У меня космос сквозь запястья вместо вен

У Пидж разбито левое стеклышко в очках и до крови расцарапана щека, но она держится бодро. Она щурится обоими глазами, чтобы видеть лучше, но, видимо, это не особо ей помогает, потому что передвигается она осторожно, как будто не знает, какой шаг придется на пропасть. Впрочем, это она зря, потому что пол ровнехонек и ей совсем ничего не угрожает. Все еще медленно, волоча за собой левую ногу, на которой некогда белый доспех на коленке теперь стал красным, в разводах, она подходит к Широ — он как всегда в черном — цепляется — виснет — на его предплечье и что-то говорит ему на ухо, когда он наклоняется. Широ потрепан немного больше — у него волосы в крови, разбита нижняя губа, протез немного помят у плеча и, если присмотреться к его походке, можно заметить, как он едва заметно хромает и на его лице проскальзывает сжимающая боль, отдающая в правой щиколотке, непонятно завернутой внутрь. Но в целом, он все еще производит впечатление лидера. Когда он выпрямляется, обводит взглядом зал, где все собрались, серый, безрадостный, гудящий, будто улей, всего несколькими уставшими голосами, умноженными эхо, быстро, ни на ком не задерживаясь, его темные лохматые брови хмурятся, и он коротко кивает Пидж, наверное, соглашаясь с тем, что она ему сказала. Она — остается на месте и тоже начинает хмуриться. Они так стоят еще какое-то время, петляют взглядами между людьми, пока Широ наконец не обращает на себя внимание: — Кто-нибудь видел Лэнса? У Лэнса был синий доспех и синий баярд, хотя его автомат все еще оставался красным, с тех времен, когда он летал на Красной. Ему это нравилось, хотя Кита это вообще-то раздражало. Еще у Лэнса появился шрам на шее, прямо возле нижней челюсти справа, которым он не уставал хвастаться, но гордиться, вообще-то было особо нечем: у них у всех уже давно были шрамы. Правда, на его смуглой коже дуга тонкой, как будто светящейся слабой кожи и правда выглядела лучше: не так, как у всех — в память о битве и боли, а как-то… эстетично. Кит же и вовсе предпочитал игнорировать это. В большинстве случаев. Собственно, Кит видел Лэнса (его Блу, если быть точным) в последний раз, когда на нее с фронта и с правого фланга одновременно летели по колонне галранских беспилотников, а по радиосвязи его голос восторженно пищал: ему нравился экшн. Он любил юлить между кораблями врага, в очередной раз демонстрируя свое мастерство пилота, при этом болтая без умолку, будто для него это не составляло никакого труда; он любил выписывать всякие пируэты в самом разгаре боя так, чтобы вражеские корабли сталкивались друг с другом, стреляли друг в друга, уничтожали не его — друг друга. Он был хитрым и изворотливым. Но это только на поле битвы. В жизни Лэнс всегда был прямым, как рельсы, и этим часто выводил Кита из себя; он делал слишком много лишних движений, но абсолютно никогда ничего не смущался. Таким был Лэнс. — Кто-нибудь видел его после того, как оборвалась радиосвязь? — уточнил Широ, когда спустя минуту после его вопроса никто не ответил. Все еще было тихо. Кит помнил, какой хаос начался после этого. Они больше не могли действовать слаженно и так у каждого рождалась то одна стратегия, то другая, которыми они никак не могли поделиться с остальными. У Кита тоже была стратегия: он помнил, как прошмыгнул между очередной колонной беспилотников и большим военным кораблем с мощным оружием прямо перед тем, как услышать резкий писк в шлеме, который кололся, словно стерня в босые ноги, рваный шорох и затем тишину, от которой больше некуда было деться; стратегией было не вмешиваться. Просто… дать этому всему течь своим чередом. Уворачиваясь от выстрелов, Кит совсем ничего не делал для того, чтобы предотвратить их. Для того, чтобы миссия прошла успешно. Он просто… наблюдал. Возможно, за тем, как Зеленую отбрасывает далеко с поля боя и