заинтересовала, потому что стоило взгляду зацепиться за свежую запись и понять, о чем и о ком идет речь, я снова вспыхиваю, как спичка. 11.22.2017 Грэм: «Кто опять спустил моего начальника с цепи? Этот зверь закапал слюной бумаги на моем столе. Скажите, если возьму их в руки, придется делать прививку от бешенства?» 11.19.2017 Грэм: «Иногда я думаю, что выпились Он из жизни, я буду пить не просыхая месяц. Сначала от великого счастья, потом от горя. Но от счастья дольше! Шутка». 11.15.2017 Грэм: «Начальник, в порыве своего ЧСВшного гнева, расхуярил мою любимую кружку и даже не извинился. А я, между прочим, исключительно из нее прибухивал на работе, когда требовалось абстрагироваться от этой злыдни!» И таких дышащих в сторону меня язвительных постов тут целый ворох, отчего складывается впечатление, будто я и вправду такая сука. По крайней мере, у читателей Грэма точно! Напарываюсь на «заманчивую» переписку с одним из таких: Феликс: Боже, в каком Аду ты работаешь? Грэм: В самой преисподней. Феликс: Похоже, у твоего шефа недотрах. Скиньтесь всем отделом на проститутку для него. Пусть обслужит по первое число. Грэм: Да перетрах у этого ненасытного животного. Ему самому вставить не помешало бы, но, боюсь, одного раза ему явно будет мало. Феликс: Ха-ха, вот и займись этим, гляди повысят! Грэм: Я бы с радостью, только есть существенное «но» — я бы с удовольствием трахнул его альтер-эго, а не ручного цербера компании. И вот тут я просто ахуел! Малыш Энди так яростно и красноречиво замахнулся на Такое. — Кишка тонка! – улыбаюсь и ослабляю удавку на шее. Включаю кондиционер, потому что чувствую, еще пара таких записей — и стул подо мной расплавится. Что же так зацепило? Унижение в спину от подчиненного? Тявканье собачонки, которой не по зубам цель? Или же ощущение того, что столько времени я ходил перед ним, не имея и малейшего понятия, какие скверные мыслишки водятся в этой белобрысой башке. Почему-то захотелось схватить за волосы, хорошенько растрепать и приложив щекой о столешницу, показать Как Надо! Но этот порыв — всего лишь глупая попытка уязвленной гордости восстановить свою репутацию. Не иначе. Лишь бы отвлечься от скверных буковок, открываю медиафайлы на его профиле. И тут же начинаю жалеть о том, что никогда не ползал ради интереса по страничкам своих читателей. Если по записям я вряд ли бы понял, что Грэм – это Энди, то по фото, что обнаруживаются в небольшой кучке скринов и картинок, определить, кто передо мной, не составит труда. Не скрывает лицо. Да и не только лицо… Три фото за год у зеркала в одной и той же позе свидетельствуют о том, что парень таким способом вел небольшую отчетность (приблизительно раз в квартал). — А глядя на тебя и не скажешь, что под этим бесформенным и невзрачным костюмом скрывается такая груда натренированных мышц, — рассуждаю вслух, откинувшись на мягкую спинку кресла. — Да и загорать кое-кто умеет не только под лампой на рабочем столе. Вспоминаю, как сидела на нем моя одежда, и понимаю: засунь в его черепушку другие мозги и дай иную манеру поведения – этому телу не было бы цены. «Лайк, если хотите безвозвратно телепортнуться к своему крашу» — перечитываю еще раз запись, которая спровоцировала переброс тела Энди в мою обитель. И это кто еще из нас большая двуличная сука? Тащишься с моего интернет-образа, но сам едва ли ударяешь и пальцем, чтобы раскрыться в глазах нужных тебе людей. Остаешься в своей скорлупе и огораживаешься ширмой, плачась о том, что у твоего краша биполярка и, видите ли, ты хотел видеть его совершенно другим... Остаток дня проносится быстро. Видимо, активный мозговой процесс помогает часовым стрелкам набирать скорость. Пара остановок в метро до дома и вот уже я стою на пороге своей квартиры. Запах еды привлекает внимание, а после и фигура Энди, что высунувшись из-за двери, приветственно кивает. — Смотрю, хозяйничаешь тут без меня? – выхожу из обуви и вешаю плащ в шкаф. — Мне было скучно. Да и от электричества питаться еще не научился. А раз продукты в холодильнике твои, приготовил на двоих. Сразу говорю, я уже поел, но если хочешь, могу составить компанию и посидеть с тобой, — улыбается как-то по необычному странно. Кажется, до этого натужная улыбка была результатом затянутого хвоста. — Тащи ноутбук на кухню и открывай свою зачарованную запись. Я смотрел, под ней столько комментариев набежало, может, что-то вразумительное найдется, — видимо, выпустив пар еще на работе, отложив желание навалять ему за каждый пост про меня в своем профиле, решаю поступить рассудительно – разобраться с проблемой и, наконец, выпроводить его из квартиры. — Сейчас все будет! В тарелке рис и мелко нарезанные кусочки поразительно мягкой свинины – готовил, опираясь на то, что заведомо знал о моем пирсинге? Похвально. Ноутбук на столе, сидим, уставившись в экран, и не говорим друг другу ни слова. Медленно пережевываю пищу и вчитываюсь в содержание первых пары десятков комментариев из нескольких сотен. Принц Мечтатель: «ГОСПОДИ, Я ТЕЛЕПОРТНУЛСЯ! Скажите, что я не один такой «удачливый»? ısɐǝʌɐ: «Я на концерте Марсов на одной сцене с Джаредом, охрана пыталась выволочь, но куда же им за раз с такой толпой справиться? Нас тут человек тридцать, не меньше. Так что нет, не один». (не) твой: «Я телепортнулся к своему крашу, а он – к своему. Сука, че делать теперь?» ДашиРак: «Как мне объяснить Его жене это Маленькое Недоразумение? С одной стороны — хорошо, что она была вместе с ним в кровати, когда там оказалась я, но вы понимаете… Эта женщина — сущая мегера, если я расскажу ей об этом посте – мне крышка! Если что, вот мои паспортные данные и геопозиция, найдите меня плиз!» G Σ N: «Как это работает? Что сделать, чтобы получить обратный