Жизнь продолжается

Сигрид замешивала тесто, когда в её дом постучали. У неё был свой дом, у принцессы коронованной, так как дворец ей не нравился; а ещё у неё было пятеро детей – и Сигрид воспитывала коронованных внуков любимого дедушки, чтобы во дворце им тоже категорически не нравилось. Маленькой внучке, годовалой малышке, не нравилось тоже. Замесить тесто очень просто: берётся просеянная мука, немного сахара, яйца; в яйце нашлось два желтка, к удаче и жизни хорошей. Затем аккуратно всё размешать ложкой, чтобы мука не вздымалась облаком, чтобы стала однородная масса – пока с большими комками. А потом браться руками и месить-месить-месить… Сигрид ставила тесто в печь, когда в её дом снова постучали. И это был не Баин, потому что Баин не пошёл бы к ней, и не Тильда – потому что в Дорвинионе Тильда. Для хорошей сдобы печь нужно разогревать заранее. Сейчас под рукой были самые сухие дрова – но когда-то умела Сигрид разжечь и мокрыми. Из очага шёл чёрный дым и наполнял светлицу, коптя стены… Сигрид нарезала рыбу для пирогов: брат и папа могли съесть хоть десять штук таких, а Тильда нет – Тильда ягоды любила, - когда в дверь скорее поскреблись. Главное – занять руки. Все часы с похорон Барда Лучника, Убийцы дракона, Сигрид и занимала их. Жизнь продолжалась. Хозяйство само себя не сделает. Перемыла полы, прогнав слуг. Отослала детей к свекрови к озеру в Эсгарот. Постирала все занавески. Не посмела коснуться вещей отца в доме. Выбила половики и начала плести один новый из лоскутков. Проведала брата – но сын Баина вырос уже, помог отцу и без неё, увядшей с годами. Одного не проведала и всё ждала, когда он придёт. Но прошли сутки, прошли двое, а тень короля Трандуила не появилась на её пороге. Появится, куда денется. Но задерживался эльф – и она начинала злиться на его эльфийскую дурь. Сигрид ведь знала, что они с отцом целуются на тесном чердаке, и делала вид ещё, девочкой, что не понимала, что происходит. Эльфа все дети Барда принимали в своих домах – потому что он принял их отца в своём сердце – и в последние годы он засыпал тревожно у её очага, видя тени будущего, которого отрицал изначально. И будто Сигрид дура и не видела колец на пальцах указательных, колец древесных с золотом, и не радовалась второму браку отца. А какому – уже неважно. То, что Бард умрёт рано, было понятно всегда, а ясно – последние пять лет. Голодная молодость, тяжёлые зимы, взгляд дракона в душу – это не молодит. Последние годы он был уже совсем седой, хотя сила осталась в руках, но на холоде мучился он суставами и уже не мог брать на руки многочисленный выводок внуков. Тильда писала им регулярно – однако похороны она не успела приехать, хотя ничто не предвещало, что отцу станет плохо, ведь ему и не стало. Баин говорил, что отец просто заснул, и лекари утверждают, что он не мучился, и просто забрала его старость, однако был бледен король их – как снежная смерть. Сигрид молчала, потому что Сигрид последняя с ним была. И отец сказал ей: - Милая, не пускай сюда Трандуила, погибнет он. И Сигрид не пускала бы. Но Трандуил и не рвался к людям… Боги Запада, он же мог умереть с тоски! Как отцу она в глаза б смотрела, как к предкам бы сама пришла?! Саму ведь годы уже берут, по кусочку. Сигрид ставила противень в печь, когда в дверь начали скрестись – ногтями по тонкому дереву. И лишь тогда ярость её ушла, тоска нахлынула и пошла она открывать дверь. Чтобы поймать высоченного эльфа, едва не свалившегося в её перепачканные мукой руки. Трандуил ведь не плакал: ни на похоронах, ни сейчас. Глаза его оставались сухи и пусты, словно пожар сам потух – но следовало его затушить водой. Жемчужные волосы не жемчугом больше – соломой путанной. Кожа не живой кожей – пергамент, что тронешь и потрескается. И руки не руки, что любил держать в своих отец – потому что превратились они в ледышки. Сигрид хорошая дочь, Сигрид не страдала, что за эльфа волновался Бард больше, чем за них. Они смертные, знали смерть, старуха всегда за ними приходила… Трандуил – другой. С рук и начала. Сначала левая рука: мизинец, безымянный, средний… Царапина на среднем – неделю назад она учила эльфа готовить, но смотрел он на седину их отца и дрожали у него пальцы. Ожог на запястье – Трандуил мог бы пойти к лекарям, но не мог сказать им, что в дикий недавний холод конца зимы кружка с кипятком выпала из дрогнувших ладоней Барда и ошпарила Трандуила, а тот ещё и скрывал это от возлюбленного. - Сколько тебе сейчас?.. - Уж полвека скоро проживу. - И ты скоро умрёшь? - Мне не ведомо, когда я умру. - У тебя дети, семья – не умирай. - У тебя тоже сын, величество. Дыши. Дышать он не хотел. Затем правая рука: большой, указательный, средний… Фенечка из выцветших верёвочек оплетала поперёк голубых вен; вторая дочь Сигрид