она летит кубарем в пространство без границ, потому что Пидж, кажется, потеряла управление. Возможно, за тем, как Желтая не выдерживает напора сразу четырех кораблей и еще бесконечных выстрелов с тыла и вынуждена ретироваться, чтобы не взорваться совсем. Возможно, за тем, как Блу не успевает проскользнуть между двумя вражескими, потому что неожиданно на нее обрушивается град ракет сверху и она просто… исчезает прямо на глазах у Кита, поглощенная алыми взрывами. Но Кит спокоен: с Лэнсом наверняка все хорошо. Дерьмо всегда всплывает. Пидж смотрит на него подозрительно, или ему так просто кажется, потому что она все еще щурится, как крот на солнце, но ничего не делает и не говорит. Заметно, как она измотана и как ее пальцы с силой, до побеления, цепляются за Широ, чтобы стоять было легче. Она выглядит так, как будто взломала не только все коды в охранной системе главного корпуса в штабе галра; она выглядит так, будто взломала все коды в мозгу у Кита. Он, впрочем, не подает и виду, что ему это неприятно. Кит усаживается на пол, немного покачнувшись, не удержав равновесие сразу, и дотрагивается спиной до спины Ханка, который сидит тут же, аккуратно снимая доспех с бедер. Он, в отличии от остальных, бодрым совсем не выглядит, он выглядит выжившим. Затасканным, взлохмаченным, у него дрожат руки и бегает взгляд, а ноги он перекладывает, сгибает и разгибает руками, потому что, похоже, колени совершенно перестали его слушаться. На талии, где панцирь сменяется эластичной броней, проступает кровь, на бедрах — уже засохшая. На полу под ним — красные разводы, которые он месит, то и дело пытаясь поудобнее сесть и шумно вдыхая носом каждый раз, когда ему становится больно. Ханк никогда не производил впечатление слабого, но теперь он выглядел абсолютно раздавленным, поверженным и уничтоженным. Ханк не любил сражаться. — Кит, — он не замечает, как Аллура подходит к нему со спины, осторожно снимая свои перчатки и думая о своем. Он поднимает голову, когда она обращается к нему. — Да? Аллура могла делать что угодно и иметь какой угодно вид, но Кит Когане абсолютно точно мог сказать, что она продолжает ненавидеть его несмотря ни на что, особенно теперь, когда он тесно сотрудничал с «Клинком Марморры» и откровенно признавал свою принадлежность к расе галра. Она могла улыбаться ему за завтраком, сидя с противоположной стороны стола и предлагать попробовать десерт, могла ходить на совместные тренировки по вечерам, когда ему хотелось побыть одному. Могла беспокоиться о его настроении или самочувствии, когда он в очередной раз отсиживался в своей комнате, пока остальные веселились, но каждый раз, когда она обнимала его, Киту казалось, что в руках она держит нож, который воткнет ему в спину, как только он хотя бы на секунду расслабится. Так что с вечно приветливой, милой и сладкой принцессой приходилось всегда быть настороже. — У вас двоих, с Лэнсом, была особая миссия. Я подумала, ты можешь знать, что с ним случилось. — Я так не думаю, — отрезал Кит, ерзая на месте. Он не собирался вставать, но Аллура смотрела на него с высоты и говорила с нажимом, хоть и ласковым голосом, так что он чувствовал себя неприятно. — Когда ты видел его в последний раз? — она повторила за Широ, потому что она постоянно это делала. Она и Широ — два лидера, борющихся за первенство в их команде, но при этом так друг на друга похожих, что даже их реплики часто не зависимо друг от друга повторялись. За этим было интересно наблюдать: если посадить их в разные комнаты, но при этом окунуть в одинаковые условия, насколько одинаково они стали бы вести себя? Кит не отказался бы посмотреть на такое. — Я… — он стушевался, потому что еще не придумал ответ, — я не помню. — Давай же, Кит, подумай, — она присела на корточки напротив него, хотя это заметно отдалось болью во всем ее теле, и заглянула ему в глаза. У нее