телепорт?» Топчик с джемом: «Я даже из окна выходил – безрезультатно». Вунш Пунш: «Окна? Чувак, я посреди Тихого океана сиганула с судна. На удивление даже не промокла, а вот кое-кто штанишки намочить успел». Фен Де Дитрих: «Ребят, а что мне делать в самолете? Она-то свалит, а я обратно что ли?» Священный грааль: «Фен Де Дитрих, устройся стюардом, пусть заплатят за рейс». Семнадцать О Дин: «А меня мой краш отпиздила». Сан Хи: «Чуваки, я в Сеуле у своего биаса. И обратно не хочу!» — Да ты, я смотрю, еще легко отделался, — нарушаю молчание ехидной насмешкой – я не виноват, что так весело. — Сам удивляюсь, как ты сразу не вшил меня в матрас и не забыл о моем существовании навечно, — последнюю часть фразы выговаривает настолько издевательски медленно, что я так и замираю с вилкой в руке, не донеся до рта. — Неплохая идея, будешь мне надоедать – так и сделаю. — Нисколько не сомневаюсь в твоих способностях, — в наглую улыбается еще шире и чешет затылок, превращая волосы на голове в осиное гнездо. Еще влажные пряди пахнут Моим шампунем. — Главное не провоцируй меня, и я постараюсь ничего тебе не сломать, — скалюсь, почему-то специально решая подбавить масло в огонь. Где-то внутри клокочет обида за его интернет-высеры в мою сторону. Исчадие Ада, которым ты со своей легкой руки меня окрестил, я покажу тебе его во всем величии, Энди, только дай повод. — Боюсь, не получится. — Это еще почему? – опешив от его наглости, не сразу улавливаю эту резкую смену в его взгляде и в поведении. А потому даже не успеваю верно среагировать, когда вмиг напрягшееся и приготовившееся к броску тело Энди вытягивается в коротком прыжке гепарда и в одночасье достигает своей цели. Он соскакивает со своего стула, который с грохотом упал на пол, и, сократив расстояние между нами, вцепившись в кисти моих рук, резко разводит их в разные стороны. Заранее блокирует возможный удар, впихивая свое колено мне на ноги, придавив с такой силой, что даже если я захочу сдвинуться с места – не получится. А я хочу. Ой как хочу, в ту же самую секунду, когда в протестующем крике «какого хуя» задираю макушку и открываю путь к своим губам. Врывается в открытый рот, не щадя заталкивает язык в мое горло. Никаких признаков целомудрия. Только съедающий и сминающий мои губы поцелуй. С привкусом еды и сумасшествия. И стоит языкам встретиться, схлестнуться в противоборстве, намереваясь во что бы то ни стало вытолкнуть его из своего рта, боль пронзает место прокола. Потому что придурок Энди задевает сережку и тянет на себя. Специально или случайно? Возмущение вырывается наружу, и чудом высвободившись от его напора, зубы ловят его нижнюю губу и смыкаются на чувствительной коже. Прокусываю до крови. Вдавливаю кромки зубов до упора, пока челюсть не начинает клинить. Со стороны кажется, что я готов оттяпать ему половину лица. И о боже… Так и есть! Как жаль, что под их натиском ничтожно малая часть. Размыкаю зубы только тогда, когда чувствую, как по моему подбородку начинает стекать алая тоненькая струйка. Получай, мудак. Это тебе не губы на морозе обветрить и содрать, как рыбью чешую, отмершие ткани. Отстраняется с таким видом, будто не чувствует ничего. Ни возбуждения после в наглую вырванного поцелуя, ни боли в месте укуса. Выпрямляется резко, чтобы в ту же секунду сорваться с места и вихрем вылететь из кухни. Опускаю руку с вилкой на стол (жаль, что не получилось воткнуть ее ему в глаз), чувствуя, как к онемевшей от стальной хватки конечности начала приливать кровь. За спиной раздается звонкий хлопок входной двери, а затем — комнатной. С минуту стоит неподвижно и, по-видимому, бесится, а после вновь возвращается на кухню и с непроницаемым выражением на лице набирает фразу и отправляет в ответ под постом. Грэм: «Засосал его по самые гланды – ничего!» И одновременно с его записью появляются еще. Джилл: «Я поцеловал его – это не работает!» Долбаеб(69): «Целовашки оказались чувственными, но я все еще на том же месте». Жуй стекло: «Красавица и чудовище» — больше не мой любимый мультик. Как разрушить эти чары?» Ганнибал: «Жуй стекло, я бы рассказал, но, боюсь, меня за это посадят». Возвращает стул в прежнее положение и пристраивает свое тело на нем, упирается локтями в стол и запускает пальцы в волосы, продолжая ерошить светлые влажные пряди. Косится на меня и с каким-то сожалением во взгляде выдает: — Извини. А меня глушит, будто рыбу веслом. Гнев еще секунду назад жрал меня изнутри, подначивая выкинуть еще что-то, расквитаться с ним за этот дерзкий поступок, не потому что уж сильно хочу, а потому что так надо! Но это его «извини», принесенное в жертву на пьедестал моей гордости, выглядит очень виновато. Как будто не он сидит с кровоточащей раной на губе, а я с ножом вставленным в сердце. — За что же? – щурюсь, продолжая трапезу с таким видом, будто и вправду получаю от нее удовольствие. — Я не хотел Тебя целовать, — захлопывает крышку ноутбука и смотрит на меня таким недовольным взглядом, что паршивый кусок мяса застревает в горле. Не хотел, значит? Не меня? А кого же? Чувака под ником Ixon? И ответ находится сразу, в древесного цвета глазах – Его хотел. — Вытри, — как способ не оставлять за ним последнее слово, хватаю со стола салфетку и протягиваю ему. Да и сам вытягиваю еще одну, чтобы вытереть следы крови на своем подбородке. — Спасибо, — забирает из рук и прикладывает к губе, и всего на секунду хмурится – наверняка, начало щипать. Разобравшись с едой, встаю со стола и, опустив в посудомойку тарелку, озвучиваю дальнейший план действий: — Не знаю, чем весь день занимался ты, а я адски устал. Приму душ и сразу лягу спать. Диван на кухне раскладывается, одеяло с подушкой можешь взять из шкафа в комнате. Поднимается и, прежде