Воскресить ради мира (себя).

«Ты воскрешаешь его не ради этого мира. Ты делаешь это ради себя самого». Эта фраза постоянно крутится в моей голове, как навязчивая попсовая песенка, случайно услышанная краем уха где-то на улице. Она не имеет смысла и значения, но постоянно бьется где-то в лобной доле, мешая сосредоточиться. И бьется до тех пор, пока не занимает собой все пространство, подминает под себя все мысли. И лишь после этого в опостылевших строчках появляется смысл. Ты всегда была умной и мудрой женщиной, Диана. Опыт, наверное. А может и пресловутое женское чутье. Я даже знать не хочу, как именно ты это поняла. Ты на всю тысячу процентов права, Чудо-женщина. Я делаю это для себя самого. Исправляю самую главную ошибку в своей жизни — его смерть. Если бы была возможность, я бы с радостью отдал все, что имею и свою жизнь в придачу, за его дыхание и мерный стук сердца. Но где-то наверху решили, что это слишком много для рыцаря Готэма. И мне остается лишь приносить каждую неделю на его могилу свежие розы. Белые. Как надежда. Я сошел с ума…. Если бы ты знала, Диана, как мне тяжело без него. А впрочем, ты понимаешь меня как никто другой. И не надо лжи, дорогая, будь у тебя такая возможность, ты бы не задумываясь воскресила Стива. И плевать, что он был солдатом, а Кларк — Надеждой человечества. Ты бы сделала это ради себя самой, позабыв о мире. Я вижу понимание в твоих глазах. Я не ошибся в тебе. Он нужен нам. Он нужен мне…. Знаешь, от его взгляда тогда, над землей, после воскрешения, мне стало страшно. Впервые за много лет противный холодок прокрался по спине под темным доспехом. Мне не было страшно, когда я считал его врагом и хотел уничтожить. Но этот взгляд… Даже не знаю, радоваться или нет, что он вспомнил меня. Пусть и как человека хотевшего его убить. Но ведь вспомнил! Я знаю, что это слабое утешение, но больше у меня ничего нет. Лоис Лейн… Она прекрасная женщина. И будет достойной спутницей и женой воскресшей Надежды человечества. Тебя здесь нет, Диана, но чувствую, как ты ухмыляешься в ответ. Да, я пытаюсь утешить себя. И собрать заново то, что от меня осталось. Все же я умер вместе с ним и рядом был похоронен, хоть и на надгробном камне лишь его имя. То, что я принимал за ненависть оказалось жаждой обладания, ревностью, горечью по несбыточному. А потом к ним добавилась вина. Я рассыпаюсь, Диана. Мы победили Степного Волка, я выкупил дом его матери, точнее весь банк, но это не важно. Важно то, что он приветливо улыбается мне, пожимает руку, а потом обнимает за плечи Лоис. Мне кажется, что я проклят им. Я словно романтический герой — мечтаю о несбыточном, о таком близком и таком далеком одновременно. И меня это разрывает на части. Как бы я хотел найти выход! Диана, я даже не могу возненавидеть Лоис. Она слишком хорошая, слишком искренняя, слишком правильная. Она идеальная. А я…. Я темное пятно на ее светлом фоне. Мои желания умрут вместе со мной. Я никогда не скажу ему о том, что чувствую. Это ничего не даст, лишь испортит наши с ним и так хрупкие взаимоотношения. Общение, которое далось столь высокой ценой. По-моему, я действительно схожу с ума. Ты в Париже, Диана, а я разговариваю с твоим образом. И, судя по всему, говорю вслух. А ну и плевать. Кроме моих извечных спутников — стен и тишины, меня некому слушать. Так что все это не имеет никакого значения. — Ты ошибаешься. Пальцы мгновенно стискивают стакан, в котором вот уже час плещется глоток виски. По толстому стеклу змеятся с тихим хрустом трещины. — Вы просто унизили мою охранную систему, — Брюс старается, действительно старается, не вздрогнуть и не подать вида, остаться спокойным. Кларк за его спиной неопределенно хмыкает. — Она выглядела дорогой. — Кого-то ты мне напоминаешь…. Кент наконец проходит в комнату, слабо освещенную пламенем камина. Он легко касается каминной полки, проводя пальцами по мраморной поверхности, и замирает, глядя на багряно-рыжие угли. Брюс же смотрит на него, считая про себя до сотни и обратно, пытаясь успокоиться. Что он там говорил про хрупкие отношения? После такого им пришел феерический конец. Стакан в руке жалобно трещит. Кларк бесшумно подходит и вынимает из враз ослабевших пальцев потрескавшееся стекло. Уэйн чувствует его взгляд на себе, но упорно смотрит на каминную решетку с искусно выкованной геральдической лилией. — Ты действительно не собирался мне говорить? — его голос звучит непозволительно близко. Брюс даже чувствует древесные нотки его одеколона и терпко-пряные — кожи. И жалеет только о том, что выпил меньше одного стакана. Может, после одной-двух бутылок стало бы проще? — Нет. — И почему я не удивлен? — в голосе Кларка слышится улыбка. — Сколько помню, ты всегда был очень упертым, что в ненависти, что в любви. Но знаешь, Брюс, — мужчина все же вздрогнул, пусть и едва ощутимо, при звуках своего имени, — я услышал сегодня достаточно. Диана очень мудра. Она сразу увидела то, что ты прятал ото всех. Ты прятал меня. Твердые пальцы обхватили подбородок Уэйна, поворачивая. Синие, практически не человеческие глаза, оказались невозможно близко. Так близко, как хотелось очень давно и невозможно. — Ты…. Губы, удивительно мягкие, накрыли рот Брюса, смешивая все вопросы, возражения и мысли. Медленные, дразняще-обещающие движения, головокружительный запах Надежды…. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Впервые рыцарь Готема сдался без единой попытки к сопротивлению. — Я рад, что ты вернул меня, — Кларк отстранился на несколько миллиметров. Брюс чувствовал каждое движение его губ своими. — И я рад, что ты это сделал ради себя. Я бы тоже не смог отпустить тебя. Сознание покрыла какая-то странная пелена, затуманивающая разум и слух. Ну не мог же Кларк сказать, что тоже нуждается в нем?! — Лоис? Кент усмехнулся и прикрыл глаза, прикасаясь своим лбом ко лбу Уэйна. Его руки огладили легкую щетину на щеках, скользнули по шее до не застегнутого ворота рубашки и опустились на колени. Рыцарь сквозь ткань брюк чувствовал обжигающее тепло этого прикосновения. — Лоис... Она меня обняла, а потом сказала, что уже отпустила. Просто отпустила. Второго раза она не вынесет, так что не стоит и пробовать. Тем более, она хочет посвятить себя своему истинному призванию — журналистике. И еще сказала, что будет признательна, если мы останемся друзьями, — Кларк выдохнул и снова коснулся чужих губ своими. — Это лучший вариант. Пусть это цинично, но я рад, что мне не пришлось чувствовать себя сволочью по отношению к ней. По сути, это она меня бросила. Мужчина улыбается. Брюс ощущает это. Как же он скучал по этой улыбке…. В его письменно столе, в потайном ящичке, хранится фото Супермена, на губах которого блуждает легкая улыбка. И сейчас он сцеловывает ее. Прошлое стоит оставить прошлому, ведь так? Не забывать его, всегда помнить, но не перетаскивать в настоящее и будущее. Мало кому дается второй шанс, тем более такой. И этот шанс целует меня, прикрыв нереально-синие глаза. Знаешь, я сделаю все, чтобы теперь не упустить его. Думаю, ты как никто понимаешь меня, Диана.