Переплетено

Но я — просто тело, что тупо болит. ЛСП «Тело»

Юкине пробегает мимо встревоженных Кофуку и Дайкоку прямо в обуви, запинается о ступени, взлетает на чердак. Вслед ему доносятся обеспокоенные голоса — ещё бы, он ведь весь в крови, с налипшими на лоб волосами. Сзади бежит Хиёри, и она в открытую всхлипывает. Но Юкине нельзя плакать: если Ято жив, то ему будет больно, и Юкине не хочет больше его ранить. Юкине рывком распахивает дверь в их чердачную спальню. Она почти вылетает из пазух. В горле у него — тугой ком всклокоченных чувств. Сердце падает в пропасть. Из окна виднеется ярко-синее небо с россыпью звёзд. На подоконнике остался стоять храм. Рядом с окном — мальчишка в белом кимоно. Мальчишка поворачивает голову на шум, и у Юкине подкашиваются колени. Хиёри пробегает мимо Юкине и падает на колени перед мальчишкой, обнимает его за хрупкие плечи. Юкине едва ли может дышать от боли. Он утирает запястьями собственные слёзы, но они всё льются и льются и льются. Мальчишка всё ещё смотрит на него, и его волосы переливаются в свете с лестницы. Его детское лицо постепенно складывается в гримасу боли. Он тоже плачет и пытается оттолкнуть Хиёри. Юкине сгибается пополам, закрывает голову руками и кричит. Он боится снова пережить те несколько минут, когда ему казалось, что он остался совсем один. Мимо него шелестят шаги, и высокий голос Кофуку что-то говорит с неожиданной нежностью. Ей отвечает другой голос — детский, со знакомыми нотками и болью. «Я причиняю ему боль, — понимает Юкине. — Ему больно. Ему больно из-за меня, из-за меня он…» Что-то тянет его за волосы, и он невольно поднимает голову, выпрямляется. Дайкоку нависает над ним, как скала, загораживая сцену у окна. Юкине слышит взволнованные девчачьи голоса и грохот собственного сердца. — Успокойся, — шипит Дайкоку. — Сейчас же. Юкине пытается извернуть шею, чтобы увидеть Ято за внушительным торсом Дайкоку. Огромная ручища дёргает его за волосы, заставляя смотреть в глаза Дайкоку. — Успокойся, я сказал, — его губы изгибаются в странной гримасе. — Порыдаешь, когда он больше не переродится. Он ребёнок, Юкине. Юкине понимает. Взрослому Ято от эмоций Юкине порой бывало больно до того, что он терял равновесие. Ребёнку, должно быть, совсем невыносимо. — Сделай глубокий вдох, Юкине, — мягко говорит подошедшая Хиёри. Сама она обливается слезами. — Он в порядке, но ты его пугаешь. Давай же. Вдох… Она дышит вместе с ним. Дайкоку выпускает его волосы, Юкине падает на пол, но тут же поднимается, путаясь в собственных конечностях. Хиёри ловит его под локоть. Дайкоку отходит в сторону. Кофуку гладит мальчишку по волосам. Он спрятал лицо у неё на груди, дрожат его тонкие плечи. «Это моя вина», — думает Юкине. Он делает шаг к окну, но что-то тянет его за кофту. Он оборачивается. Хиёри отпускает его и качает головой. Дайкоку кидает ему запасную спортивку Ято и упаковку влажных салфеток. — Умойся, — ворчит он. — Хорош пугать пацана. Юкине натягивает на себя кофту, чтобы скрыть багровые разводы на футболке, и при помощи Хиёри стирает кровь с кожи. Кофуку воркует над мальчишкой, но он её не отвечает, только беспомощно всхлипывает. Юкине присаживается рядом с Ято и улыбается, надеясь, что выходит не очень криво. — Привет, — говорит он. Голос не дрожит. — Я Юкине. Твой шинки. Ято делает один, два, три глубоких вдоха. Он отлепляется от Кофуку и настороженно