чем выйти из кухни, недовольно бросает в ответ: — Не делай вид, что не знаешь, чем я мог заниматься все это время. Не один ты тут устаешь. *** Долго кручусь в постели, глаза не желают слипаться. Рассуждения воздействуют на сознание непрерывными волнами, мешая провалиться в сон. Каждая мысль полна противоречий. Я вру сам себе, так и не в силах определиться, что же испытываю от пребывания в этих четырех стенах. Рад или все же расстроен? Разве каждый день выпадает возможность узнать Его еще ближе? Несмотря на то, что Колтон всего лишь скрылся за дверью комнаты, кажется, что этот тонкий мостик между Грэмом и Ixon стал намного прочнее. Вновь блуждаю по его странице, и душа наполняется храбростью. А в голове единственная мысль вытесняет все остальные. «Тебе нужна стратегия», — шепчет она, прежде чем усталость дает о себе знать, утягивая за руку в непроглядную тьму. *** Сижу на совещании руководителей отделов. Без особого умысла вожу ручкой по чистому листку в блокноте, одновременно с этим вслушиваясь в цифры ежеквартальной отчетности. Бальзам на душу – первую строчку по трем из пяти показателей занимает мой отдел. Короткая вибрация лежащего во внутреннем кармане пиджака смартфона в очередной раз привлекает внимание. Беспалевно вытаскиваю и кладу перед собой на стол и откидываю крышку чехла. Не знаю, почему не могу дотерпеть и проверить сообщение после окончания совещания – осталось не так уж и долго. Но почему-то хочется узнать, чем Энди решил удивить на этот раз. Еще утром он прислал в твиттер: «Буду писать тебе, прежде чем взять что-то без твоего разрешения. Чтобы ты не говорил после, что я «хозяйничаю» в твоей квартире». На это сообщение я так и не ответил. Через час пришло новое. Грэм: «В твоем доме водится самый отвратительный и мерзкий на вкус чай, который я когда-либо пробовал». Ixon: «Ну так не пей». Грэм: «Поздно». Грэм: «К тому же я кроме чая ничто другое пить не могу!» Ixon: «К чему мне эта инфа?» Грэм: «Чтобы знал больше о человеке, который вынужден кантоваться в твоем доме». Ixon: «Ты сам этого хотел!» Грэм: «Тоже верно». Конечно, на одном чае ничего не закончилось, и на этот раз новое сообщение от Энди гласило: «В твоем холодильнике банка фасоли кажется такой одинокой». Стараясь не привлекать к себе внимание, я быстро набираю и отсылаю, жаль не самого парня в далекие дебри, короткий ответ. Ixon: «Съешь». Лэнг продолжает диалог через каких-то десять минут: «Я съел». Ixon: «И что? Мне тебе «спасибо» за это сказать?» Грэм: «… И только потом посмотрел на срок годности». Ixon: «о.О» Ixon: «Все плохо?» Грэм: «Надеюсь, пронесет». Грэм: «Ну… это… я имею в виду в том смысле, когда «без последствий», если что!» Ixon: «Я тебя понял!» Смеюсь в кулак, делая вид, что поперхнулся. Совещание заканчивается как раз на столь позитивной ноте. *** Ближе к концу рабочего дня на сотовый приходит сообщение: «Привет, встретимся сегодня? У тебя или у меня?» — о себе неожиданно напомнил мужчина – ромашковое поле, о котором я не так давно упоминал на страницах своего твиттера. «Я еще до конца не в курсе своих планов на вечер, удобнее будет встретиться у тебя, я напишу позже, как буду точно уверен», — и едва успеваю отправить, вверху экрана push-уведомление сигналит о новом поступившем личном сообщении в твиттер. Грэм: «У тебя закончились сигареты – я постарался. Купишь пачку по дороге домой?» — Вообще-то я не курю, — вырывается непроизвольно – благо в кабинете один сижу. Примерно догадываюсь после какого «гостя» могла остаться пачка, но марку вспомнить так и не удается. Ixon: «Какие ты куришь?» Грэм: «Ого! Не «возьму любые – пусть давится», а даже так? Ладно, шучу. А то еще передумаешь покупать. Возьми «Marlboro double mix», плиз!» Ixon: «Понял». Тут же на карту, привязанную к номеру телефона, подают деньги с пометкой «Я не нахлебник, ни в чем себе не отказывай». Возмущение поднимается моментально, вырываясь в виде очередного произнесенного вслух комментария: — Клоун херов, говоришь так, словно это я сутки напролет подчищаю холодильник и выпрашиваю курево. Энди я решаю ничего не отвечать. *** С работы меня без предупреждения встретил Бернард, подкравшись со спины на своем девственно чистом, без единой царапины и следов грязи, мустанге, вдарил по клаксону и приветливо мигнул дальними фарами. — Ослепить меня решил? – нарочно хлопая дверью так, что у самого в ушах затрещало во второй раз, я занимаю место на переднем сидении рядом с ним. – Почему не сказал, что подъедешь? — Хотел сделать сюрприз. К тому же решил, вдруг ты надумаешь от меня удрать и так и оставишь мое сообщение без ответа, — мазнув своей недельной щетиной по моему лицу, Бернард неуклюже, из-за неснятого ремня безопасности, награждает приветственным поцелуем. – А мне, знаешь ли, горит с тобой перепихнуться, аж яйца поджимаются от предвкушения, что ты вставишь мне сегодня! – отстраняется и возвращает руки на руль, заводит машину и трогает с места. Этот парень всегда такой прямолинейный или сегодня вечер сюрпризов? — Всенепременно, только сначала заедем в два места, а потом я весь в твоем распоряжении. И уже про себя добавляю: «Или не весь!» Мы познакомились с Ромашковым полем в чате, оба преследовали строго определенную цель и именно ее выполнением занимались на наших встречах. Без лишних расспросов. Без выяснения никому ненужных личных обстоятельств. Приходя к нему домой, я не смотрел по сторонам, не выискивал на фотографиях чужие лица, не обращал внимания на количество зубных щеток в стакане, на разнообразие обуви в прихожей. Он же, подыгрывая, поступал также. Единственное, что меня волновало в Бернарде — его предпочтения в сексе, в которых я опять просчитался, сделав поспешные выводы по переписке с ним и наивно