сплела ему, до сих пор носил, и как только ещё держалась, ведь та дом уже свой вела, косы плела. Кольцо на указательном пальце, где тонкая золотая веточка оплетала деревянную основу крохотными листьями, впечаталось в его кожу – кажется, у Трандуила отекли пальцы. - Я Леголасу не говорил. Не надо ему знать. - Он и так знает. - Лихолесьем должен кто-то править, пока я… отсутствую. - И долго будешь отсутствовать? Десять лет назад Трандуил с отцом страшно поссорились. Бард кричал и гнал его в Валинор, так как знал, какую боль причинит ему. А Трандуил кричал, что не бросит его и останется – и подставил кинжал под сердце, делая вид, что кинжала не существует. Сигрид плохо знала о Валиноре. Но куда бы сейчас Трандуил ни поехал один – то не доедет, осиротевший дурак. Ладони были особенно холодными и сложнее было их согреть. Сигрид стала тереть их: и так как не отказывалась от работы принцессой, так и были у неё мозоли, и кожа эльфа покраснела и разогрелась, и потекла по ним живая кровь… Трандуил вздрогнул – похоже, тепло очага, и жизни и её рук проникли в него наконец. - Его нет?.. - Да. - Совсем нет?.. - Прости меня - нет. Эльф зажал рот ладонью. Похоже, из него едва не вырвался вопль. Когда он разрыдался, уткнувшись ей в плечо, Сигрид только тихо всхлипнула. Эльфу тысячу лет, а ей, а она… Да что она. Папы сейчас очень не хватало. Неделю пропадал Владыка Лихолесья, его величество король Трандуил. Так что когда принц Лихолесья, князёк молодой, ворвался к ней в дом, едва не сорвав дверь с петель, Сигрид удивилась. И его она ожидала раньше. - Где он?! - Ты мне дверь вышиб. - Сигрид! Когда ей было двадцать, она влюбилась в Леголаса, потому что какая девушка не влюбилась бы в эти белокурые волосы, острый взгляд, ловкость и эльфийскую красу? Когда ей стукнуло тридцать, и Леголас стал признавать её детей, ей захотелось записать Леголаса в их число – потому что её лицо начали рассекать морщины, она кормила грудью третьего ребёнка и любила всех детей на свете, а у Леголаса не было матери. В сорок они держались на расстоянии, передавали друг другу кубки на пирах и с тревогой следили за историей их отцов. Леголас ведь не одобрял, но признавал право Трандуила на счастье. Леголас не одобрял, как и Сигрид по молодости не одобряла. Тревога и тени будущего – вот что изредка объединяло их. И гораздо лучше, чем попытки отцов их сблизить. - Дверь, Леголас, дверь. Леголас зашипел, как болотная гадюка, сквозь зубы. Но на деле он был безобидным ужом, а Сигрид и вовсе стала со временем считать его мальчиком. Тем более что Леголас ворчливо попросил инструмент. Дверь он на место возвращал, как сваи для моста вколачивал. Его волосы превратились в то ещё гнездовье для сорок, и Сигрид легко могла представить, как он нёсся на коне один, а после скакал по крышам их города и грубил людям на улице. Леголас быстро понял, где искать отца. Но если понял – неужто ума не хватило на другое? - Где он? – мрачно сказал Леголас. - Думаешь, у меня? - А где ему ещё быть? – Леголас огрызнулся; ладно, волновался, ладно, дураки эльфы. Но ведь всего неделя прошла, Сигрид была не готова, чтобы на неё огрызались. Ещё неделька пройдёт – и он сможет вернуться в семью. - Скажу, где он, если кое-что мне пообещаешь. - Хм, ну допустим. - Забери его уже, а? Достал. - Леголас? Тоска Трандуила обратила в смертного. Волосы гнездом – как у сына, лицо сонное – как у самой Сигрид. Лучший выход он вдруг обрёл из горя, или зарывался в него: всё дальше, глубже, - но как бы там ни было, эльф спал кошачьими сутками, часов по четырнадцать… Но пусть он спит в Лихолесье. Пусть сын за ним смотрит, пусть держит на краю омута – потому что Сигрид понятия не имела, в какой омут мог провалиться эльф, существо хрустальное, по сути своей странное. К тому же, у Сигрид своей родни выводками. Леголас метнулся мимо неё бегом и заключил отца в объятия. Трандуил удивился; забыл, похоже, что семья у него есть своя. Эльф смотрел ей в глаза долгие секунды три. А только потом уткнулся в волосы сына и зажмурился. Сигрид оставила их одних; базарный день, пора б ей уже выйти к людям… А через два втащили её два эльфа каких-то, глупых, дрожащих в её доме, в седло, и пустили коней вскачь – забыли, что не девочка, сумасшедшие! Трандуил решил, что она тоже семья. Семью он оставлять не собирался. Лес излечил Трандуила – исцелять начал, сколько был лет то ни заняло, но от гробницы Сигрид собиралась держать его подальше. Лес излечил её – и к рождению второго внука она вернулась к брату и семье… Жизнь продолжается? Для неё вроде бы продолжалась. Леголас как-то фыркнул, что так уж и быть, будет ему внучатый племянник. Но фыркнул тихо, только Сигрид и слышала. Но Трандуил перестал приезжать в их город. Бард Лучник в этом городе больше не жил.