была рассечена бровь и ссадина проходила через весь лоб, теряясь в белой прическе, где проследить ее можно было про следу слипшихся багровых волос. На нижней стороне подбородка тоже была ссадина, которую гораздо лучше можно было рассмотреть снизу, когда она стояла. Кровь уже запеклась, но на грудном панцире уже были алые потеки. — У тебя может быть ключ к этой загадке. — Нет у меня ничего, — он развел руками, одна в перчатке, другая уже без, показывая, что и вправду никакой ключ он ни от кого не прячет. Ему хотелось побыстрее избавиться от нее. — Я знаю, это может быть тяжело и… у тебя разбит лоб, — она потянулась, чтобы осторожно дотронуться к глубокому порезу от разбившегося стекла шлема у него на лбу, но Кит только отшатнулся и нахмурился, от чего в висках бешено закололо. — Мне не тяжело, — Кит едва сдерживался, чтобы не вспылить, особенно когда преувеличено доброе лицо Аллуры оказалось еще ближе к его, но он старался глубже дышать, чтобы успокоиться, как учил его Лэнс. — Я просто не могу тебе помочь. Киту не тяжело. Он не слабый. Не слабый. Не слабый. Он может в одиночку сражаться с дюжиной, с сотней, да что там, с целым миром, который, оказалось, совсем не ограничивается небом; он может управлять самым труднохарактерным львом, всего лишь потому, что он тот, кто он есть; он даже чувствует, что может пережить взрыв атомной бомбы, находясь прямо в эпицентре, даже если этой бомбой будет он сам. Кит-бомба. Так что нет, ему абсолютно не тяжело говорить с царапиной на лбу. Никто не имеет права так думать о нем. — Сообщи, как только что-нибудь вспомнишь, — Аллура быстро поднимается, поджимает губы и шагает прочь быстрыми короткими шажками, чтобы тоже подойти к Широ. Он стоит, будто статуя. Лэнс бесил с начала и до последнего. Лэнс, до безобразия остроколенный, щуплый, с щепку, тонкопалый, как птица, и шумнохарактерный, как вертолет, — он умудрялся существовать во всех трех измерениях одновременно, так что от него решительно некуда было деться. В один день Кит бросил и пытаться.

Это случилось, когда за окнами их замка даже не было видно звезд: сплошная ночь — или сплошной день — в космосе не было понятно, а каждый занимался своими делами: Широ пропадал с Аллурой, Ханк занимался ерундой, Пидж развлекалась со своими компьютерами, Коран занудствовал сам с собой, а Лэнс наверняка валял дурака с кем-нибудь из них. Конечно, для него ведь жизненно необходимо действовать кому-нибудь на нервы! Кит думал, славно, что он сейчас один. Только шум его собственного дыхания, его меч и тренировочная программа на предпоследнем уровне сложности могли позволить ему расслабиться, быть точкой и быть вселенной, быть незаметным и значимым, быть всем. Ему это нравилось. «Неплохо» — внезапно прогремел какой-то голос и Кит дернулся от неожиданности, пропустил удар и шлепнулся на пол. «Какого черта…» «Ой, прости! — теперь звучало тише и действительно виновато. — Я случайно включил микрофон на полную». Ну конечно. Конечно, это был Лэнс. Все верно, тот самый, длинноносый, неусидчивый, вечновсепортящий Лэнс, мать его, МакКлейн. Никак иначе. Тренировочный робот с размаху воткнул свой меч прямо рядом с лицом Кита, который все еще валялся на полу и продолжал непродуктивно злиться на дуралея, который испортил вечернюю отработку техники ближнего боя. «Выруби его! — крикнул он Лэнсу в кабинку управления. — Сейчас же!» Когда Лэнс спустился к нему на арену, Кит уже стоял на ногах и осматривал обездвиженого робота, чтобы увидеть, куда именно приходились его удары и качественнее разработать свою тактику. Вся его жизнь — тактика. Иногда — спонтанная. Лэнс спустился к нему лохматоволосый, сонноглазый, краснокуртковый. «У тебя поранено плечо», — он сказал Киту и дотронулся до его ссадины над локтем на левой руке. Холодно- ледянопалый. От локтя — вверх и вниз — разбежались тонкие мурашки и Кит тут же