предположив, что обладатель такого грозного скандинавского тела и мужественного лица любит поострее. — Как скажешь, куда двинем? — В ближайший супермаркет, а после ко мне домой. — А заняться этим потом никак? – удивляется Бернард, но уверенно сворачивает по направлению указателя «гипермаркет 24, 500 метров», прекрасно понимая, что спорить со мной бессмысленно. Неспешно гуляя между рядами, тем самым начиная раздражать своего компаньона, я потихоньку набил корзину доверху. По пути к кассе проходя мимо плотно заставленных полок с различными цветастыми коробочками, в голове пронеслись строки из сообщения Грэма «В твоем доме водится самый отвратительный и мерзкий на вкус чай». Глаз задергался снова, а рука сама потянулась к стеллажу, водружая на самый верх корзины сразу четыре разных коробки. — И пусть только попробует сказать, что и эти ему не понравились, всухомятку сожрать заставлю, — цежу сквозь зубы. И тут же ловлю удивленное в спину: — Чего говоришь? О молчаливо таскающемся за мной Бернарде я всего на миг успел забыть. — Ничего, пойдем на кассу! *** Кутаюсь в Его пальто, прыгаю в тапочки на босую ногу и выхожу на балкон. Тело ломит то ли от перенапряжения из-за сидения за ноутом, то ли от безделья – большую часть времени я беззадачно ковырялся в документах и бесцельно серфил по новостной ленте. Быть запертым в четырех стенах, не своих, постоянно справляться с чувством неуютности и бояться лишний раз присесть не туда – скука смертная. Небо почти почернело, из-за перьевых облаков и городского освещения звезд почти не видать. Холодный воздух щиплет щеки и нос, заставляя кожу розоветь. Снег по-прежнему так и не выпал. Чиркаю зажигалкой и подкуриваю последнюю припасенную сигарету. Сквозь сигаретный дым пробивается запах парфюма. Не моего. Придерживаю низкий ворот и чуть ли ни всем лицом тону в плотной ткани, умудрившейся за многочисленные выходы в нем наружу сохранить запах, не смешавшись с никотином. Выуживаю из кармана телефон и вновь утыкаюсь в не перестающие обновляться комментарии под «я-ж-блять-пищать-должен-от-радости»-записью. И стоит только увидеть ответ одного пользователя, зажатая между зубами сигарета едва ли не выпадает изо рта. Розовый гусь: «У меня получилось вернуться обратно!!!» Порываюсь написать весьма очевидный вопрос, но едва успеваю стряхнуть пепел и набрать хоть букву, однотипные «Как?» уже появляются перед глазами. Розовый гусь: «Я, наконец, понял, чего так сильно хотел от своего краша, и смог вернуться только после того, как получил это». Вот так дела… Затягиваюсь так резко и так глубоко, что едва не уплываю от тут же заходившей кругом головы. Цепляюсь пальцами за ледяные перила и прикрываю веки. Сумасшедшая улыбка трогает губы – кто бы увидел, точно вызвал психиатричку. «Это» — в очередной раз проносится по кругу, словно меня замкнуло. «Это» — и живот сводит судорогой. Мое «Это» было слишком очевидным, валялось под ногами на уровне примитивных потребностей... Проведя столько времени под куполом Колтона, где он сбрасывал с себя всю шелуху и терял облицовку грозного босса, я точно и безошибочно знал, чего от него хочу. Воображение не раз рисовало сценарий того, каким способом я мог это получить. И сколько помню, мне всегда было мало. Охваченный приступом экстаза от притворных идей, я мог проваляться в кровати, детализируя их, до глубокой ночи, потому что все казалось настолько реальным, что участившийся пульс разгонял последствия желания по венам и лишал сна. Внимание привлекает притормозивший у подъезда ярко-красный «форд мустанг». Облаченную в длинный бежевый плащ фигуру с увесистым пакетом в руке узнаю безошибочно. А вот вылезшего со стороны водителя мужчину, так похожего на грозное каменное изваяние с высоты седьмого этажа, напротив – вижу впервые. Но понимание, кем именно он приходится Колтону, настигает быстро. Затягиваюсь в последний раз и, пуская по ветру окурок, начинаю мечтать, чтобы он приземлился прямо в густую вьющуюся гриву этого типа. И что они здесь забыли? Вдвоем. Мужчина стремительно нагоняет Колтона и останавливает, ухватившись за локоть. Отсутствие деревьев, загораживающих вид, и хорошее зрение позволяют в деталях рассмотреть происходящее: начальник делает ровный и спокойный выдох, будто мирится с очередной вспышкой своего недовольства и только после разворачивается к нему, подходит совсем вплотную и напористо целует. И со стороны этот короткий контакт губ смотрится как одолжение, словно это единственное, чем он может в данную минуту закрыть своему компаньону рот, склоняя набраться терпения и довольствоваться малым. А затем разворачивается и без оглядки, стремительно скрывается в подъезде, а я же, проводив взглядом несчастного любовника, захожу внутрь и, не торопясь снимать пальто, плетусь к двери. Писк магнитного замка, и Колтон появляется на пороге. — Я уж думал, ты никогда не вернешься, — стою, облокотившись о дверной проем, разделяющий комнату и прихожую. — Я ненадолго, у меня дела, — и только поставив пакет на пол, наконец, поднимает на меня взгляд. Сразу замечает лишнюю для нахождения в квартире одежду и, понимая, что навострить ласты дальше порога его квартиры я не мог, принимается за контробвинения. – Сигареты же кончились. — Припас парочку напоследок. Как знал, что тебя хрен дождешься. Зато благодаря этому, смог вдоволь полюбоваться на твои Дела, — отлипаю от косяка и подхожу ближе, с высоты своего роста заглядывая в приоткрывшийся пакет. – Мистер Колтон, а Вы на редкость заботливый. Смерть от обезвоживания и голода, конечно, мне не грозит, но я весьма признателен. На лицо Змея наплывает тень. Брови сходятся на переносице. — Специально злишь меня? — Да куда мне? Ты сам себе всегда нервишки расшатываешь, я