смотрит на Юкине. Волосы налипли на лицо. Затем глухая подозрительность во взгляде сменяется чем-то светлым, и он робко кладёт свою ладошку в протянутую ладонь. — Шинки? — переспрашивает Ято. Его голос непривычно высокий. Юкине сжимает зубы и медленно выдыхает. — Тебе так больно из-за того, что ты мой шинки? Юкине улыбается, на этот раз искренне, потому что Ято действительно нужно поработать над верой в себя. Он помогает ему встать и обещает всё рассказать, если Ято будет себя хорошо вести (кажется, так обращаются с детьми?). Ято серьёзно кивает, но едва ли стоит. Хиёри и Кофуку начинают суетиться над ним, а Дайкоку утягивает Юкине в душ. * За поздним ужином (или ранним завтраком) Ято усиленно постигает магию владения палочками для еды. Он сосредоточенно ловит ими кусочек мяса из бульона, но пока что у него не выходит. Юкине не может сдержать улыбки, ловит его маленькую руку и показывает правильные движения. — Юкине — как настоящий старший братик! — воркует Кофуку и улыбается. Юкине тут же выпускает руку Ято и чувствует, как краска заливает лицо. — Ещё чего! — тут же отвечает он. — Только этого мне не хватает! Мальчишка озадаченно смотрит на него, потом на хихикающих Хиёри и Кофуку. Он открывает рот, чтобы что-то спросить, но тут настораживается Дайкоку: — Вы слышали? У Юкине леденеют ладони. Ято поднимает на него свои глазищи: он наверняка уловил его страх. Со двора доносится шум и неразличимые голоса. Краем уха Юкине слышит как Кофуку тихонько зовёт Дайкоку, а Хиёри роняет свою кружку. Но весь его мир резко сузился до маленькой фигурки новорождённого бога. Он быстро перебирает в уме песнопения. В комнате царит напряжение. Юкине протягивает руку к Ято, готовясь оттолкнуть его к себе за спину. Раздвижная дверь бесцеремонно распахивается. Ято, вскрикнув, прячется на груди Юкине, а Юкине и Дайкоку одновременно делают черту. Юкине инстинктивно обхватывает руками Ято и чувствует непривычную хрупкость и тепло его тела, по которому проходит дрожь. Маленький бог сжимается в комок. За чертой, совсем грозная в её неверном свете, стоит Бишамон в своей нелепой средневековой броне. Юкине слышит облегчённые вздохи со всех сторон: вздыхает Кофуку, обнимая Дайкоку, и вздыхает Бишамон, опираясь на стену от облегчения. Ято потихоньку вылезает из своего клубка. — Он переродился? — спрашивает Казума, поправляя очки. Юкине коротко кивает, а Ято, совсем осмелев, тут же выпаливает: — Кто переродился? — Я же сказал: всё узнаешь, если будешь себя хорошо вести, — почти не задумываясь, отвечает Юкине, и тут же отворачивается, заметив улыбки на лицах Бишамон и Казумы. В комнату заглядывает огромная голова Курахи. Юкине чудится, что он мурчит. А ещё ему чудится, что он видит, как загораются глаза Ято. Пока Бишамон просит разрешения войти и устраивается чуть в стороне, Ято дёргает Юкине за рукав и тычет пальцем в сторону льва. — Что это за штука, Юкине? — полушёпотом спрашивает он. — Во-первых, не показывай пальцем, это некрасиво, — отвечает Юкине, собрав всё своё терпение в кулак. Ято таращится на свой палец и тут же прячет всю руку за спину. Юкине удовлетворённо кивает. — А во-вторых, это Кураха, шинки Бишамон. Он может становиться львом. Разумеется, Ято хочет с ним поиграть. Поиграть со львом Курахой, разумеется, можно. Ято смотрит на зверя с восхищением и осторожно гладит гриву, но Юкине с некоторой тревогой