Посмотри на меня

Каждый танцор хочет стать звездой соревнования. Каждый хочет, чтобы и судьи, и зрители смотрели только на него, восхищались только им, аплодировали только ему. «Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня», — говорят их горящие взгляды, кричат они своим танцем, призывая. Каждый танцор хочет одного — как можно больше внимания. Акира не такая. Она не любила спортивные танцы никогда, но занималась ими ради Чинацу, потому что ради нее Акира была готова хоть пойти на край света, хоть в ад спуститься. Чи-чан ушла — Акира нашла нового партнера и продолжила танцевать, несмотря на то, что тренировки, соревнования выматывали и отнимали много времени. Ей никогда не нужно было всеобщее внимание. Ей нужно только внимание Чинацу. «Посмотри на меня, Чи-чан, смотри только на меня. Посмотри так же, как я смотрела на тебя, всегда и только на тебя». Акира, может, с ума сошла (прямо с их первой встречи), но если бы какой-нибудь демон появился перед ней, предлагая продать бессмертную душу за один только взгляд Чинацу, то она бы никогда не смогла отказать — ни тогда, в их далеком и призрачном детстве, ни сейчас, когда для нее Акира лишь надоевшее пятно где-то на краю сознания; жалкое, давно поблекшее воспоминание. «Посмотри на меня, Чи-чан». Говоря откровенно, Чинацу хуже любого демона. Ее взгляд, пронизанный презрением, пронзает душу арктическим холодом. Она настолько прекрасна в своем равнодушии, что не смотреть на нее невозможно. Самая прекрасная танцовщица. Изящество льется по венам Чинацу, грация в ее идеальном изгибе спины, женственность во вновь отросших за столько лет волосах, и, наконец, чудовищная сила — она не отталкивает от себя, а лишь магнитом притягивает к Чинацу еще сильнее. Но взгляд ее прикован к Татаре. Акира от этого сходит с ума (повторно). Разве она хуже этого неловкого мальчишки с копной темных волос? Кажется, еще вчера и он слова не мог сказать против Чинацу, а сегодня они уже спорят во всю. Мине-сан, улыбаясь, говорит, что они прекрасная пара. Мине-сан много чего говорит, попутно вспоминая свою молодость, и Акира слушает внимательно, правда, но слова словно ускользают от ее восприятия. Она танцует для Чинацу. Она живет, может быть, для Чинацу. И если это неправильно, то ради чего тогда вообще стоит жить? В конце концов, это ее жизнь (а вот Чинацу ее никогда не была). Акире кажется, что Чинацу на нее плевать. Чинацу – недостижима, прекрасна в своей недостижимости, и думает только о танцах. Поэтому Акира извиняется – перед собой, перед Мине-саном, перед всем миром. Ей стоит многое обдумать и, возможно, многое изменить. Может, бросить танцы и отрастить, наконец-то, волосы, которые продолжала стричь так же, как и в детстве. Руку Мине-сана она держит уверенно, позволяя увести себя на паркет. И улыбается. Впервые – искренне и открыто. Многое стоит изменить. Начать снова танцевать с удовольствием, например. Если бы только Акира знала, что все время танца Чинацу не сводила с нее глаз, то сошла бы с ума (в третий раз).