здесь ни при чем, — подхожу ближе к Колтону, что вновь успел вернуться к двери и открыть ее. Стоит и держится за ручку. Вижу, как белеет от напряжения кожа на выступающих костяшках, как напрягаются мышцы на лице. – Что, наверняка уже жалеешь, что поддался своей прихоти и не забыл обо мне сразу, как только задница коснулась обивки его кареты? — накрываю его ладонь своей, тяну на себя, заставляя прикрыть дверь. – Не боишься, что карета превратится в тыкву, а вместо брутального принца наутро проснешься в кровати с сопливым отщепенцем? — Я смотрю, постоянное ношение резинки все-таки губительно сказалось на твоем мозге, раз ты так расхрабрился и позволил себе забыть о субординации? Ни темная аура, ни молнии из глаз Колтона, ни сведенные в продолжавшем нарастать гневе мышцы на лице не волновали меня, заставляя игнорировать эти сигналы и дальше лезть на рожон. Из этого всего я заметил лишь одно – мужчина все еще стоял и слушал меня. Если бы он хотел поскорее вернуться к своему безотлагательному Делу, он мог просто выйти за дверь. Если бы он хотел поставить меня на место, отрезвляющим ударом снес бы мне половину лица. Но он не порывался сделать ни то, ни другое, потому я так уверенно продолжил напирать на него. Скользнув по его руке, я крепко сжал его локоть и дернул Колтона на себя, заглядывая прямо в глаза. — Не жалко тратить время на того, кто даже не догадывается о твоих настоящих желаниях? Насмешка трогает его губы, а в глазах читается прозрение. — Ты, видно, хочешь, чтобы свое время я потратил на тебя? – и вновь эта выстебывающая ухмылка, делающая из своего носителя вечного проницательного всезнайку. Ему правда так нравится получать столько негатива в свою сторону? — Советую. — Думаешь, знаешь достаточно о моих желаниях? — А разве нет? – приподнятая бровь на лице лишь усиливает эффект от удивления. – Хочешь сказать, он Это оценит? — нажимаю большим пальцем на подбородок, заставляя Колтона приоткрыть рот – сережка на языке блестит от слюны. – Хотя, если решишь наградить его вместо минета риммингом – обязательно оценит! – не позволяю ему ответить, продолжая удерживать силой. Делаю шаг навстречу, чтобы вжать его своим телом во все еще незапертую на ключ дверь. – Можешь строить из себя грозного начальника и дальше, вырваться прямо сейчас и хоть затрахаться со своими Делами, но того удовлетворения, о котором ты так сильно грезишь, ты так и не настигнешь. Так почему бы тебе не спрятать шипы и не сдуться на время? Смотрит на меня так, будто что-то в уме взвешивает и прикидывает, пытаясь отыскать ответ на мое предложение в рационализме. Но разве он сейчас к месту? Предпринимаю новую попытку, которая заставит чашу весов опуститься в мою пользу. Убираю руку от его подбородка и, чуть отстранившись, просовываю ладонь между нашими телами. Быстро управившись с ремнем, выдергиваю его из брюк и будто лассо набрасываю на шею Колтона. Без удушающего эффекта, но достаточно для того, чтобы постоянно ощущать его присутствие, туго затягиваю, оставляя длинный конец ремня в руке. — У тебя есть три секунды, чтобы выбрать, — опускаю ручку и толкаю мужчину на дверь. Колтон делает три шага по инерции, оказываясь за порогом. И все, что удерживает его – импровизированный поводок. В моей руке настолько ничтожно малая его часть, что если он захочет вырваться, это не составит особого труда. Колтон оценивающе смотрит на меня, будто до конца так и не определился, чего по-настоящему хочет в данную минуту. Но в глазах его читается вызов. И он бросает его мне. — Раз, — медленно растягиваю слова, будто резинку для волос между пальцами. – Два, — губы расплываются в такой коварной с нотками сумасшествия улыбке, что непроизвольно туже сжимаю изделие из кожи. — Если разочаруешь меня, я собственноручно выкину тебя из окна, до последнего надеясь, что ты не телепортируешься обратно в комнату! – ухмыляется Колтон. — Три! Уверенный рывок, тяну ремень на себя, и Колтон запинается о порог, всем телом налетает на меня, чудом не снося с ног только потому, что я готовился поймать, заняв более устойчивое положение. Дверь удается захлопнуть только тогда, когда пришпилив своим телом мужчину, делая вместе с ним настойчивые шаги, тяну за ручку и закрываю на замок. Вжимается затылком в тонкую деревянную облицовку и впервые не скалит зубы, раскрывает рот и позволяет целовать себя. Так, как хочется. Так, как давно хотел. Глубоко проникаю языком, пробуя края сережки кончиком, а после, чуть поддев, вытягиваю штангу, ловлю его податливые губы своими и до красноты втягиваю в себя, не обращая внимания на напомнившую о себе покрывшуюся толстой коркой ссадину от его зубов. Мокрый от слюны и чувствительный, от будто током пронизанных губ, поцелуй практически не выделяется на фоне тех, что были у меня прежде. Единственное отличие, что сумело вскружить голову и привнести в него целый букет столь непривычных ощущений, — я никогда прежде не ждал так долго!.. Колтон не закрывает глаза, пялится так, словно я на порно-кастинге, а он — грозный судья, которого я должен поразить своими «талантами». И это бесит. Заставляет менять действия местами в, казалось бы, уже сложившемся в голове сценарии. Требовательно нажимаю на его плечи, вынуждая опуститься на колени перед собой. Лакированные ботинки поскрипывают, стоит ему упереться носками в пол, чтобы не потерять равновесие. Ловлю взгляд человека, который молча принимает все условия игры (или я его), и спускаю на бедра штаны вместе с боксерами, которые позаимствовал у хозяина квартиры. Налившийся кровью член, распираемый от возбуждения, освободившись от ткани, упирается в вздернутый кверху острый подбородок Колтона. И один только вид сверху этой далекой от романтики, не пахнущей зефиром