обнаруживает, что в его движениях нет ни капли опасения. — Получается, Бишамон тоже богиня, как я? Раз у неё есть шинки, — задумчиво произносит Ято. Юкине стоит чуть в стороне от него. Он спиной чувствует взгляды остальных присутствующих, поэтому глубже засовывает руки в карманы и втягивает голову в плечи. — Да, — бурчит он. — Богов так много-о-о, — тянет мальчишка. Юкине помогает ему забраться на спину Курахи и надеется, что не пожалеет об этом. Неожиданно его окликает Бишамон, подзывает ближе (Юкине ещё раз оглядывается, чтобы убедиться, что Ято глубоко поглощён игрой с львиной гривой). От её вопроса Юкине хочется сбежать на чердак и не выглядывать оттуда неделю. Глядя ему в глаза, она твёрдо спрашивает: — За что на вас напали небеса? — Что? — ахают Кофуку и Хиёри. Юкине делает глубокий вдох, бросает взгляд на мальчишку, чтобы убедиться, что тот не словил его ужас. Он вообще надеялся, что разговор о произошедшем можно будет отложить. Потому что ответ его прост, как день: — Я не знаю. Наступает тяжёлая тишина. Кураха нарочито громко мурчит, чтобы отвлечь Ято от взрослых разговоров. Казума поправляет очки и своим учительским голосом начинает: — Юкине, ты должен понимать, что… — Да знаю я, — говорит Юкине как можно ровнее. — Я священный сосуд, я должен вести моего хозяина. Но, похоже, он что-то делал за моей спиной: воины небес сказали, что он, цитирую, «влез, куда не следовало», и нарушил какой-то древний указ Атаме… Амаре… — Аматерасу, — подсказывает Кофуку с немного обречённым лицом. — Да, спасибо. А после этого появилась Бишамон и попыталась нас вытащить. Только благодаря ей… В горле неожиданно встаёт тугой комок. Юкине сглатывает его. — Только благодаря ей я всё ещё здесь, — тихо заканчивает он. — Спасибо. Тишина тяжёлая и давит на грудь. Юкине опускает голову и старается ни на кого не смотреть. Чувство вины снова начинает грызть крепость внутри него. — Не благодари, пацан, — вздыхает Бишамон. — Я у Ято в неоплатном долгу, и всё же так подвела его. Хоть тебя спасла. — Но я не понимаю, — твердо говорит Казума. Откуда-то у Юкине появляется предчувствие, что ему не понравится то, что он скажет. — Ято слишком малоизвестный бог. Он не мог переродиться. — Может быть… Моей веры было достаточно? — предполагаем Хиёри. — Он очень сильно пола… Кофуку качает головой. — Нет. Твоей единственной веры не хватило бы, чтобы возродить Ятусика. Он не должен был вернуться. — Да ещё и почему на нашем чердаке? — ворчит Дайкоку. На его вопрос отвечает Казума: — Если я не ошибаюсь, он предпочитал хранить храм именно там? — дождавшись кивка от Юкине, он продолжает: — Обычно боги перерождаются в храмах. Он переродился рядом с храмом. Тут меньше всего чудес. Тишина становится особо тяжёлой. Бишамон спешит откланяться. Напоследок она ерошит волосы Юкине и улыбается его возмущению. — Я уверена, ты сможешь воспитать из него достойного бога, — говорит она и улыбается уголком губ. Кофуку (немного нарочито) радостно мчится провожать Бишамон, Дайкоку идёт подогревать остывшую еду. Юкине, подхватив Ято подмышки, снимает его со льва. Маленький бог заливисто хохочет. Ято оказывается неожиданно тяжёлым. Должно быть, он весит столько же, сколько и обычный ребёнок. В груди снова щемит. * Юкине указывает Ято на футон. — Ложись. Тебя нужно укрыть? — говорит он. В горле скребут кошки, после недавнего разговора на душе тоже они. — Я