и мармеладками картины, заставляет колени подкоситься. Упираюсь рукой в дверь в качестве опоры и стараюсь вернуть контроль хотя бы взгляду. Не хочется со стороны казаться бешеным фанатиком, изголодавшимся своими неуемными фантазиями. Мне и без того хватило унижения, что я испытал при первых минутах появления в Его квартире – из всех возможных реакций на столь паранормальный случай на мою долю выпала самая холодная и местами нездоровая... Без помощи командного, с замашками доминанта, приказа «возьми в рот», без вынуждающей склонить голову руки с намотанным вдвое ремнем, без унизительного «ты же понимаешь, к чему я клоню» взгляда с моей стороны. Колтон сам, стоило только влажной головке скользнуть по коже, оставляя природную смазку, загадочно улыбается мне, а после, чуть склоняя подбородок, опускает взгляд, позволяя увидеть насколько пушистыми и длинными его ресницы кажутся с такого ракурса. Языком от основания до самой головки члена проходится широким мазком. Черепушка пирсинга повторяет движения, усиливает напор, а вместе с ним – мои ощущения. Наматываю на кулак ремень в третий раз и чуть оттягиваю влево, увеличивая давящую хватку, погружаюсь в податливую глубину рта на всю длину. Хрипит от удавки и тем самым сжимает меня внутри так сильно, что кончить мешает только неожиданная мелодия входящего вызова на его смартфоне. Убираю руку от двери и подаюсь чуть назад, наблюдая, как берет в кольцо ладони мой член и сам с упоительным усердием начинает насаживаться ртом на него. Обманчиво заставляет думать, что ему и вправду так приятен процесс. — Достань, — протягиваю свободную руку и жду, когда вложит в ладонь надрывающийся по новой мобильный. Отвечаю на звонок коротким «слушаю», зажимая трубку ухом, освобождаю руку и пристраиваю ее на макушке Колтона. Короткие темно-русые волосы едва тронутые летним солнцем на концах собираются между пальцами, и поглаживание сменяется колючей хваткой, стоит только услышать недовольный голос из динамика: — Ты чего так долго? Я уже устал ждать. — Колтон сейчас не может ответить — рот занят, — тут же получаю колючий взгляд светло-карих глаз «ты ахуел самовольничать?», и толкаюсь бедрами навстречу, не давая возмущению мужчины перерасти в словесные нападки. – У него экстренное совещание в сети, он просил передать, что приносит свои извинения, но сегодняшняя встреча отменяется, — скоро отвечаю, не давая абоненту захлебнуться в нарастающей волне возмущения. — А Вы кто? – не найдя, что ответить, спрашивает он. — Разве это так важно? – скидываю вызов и пристраиваю телефон в кармане пальто. Пальцы задевают продолговатый предмет, на который я успел наткнуться еще в первый раз, когда только надел вещицу Колтона. – Обычно люди по карманам мелочь или жвачки распихивают, но смазка? Видимо, для тебя она куда важнее, чем возможность не насобирать на поездку в метро. Или никогда не забывал бумажник дома? Губы с члена пропадают так же быстро, как перед носом появляется Его лицо. — Не забывал. Упирается в дверь и по очереди выходит из обуви, не сводя с меня испытывающего и проверяющего взгляда. Все еще ждет, что соскочу. Сдамся. Сорвусь. Тут же начиная молить о пощаде и возможности сохранить за собой рабочее место, забыть о всем этом помешательстве и недоразумении, но как бы не так… Может и дальше продолжать разглядывать меня, как вещь на наличие брака. Меня не остановит ни его самолюбие, ни моя гордость, ни потусторонние силы, что заперли в его квартире, словно заключённого в камере. — В комнату или для тебя принципиально продолжить здесь? – спрашивает с таким интересом, будто ответ его может удивить. А вот перемена в интонации Колтона заставляет удивиться меня и на секунду зависнуть. Куда подевался этот яд? Презрение? И постоянное, я бы даже сказал систематическое далеко не вынужденное недовольство. Неверие догоняет и бьет по голове со спины – такого ведь не бывает? Так сразу не сдаются? — На твой траходром? А это не заразно? – в ответ с наигранным скепсисом в голосе. — Дезинфицирую по средам и пятницам. Чаще не получается – большая проходимость, — улыбается одними глазами – расширенные зрачки куда ярче отражают искусственный свет плафона. Мокрый кончик носа, раскрасневшееся лицо, рассыпанные, будто песок, мелкие родинки на нижних веках, скулах и шее. И вновь этот закусанный влажный уголок губы. Кажется, что глаза меня подводят, и видеть его таким просто нереально. — Не хотелось бы тревожить соседей твоими стонами и устраивать спектакль под дверью. — Это я-то стонать должен? – насмехается, прекрасно зная ответ. — Твоя привилегия!.. Ноутбук ныряет под диван – время, чтобы его разложить, тратить не стали. Декоративные подушки – иначе язык не повернется их назвать – рассыпаются по полу. — Плащ снять не хочешь? – смотрю на Колтона, что расселся на диване прямо в таком виде. — Твоя привилегия, — возвращает мне мои слова, и я молчаливо соглашаюсь, внутри ликуя лишь от того, что напряженная атмосфера разрядилась и ее место заняла увлеченность. Плевать, что одноразовая. Но мне будет достаточно и того, что глаза судьи сменились на глаза неотъемлемого участника процесса. Хватаюсь за запястье Колтона, в очередной раз подмечая, что оно куда уже, чем я всегда предполагал — иногда сложно сопоставить собственное телосложение с чужим. Бежевая ткань шуршит, скользя по пиджаку, освобождаю одну руку и тут же стягиваю плащ целиком и отбрасываю в сторону, чтобы позже не мешался под ногами. — И чем же ты собрался меня покорять, интересно знать? – не желая сидеть молча в ожидании, пока мои пальцы разберутся с непослушными пуговицами на его рубашке – снимать ее с другого человека всегда затруднительно – проводит указательным пальцем по моему подбородку и спускается