сам, — Ято решительно качает головой и в свою очередь почти властно указывает на футон Юкине. — Ты ложись первый. Юкине пытается возразить. Спать он хочет сильнее, чем когда-то хотел быть в живых, и силы покидают его на удивление стремительно, но он ведь должен заботиться о Ято? Ято смотрит на него, и Юкине чудится в его глазах серебристый отблеск. Он обнаруживает, что не может сопротивляться его слова. Юкине послушно укладывается и укрывается. Ято слезает со своего футона и проверяет, плотно ли укрыт Юкине. Юкине отводит взгляд и ворчит: — Я и сам могу о себе позаботиться. Будь на месте мальчишки взрослый Ято, Юкине давно бы отлупил его мухобойкой. Но как прикажете вести себя с маленьким богом, который своему шинки и до пояса не достаёт? — Наверное, предыдущий я был не очень хорошим богом, — задумчиво говорит Ято. Юкине и представить не может, как он пришёл к такому выводу. — Но обещаю, я буду гораздо лучше! Юкине — неожиданно для себя — хочет закричать «Нет!». Он хочет закричать «Он был дураком, но прекрасным богом! Ты был прекрасным богом!» Но он не может, потому что голос застрял где-то в горле. С тихим «ох» Ято хватается за кимоно на груди и удивлённо глядит на свои руки. Потом переводит взгляд на Юкине. — Почему тебе так больно? — с искренним участием в голосе спрашивает он. — Я ведь просто… А дальше мальчишка делает то, чего Юкине не ожидал бы и в тысячу лет. Ему, наверное, не поверят, если он кому-то расскажет. Ято коротко целует Юкине в лоб и серьёзно говорит: — Обещаю, я защищу тебя, чтобы тебе не было так больно. Я сделаю тебя самым счастливым шинки! Он ретируется на свой футон, ложится лицом к Юкине, а Юкине только может надеяться, что по лицу не бегут слёзы. Ему не хватает сил разозлиться. Будь на месте этого маленького бога тот изломанный дурак, тогда бы уж… Юкине понятия не имеет, что делать с Ято, у которого нет прошлого, которое преследует его через века. — Ты хороший шинки, — говорит Ято с широченной улыбкой. Юкине ловит себя на мысли, что уже и не надеялся её увидеть, когда стоял на коленях там, на берегу озера. — Наверняка самый лучший! Уверен, предыдущий я глубоко внутри тобой гордился! Подумав немного, он добавляет: — Наверное, он просто не умел тебе этого рассказать. Юкине не знает, как сказать, что Ято постоянно хвастался им перед каждым встречным. Он улыбается мальчишке из последних сил. Если бы он мог, он бы наверняка расплакался. Он закрывает глаза. От усталости ломит всё тело и хочется взвыть, но сон приходит только после того, как с соседнего футона доносится умиротворённое сопение. * Проснувшись, Юкине какое-то время просто смотрит в стену. Потом переворачивается на спину и смотрит в потолок. В голове клубятся какие-то мысли, но они больше похоже на туман или пар от чая, и выловить в них что-то — довольно сложно. Кажется, произошло что-то плохое. А может быть и хорошее. Юкине пока что не уверен. Затем Юкине переворачивается на другой бок и видит сразу две вещи: во-первых, за окном закат. Во-вторых, соседний футон в полнейшем беспорядке и пустует. Сердце сразу пропускает парочку ударов. Юкине резко садится — кружится голова. Перебирает в уме причины: похитили? Перерождение оказалось слишком слабым и исчезло? Решил покинуть непутёвого шинки, который даже не смог?.. С нижнего этажа доносится звон разбитой посуды и аханье Кофуку. Затем тяжёлые шаги на лестнице. Затем перед глазами материализуется Дайкоку. — Ты чего ещё устроил, а? — сурово спрашивает Дайкоку и хлопает Юкине по щеке. Юкине чувствует, как его голова немного дёргается в сторону. — Ему больно, садовая твоя голова! Юкине смотрит на него, и чувствует сразу много всего: облегчение, удивление и, кажется, надежду. И немного отчаяния. — Он… он внизу? — хрипло спрашивает Юкине. — Где ж ещё быть-то, — Дайкоку хмыкает. — Давай, собирай себя в кучу и марш вниз. Он нас замучил вопросами. Кофуку упёрлась, что учить перерождение может только его шинки. А он болтливый, оказывается. С ума меня сводит. На его лице странное мечтательное выражение. От слова «учить» Юкине дёргается и коротко надеется, что Дайкоку не заметил. Дайкоку, разумеется, заметил. — Ты чего? Юкине качает головой, делает глубокий вдох, чтобы унять эмоции, затем ещё один. Взяв себя в руки, он поднимает голову. — Я не смогу его ничему научить. Дайкоку-сан, вы всегда хотели детей. Пожалуйста, позаботьтесь о нём за меня. На короткую секунду Юкине кажется, что изо рта Дайкоку вот-вот вывалится сигарета. Но сигарета остаётся на своём месте, а вот по щеке прилетает ещё один удар, уже более весомый. Юкине приходится приложить усилия, чтобы не удариться носом о пол. — Ты с ума сошёл что ли? — шипит Дайкоку, за шкирку вздёргивая Юкине на уровень своих глаз. — Тебе вчера мозги отшибло? Юкине пытается вырваться, царапает тыльную сторону руки Дайкоку и даже, кажется, скалит зубы. — Ты не понимаешь! — шипит он в ответ, чтобы их не услышали на первом этаже. — Он погиб из-за меня! Он во что-то влез, а я и понятия не имел, что он творил! Я ничем не лучше Казумы, который не увидел, что творила Бишамон! Дайкоку открывает рот, явно собираясь что-то возразить. Но сердце Юкина бьётся в горле и вот-вот уже остановится. В глазах стоят слёзы. — Я подвёл его! Мне просто повезло, что он не дошёл до госизмены, и его остановили там, где остановили! Дайкоку поджимает губы и явно скребёт челюстями. Он тоже старается не навредить Кофуку. — Я понятия не имею, что у вас там произошло, — наконец, говорит он. — Вы ведь нам ничего не рассказываете. Но одно я точно знаю: ты нужен ему. — Да откуда ты… — Он спустился вниз пару часов назад, — с нажимом говорит Дайкоку, — в слезах. Ему приснилось, что ты умер, и он не мог тебя разбудить. Он боялся, что ты действительно мёртв. — Ну и ч… — Он почти не знает тебя, но всё равно так сильно привязан! — Дайкоку шипит, как рассерженный чайник. — Он хочет защитить тебя! Так дай ты ему такую возможность! Будь с ним рядом! Юкине отводит взгляд. В углу свалены вещи взрослого Ято. Нужно ли спрятать их? Нужно ли показать ребёнку? Юкине понятия не имеет, что делать. Он уже облажался. Никакого будущего тут уже нет. Он качает головой. — Я не смогу. Я никогда никого не воспитывал. Попрошу его, чтобы освободи… Сила, которая держала его на весу, исчезает. Дайкоку поднимается с пола, отряхивает брюки. Юкине в его взгляде явственно видит отвращение (так ему и надо). Не говоря ни слова, Дайкоку выходит из спальни. Какое-то время Юкине сидит, глядя на свои колени. С первого этажа доносятся голоса, но Юкине не может разобрать, что они говорят, или как они говорят. Он очень хочет свернуться клубочком под одеялом, но зудит левая ключица. Нужно покончить с этим. Возможно, его сразу же сожрут аякаши. Так будет даже лучше. Он одевается, стараясь не