вниз по шее, вызывая очередной приступ и спазм внутренних органов. Он точно знает, как именно нужно действовать, чтобы простое касание стало сродни удару электрическим током. — Это не сложно. — Правда? – очередная насмешка, но впредь не ядовитая. Он будто выплеснул за эти пару дней всю свою желчь и до нового взрыва осталось лишь восполнить ее запас. — Ты сам любезно поведал мне инструкцию. — И сколько же в ней пунктов? Прошу поподробнее, – подыгрывает, делая вид, словно не догадался сразу. Подушечками пальцев позволяю себе пройтись по подтянутому напряженному торсу, прежде чем расстегнуть последнюю пуговицу и распахнуть рубашку. Наклоняюсь чуть ближе и, продолжая вести разговор, стягиваю с его плеч пиджак и рубашку, предварительно расставшись с запонками. — Всего три, — ловлю конец ремня, накручиваю на руку и притягиваю его лицо к себе, заставив Колтона спиной отлипнуть от дивана. Глаза в глаза. — Пункт первый: твои желания должны быть одобрены. Так, словно ты озвучил его мысли, а он подтвердил их достоверность. Ему слишком важно оставаться руководителем даже в постели. Брюки покидают его тело еще быстрее. Прихватив за щиколотку, цепляю пальцем носок и снимаю по очереди один за другим. Ремень так и покоится в руке, но хватка становится слабее, чтобы если решит высказаться — ничто не помешало. Но он молчит. Ждет продолжения. Забирается на диван, скинув с себя трусы, сгибает одну ногу в колене и поджимает к груди. По-прежнему сохраняет промежуток между его и моими ходами, не нарушая баланса. — Пункт второй: позволив над собой доминировать, ему по-прежнему необходимо сохранять контроль над процессом. Нагибая его – прогнись сам. Провожу подушечкой большого пальца по его губам и ныряю сразу двумя под ремень. Удается протиснуться лишь на половину фаланги с большим трудом. Подмечаю как белеют края кожи в местах, где ошейник сильно жмет. — Пункт третий: его желание испытывать боль и чувствовать себя уязвимым — всего лишь неотъемлемая часть секса, в жизни про нее можешь забыть. Без вызова и показухи тепло улыбаюсь, понимая, что точно попал в цель: его удивленный взгляд в купе с понимающей ухмылкой – моя награда. Убираю руку от его шеи и достаю из кармана пальто тюбик со смазкой. Влажные пальцы скользят по упругим половинкам ягодиц. Слишком удобная и расслабленная поза — средний палец беспрепятственно проникает вглубь, а следом на полторы фаланги и указательный. Дыхание становится настолько тяжелым, будто я вошел в него далеко не пальцами. Горло предательски сушит от внутреннего волнения, потому что возбуждение и проснувшаяся страсть даже к такому Колтону перебивается страхом оплошать перед ним. Стараюсь не думать об этом и одновременно продолжая растягивать изнутри тугие стенки, добавляю то, что так и вертится на языке. Жжет, боясь остаться невысказанным. — Послесловие: любую броню можно пробить, какой бы прочной она не казалась. Всего лишь нужно играть по его правилам. И мне кажется, у меня это неплохо получается? – нажимаю всем корпусом, толкаясь животом в собственный локоть, и тем самым проникая в него глубже. Колтон, сохранявший непроницаемое лицо до этого момента, под натиском дискомфортных ощущений кривится, продолжая развеивать миф о том, что он бесчувственная машина и не способен выразить любые свои эмоции, не прячась за показной бравадой. — Но все это пустые разговоры, — шипит, жмуря один глаз, а уголок губы вновь ползет вверх. Его улыбка носит оттенок «кончай трепаться и сделай уже хоть что-нибудь». И я делаю… Исполняю как он того хотел, не забывая соблюдать озвученную инструкцию. Лишь не до конца погрузившись на три пальца, вынимаю и, залив смазкой головку, подставляю к раскрасневшемуся влажному отверстию. Подхватываю его под колено. Упираюсь ногами в сгиб сидения и вхожу, не совсем плавно, но и не достаточно резко, чтобы заставить его глаза искриться. И стоит только бросить взгляд на его лицо – мурашки змеей проходятся по спине и закручиваются бешеной каруселью где-то внизу живота. Как можно вызывать во мне столь противоречивые эмоции и чувства? Только одним словом заставить меня вознестись так высоко в своих фантазиях и другим — тут же рухнуть в самую бездну. Колтон, ты действительно чертов змей! О том, что не раздет, вспоминаю только из-за требовательных рук, сжавшихся на моих плечах. Плащ падает на пол, футболка, впитавшая в себя природный запах от подскочившего волнения, слетает с тела. Подаюсь чуть ближе, чтобы зубами ухватиться за конец ремня и потянуть на себя одновременно с глубоким проникновенным толчком. И происходящее после кружит голову не только Колтону, но и мне. Нарочное сопротивление, целенаправленное, чтобы достигнуть максимального эффекта. Чтобы на шее остались видимые следы на утро. А тело охватила агония. Мужчина подается назад и чуть склоняет голову, чтобы натянуть ошейник еще сильнее, прикрывает веки и не своим голосом просит: — Глубже. И капли пота на теле кажутся слишком мелкими. И градус в комнате недостаточно возросшим. И напряжение в мышцах неестественно мизерным. Руками в качестве опоры упираюсь в спинку дивана по бокам от головы Колтона. Пальцами в обивку. И жаль, что ногти слишком короткие, чтобы содрать ее к чертям. Размашистые движения. Со шлепками кожи о кожу на входе. И с его полувздохами, полухрипами, полустонами на выходе. Мутный взгляд. Плывет от каждого движения, будто они — музыкальный такт в ритмичной композиции. И ее играют наши тела. Выбиваясь из сил. Получая наслаждение и возвращая его в ответ. Решаю, что с него хватит – зубы выпускают ремень. Мокрый от слюны приземляется на грудь жестким галстуком, одним своим видом требуя, чтобы его сняли. И справиться с ним в таком положении не получится. Нужны обе руки. Подхватываю Колтона за поясницу, вынуждая чуть сильнее сжать ногами мои бока. Отталкиваюсь от дивана, чтобы подняться вместе с ним и, меняясь местами, вернуться обратно. В животе новый виток сжавшейся пружины – вид Колтона вышибает из легких воздух. Плавная качка вверх-вниз. Опускается на мой член до конца и, чуть привстав на коленях, сжимая изнутри ствол, медленно скользит до самой головки. — Ты – пластилин. Стоило чуть согреть тебя, и ты стал таким податливым. Не уверен, хотел ли он что-то сказать в качестве возражения или, быть может, подтверждения, но не даю вставить и слова, ухватившись пальцами за тонкую бляшку ремня, чуть надавив, освобождаю его шею. Красный след тянется по кругу, словно свет ушел, а тень осталась. — У тебя найдется ручка? Мне кажется, я должен оставить здесь свой автограф, — провожу по выпуклому контуру и улыбаюсь как имбецил. Слишком довольный. Слишком взвинченный и возбужденный. Колтон приобнимает меня за шею и подается ближе, одновременно опуская бедра, выдыхает в самые губы: — А ты, оказывается, самовлюбленный кретин, — и новый оттенок ухмылки «расслабься, я с тобой играюсь» стирается о мои губы. Награждает меня слишком чувственным поцелуем, заставляя признать: до этого он лишь позволял себя целовать, теперь же действительно хотел этого сам. Вылизывает языком рану на моей губе. Скользит сережкой по подбородку. И стоит моим пальцам вцепиться в его ягодицы, задавая темп, смыкает зубы на моей губе повторно, оправдывая себя тем, что это для симметрии. Но ни новый очаг боли, ни Его довольное лицо так и не завладевают вниманием. Все мысли концентрируются на процессе и ощущениях в паху. Слишком узко. Горячо. Желанно. И быстро. Утыкаюсь лбом ему куда-то в ключицы, совсем не замечая руку Колтона между нашими телами, опустившуюся на его член. И даже ту, что нырнула в мои волосы в районе затылка. Я теряюсь первым, отдаваясь под власть бурного оргазма. Не стараясь вернуть сбившееся дыхание и замедлить галопом помчавшееся сердце. — Отпустишь меня? Сколько вот так сидим – не знаю. Но прихожу в себя и понимаю, что вцепился в его влажную от пота спину, намертво прижав к себе. — Прости, — разжимаю пальцы, и Колтон слезает с меня и садится рядом, раскинув руки на спинке дивана и одной приобняв меня. Слишком странный жест в такую минуту. Местами даже собственнический, но не заостряю на нем внимание. Подозрительное спокойствие накрывает вместе с сушняком – во рту пересохло, хоть поджигай. — Значит, ты все-таки можешь быть таким… — задумчиво протягиваю, вдруг совершенно ясно осознавая, что заблуждался на собственный счет. Путал желания. Секс был не первостепенной целью. Я не хотел его тело отдельно от души. Потому что где-то внутри себя подозревал — каким бы двойственным образ Колтона не был в сети и реальной жизни, я слишком долго наблюдал за ними двумя и успел привыкнуть к такому порядку вещей. — Каким же? – ухмыляется, зачесывая назад влажные от пота волосы. — Откровенным, сексуальным и… настоящим?! — И ты понял это после того, как переспал со мной? – не то чтобы в голосе сквозит удивление и недоверие, но сомнения явно проскальзывают. — Нет. Твой взгляд и твоя улыбка сказали за тебя, — на этот раз посмеиваюсь уже я. – Ладно, причина не в них. Можно так сказать, мой мозг наконец включился и заработал в верном направлении. Я понял, чего на самом деле хочу. — И чего же? — Быть с тобой. И с тем человеком, что пишет свои чудные посты. И с тем, что ходит на работу. — Странно слышать такое сразу после секса, не находишь? — По-моему, куда страннее слышать такое перед, — переглядываемся и понимающе смеемся – ответ засчитан. — Как насчет чая? Сдохну, если не промочу горло, — перевожу тему в спасительное русло. Жажду терпеть действительно невозможно. — Я не против, зря что ли тащил эти пачки? Но только давай ты сам, у меня сил нет подняться. — Звучит, как комплимент мне, — довольно жмурюсь. Пытаюсь встать, но принимаю неустойчивое положение, цепляясь носком за так не вовремя попавшийся под ноги ремень, от неожиданности оступаюсь, слетая с кровати лицом вниз. И по новой… Саднящая боль во всем теле. Сковывающее грудь и руки касание мокрой ткани. И звон разбитого стекла. Поднимаю голову и застываю от немого шока. Мой ковер перед глазами. Мои четыре стены. Не мой… Краш! Подвисаю, казалось бы, на вечность. Нескоро прихожу в себя, но все же с трудом заставив подняться, пулей мчусь к ноутбуку и первым делом открываю вкладку твиттера. Пролистываю понравившиеся записи и так и не нахожу ту, что вызвала целый переворот в сознании. Ни записи, ни каких-либо напоминаний о ней. Разочарованно падаю в крутящееся кресло. Привиделось? Как произошедшее могло оказаться настолько реальным? Я будто одновременно напился абсента, вынюхал десять кокаиновых дорожек и уснул на матрасе из конопли. Игнорируя дискомфорт, вызванный мокрой от чая одеждой, захожу на свой профиль и твитчу новую запись, желая оставить хотя бы напоминание о привидевшемся. Грэм: «Кажется, я словил самый сумасшедший приход в своей жизни. Но… мне понравилось!» Закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла – нет сил сдвинуться с места, будто и правда оставил их все в квартире Колтона. Из колонок раздается привычный щебет – новое уведомление. Перехожу по вкладке и забываю как дышать. Ixon: «Мне тоже!» Пользователь Ixon теперь читает вас.

От автора: Спасибо за прочтение, буду рад, если работа вам понравится и найдет отклик в сердце) А кто еще не знает в своих группах мы с Mr Abomination выкладываем совместный рассказ, более подробно можете почитать в этом посте — https://vk.com/club35829610?w=wall-35829610_7211 п.с. Вдруг стало интересно, если это не большой и вселенский секрет, как давно Вы со мной?)