смотреть на печать своего имени. Неловко спускается вниз. Он не хочет смотреть никому в глаза, поэтому глядит в пол, и… Юкине обнаруживает, что больше не может идти. Маленькая иссиня-чёрная макушка обхватила его ноги руками и уткнулась лбом в живот. Юкине всем телом чувствует дрожь Ято. — Почему тебе так больно? — бормочет Ято куда-то вниз. Юкине снова чувствует укол вины: кретин, он ведь всё… Ято дёргается. — Почему тебе так больно?! — уже громче, почти требовательно спрашивает он и поднимает глаза на Юкине. — Это из-за меня? Я сделал что-то плохое? Я не хотел тебя ранить, правда-правда! Юкине беспомощно опускается на одно колено, чтобы не нависать над перепуганным мальчишкой, и гладит его по волосам. Эти волосы глаже самого искусного шёлка, и запах бога не идёт в сравнение с любыми самыми изысканными ароматами, и всё же… И всё же по вине Юкине это всё висело на волоске. Ято всхлипывает и обхватывает Юкине за плечи. Он заливает слезами его плечо. Юкине смотрит на остальных. За котацу сидят: Дайкоку, который старательно не смотрит на разворачивающуюся сцену; всхлипывающая Кофуку; серьёзная Хиёри. В ответ на взгляд Юкине она качает головой, но взгляда не сводит. — Я постараюсь быть хорошим богом, — бормочет Ято. — Наверное, предыдущий я был плохим, если ты хочешь уйти, но я… Я, знаешь, я хочу, чтобы всё в мире было справедливо… Я вчера так решил, мне звёзды подсказали. Не уходи от меня, пожалуйста. Юкине всё так же неловко гладит Ято по волосам. Конечно, но знает, о чём ты думал, он ведь может всё слышать и чувствовать. Ты напугал его до слёз, идиот несчастный, чтобы тебе… — Пожалуйста, — шепчет Ято. Что-то внутри Юкине ломается. Он тоже хочет зарыдать, но держится. Ради Ято. — Я никуда не уйду, — говорит он тихо-тихо, чтобы услышал только Ято. Мальчишка тут же отстраняется и смотрит на него огромными глазами. В них блестят слёзы, и они становятся похожи на два огромных озера. — Правда-правда? — почти визжит он, и Юкине улыбается. — Правда-правда. (Наверное.) * Ято действительно невероятно болтлив. Забравшись на стол, он машет ножками, пятками бьёт дверцу и наблюдает, как Юкине моет посуду. Он трещит обо всех впечатлениях прошедшего утра: у Кофуку такие здоровские волосы, а у Хиёри странный хвост! Почему у неё есть хвост, а у других нет, Юкине? Почему Дайкоку такой грустный? Почему… — Перестань, — говорит Юкине и дёргает босую ногу. — Ты опять портишь мебель. Собственную ошибку Юкине понимает секундой позже. Ято удивлённо смотрит на свои ноги, потом на Юкине. — Я часто что-то портил? — спрашивает он. Юкине в его голосе чувствуется обвинение. «Ты часто позволял мне что-то портить?» — Бывало, — Юкине пожимает плечами. — Но со всеми такое случается, так что ничего страшного. Юкине закрывает воду, вытирает руки, помогает Ято спуститься со стола. Ято идёт за ним следом, выходит в сад. Он следует за Юкине везде, как преданный щенок. — А что такое бог? — спрашивает Ято, когда они с Юкине устраиваются возле маленького сада Дайкоку. — Ты сказал, что я бог. И Кофуку бог. И Би… И Бима… — Бишамон, — подсказывает Юкине. Ято дуется. — Дурацкое у неё имя. И сама она дурацкая. Юкине остаётся только хлопать глазами, но он быстро приходит в себя. — С чего ты так решил? Ято пожимает плечами и вовсе отводит глаза. Юкине терпеливо ждёт. Если он что-то и знает о своём боге: Ято совсем не может молчать о своей боли. Юкине оказывается прав (и чувствует волну облегчения: он всё-таки не безнадёжный шинки). — Она всё то время, что я играл с Курахой, на меня смотрела искоса. У меня даже спина зачесалась. Брр. Мальчишка дёргает плечами, а Юкине подумывает о том, что у Ято вполне может оказаться аллергия на шерсть. И о том, что Бишамон, должно быть, тоже грызёт вина. Небо над головой похоже на гладь стекла. И не предположить, что совсем недавно оно обрушило свой гнев на одного-единственного бога. Юкине переводит взгляд на Ято. Наконец-то у него полявилась возможность спокойно вдохнуть, и на языке сразу появился вопрос: Ято, Ято, что же ты наделал опять за моей спиной? — Юкине? — мальчишка осторожно тронул Юкине за рукав. — Юкине, ты чего? Пару раз моргнув, Юкине фокусируется на взволнованных глазах и морщинке между бровей. От его белого кимоно на солнечном свету режет глаза. Дайкоку отправился за детскими вещами в магазин. — Извини, — Юкине улыбается и надеется, что в груди не отдаётся эхом тоска. — Я задумался, о чём мы говорили? Мальчишка смотрит на него. — Что такое бог? Юкине рассказывает ему о том, что боги происходят из людских желаний. О том, что боги исполняют людские желания, и у каждого бога предназначение своё, и… Рот мальчишки складывается в аккуратную букву «о», в его глазах загораются искры. Он хватает Юкине за руку и даже вытягивается вперёд. — А я? — возбуждённо говорит он. — Юкине, а я? Из какого желания произошёл я? Юкине делает вдох — и, не запнувшись, отвечает: — Однажды один человек поднял глаза, взглянул на небо и попросил счастья у луны. Так и появился ты. Маленький бог, счастливо взвизгнув, плюхается спиной на траву, раскинув руки и ноги, как маленькая звезда в белом кимоно. Он хохочет заразительно и звонко («Так смеются только дети, — думает Юкине. — Я давно уже так не смеюсь»). Юкине не может сдержаться и смеётся вместе с ним. Ему даже кажется, что счастье Ято отдаётся эхом в его собственной груди. * Ято, как положено каждому порядочному ребёнку, засыпает после очередного насыщенного впечатлениями обеда («А богам нужно питаться обычной пищей? Юкине, а что это за бабочка? Юкине, а как ты помогал мне раньше? Юкине, а Хиёри ещё придёт? Юкине…»). Дайкоку возится на кухне, и там его ловит Юкине. — Я не стану просить Ято отпустить меня, — на одном дыхании выпаливает он. Дайкоку одобрительно мычит, и Юкине облегчённо выдыхает: он не ошибся хоть здесь. — Но я… совсем ничего не знаю о воспитании. Дайкоку поднимает на него глаза. Юкине знает: он знает, к чему идёт разговор. Но всё равно говорит: — Пожалуйста, помогите мне. Я не прошу вас выполнять мою работу как шинки: я сам должен рассказать ему о мире и о том, что хорошо и что плохо, и так далее. Но… В памяти неустанно встаёт одна и та же картина: Ято с громким хохотом опрокидывает на себя миску, пачкая белое кимоно. Юкине вздыхает. — Но я совсем не умею обращаться с детьми. Дайкоку улыбается легко и, кажется, немного грустно. И молча кивает. Юкине уходит, потому что смотреть на его тоску и печаль нет сил. Собственная тоска жрёт изнутри, но Юкине затыкает её вой. Ято свернулся клубочком во дворе. Такого умиротворённого лица у преды… предыдущего воплощения не было даже во сне. Юкине, стараясь не думать совсем ни о чём, садится рядом с ним на траву, устраивается спиной на стене дома и, одной рукой поглаживая шёлковые волосы, закрывает глаза.