отскочил, как от горячего. «Ты в моей куртке.» «Ах, да, взял с собой… случайно. А потом внезапно замерз здесь», — улыбнулся, склонив голову на бок. Куртка осталась на нем, — и без того короткая, на его долговязом теле и вовсе — словно детская — с заметно подстрелеными рукавами и слегка жмущая в плечах. Выглядело так, будто он приложил усилия, чтобы втиснуться в нее. Кит нахмурился: «Зачем ты вообще здесь?» «Пришел помочь тебе с техникой дальнего боя, — не растерялся, — я же не смогу прикрывать тебя вечно.» Кит не слабый. Не слабый. Не слабый. Его не нужно прикрывать. Ни вечно, никогда. Особенно Лэнсу. Раздражающему, синебаярдному, вездесущему. Кит — справляется сам. Кит — одиночка. «Ты не особо помогаешь вообще-то.» «Мне уже перехотелось, — непостижимо! Лэнс — непостижимый! Улыбается. Киту, наверно, никогда не удастся понять его. Откуда он такой весь из себя берется? — постоянно самоуверенный, лукавовзглядый, вечновсепортящий и блять, дрожерассыпной. Появляется — и начинает — показывать себя, как золотой фазан, игриво поднимать бровь, если словит на себе чужой (Кита) взгляд, начинает вечно все портить и блять, заставлять коленки становиться ватными. Это — самая неприятная часть. Лэнс появлялся рядом постоянно, всегда, когда это было максимально не вовремя. Никто никогда не понимал как. Никто, кроме Кита, не пытался.

Кит сидит на полу еще какое-то время, пока не догадывается, что вокруг что-то происходит. Что Пидж, как слепой маленький дьявол, сидящий на плече у все еще гранитного Широ, подводит его к кипению; что Аллура, стоящая там же, неподалеку, распускающая наполовину розовые, облачнозакатные волосы, несмотря на внешнее спокойствие, бурлит и пенится; что Ханк за спиной — Кит резко оборачивается — плавится и течет раскаленным медом прямо по полу; что Мэтт, что Лотор, что все-все-все… готовы рвануть. Кит убирается оттуда прочь с клокочущим уже и в нем… гневом? Он замечает, как Пидж собирается пойти следом, но Широ легко удерживает ее на месте одной рукой и оборачивается к Аллуре, чтобы они синхронно поджали губы и едва заметно кивнули друг другу. Кит закатывает глаза. Гребаные сиамские близнецы. В его комнате всегда спокойно, впрочем. Теперь — спокойнее вдвойне, потому что Лэнс не может внезапно войти сюда. Лэнс исчез. Но это ненадолго — Кит уверен. Такая плесень, как этот, так просто не выводится. Можно передохнуть. Они все за время пребывания в космосе — в пространстве — заметно изменились. Выточились, высеклись, вытесались, они все стали совершеннее — думает красный. Широ — стал жестким. Жестоким — кричит, подсказывает подсознание, но Кит все-таки отмахивается. Не настолько. У Широ целеустремленный взгляд и прямой нос. Не то что бы раньше что-то было по-другому, но перемены в нем чувствуются. Они с Пидж работали над усовершенствованием его протеза несколько месяцев (наверное) и теперь он светится чаще, чем это было бы нужно. То ли Широ просто любовался, то ли вошел во вкус. Нравилась кровь. Чужая, своя, друзей, врагов, черная, алая, невинная, злая… какая разница? Кровь — нас объединяет. Кровь — нас разнит. У Широ с железной руки кровь — уже не смывается. Широ — кладет этой рукой себе в рот булочки. Его — это совсем не заботит. В каюте прохладно — это как обычно. При такой температуре Киту лучше спится. Воздух становится особенно стеклянным, прозрачным, а космос сквозь окно выглядит еще прекраснее. Собственно, прекраснее больше некуда. Кит очень любит космос. Киту кажется, вспори он себе вены, из них польется синебархатное небо и посыплются звезды. Возможно, когда-нибудь он проверит.

Они молчали друг напротив друга. Киту это не нравилось. Они уже сказали все, что было, и он даже не просил назад свою куртку — пусть подавится, а Лэнс все еще стоял, смотрел своими слегка прищуреными глазами как бы свысока и чего-то выжидал. У них такое бывало. Кто-то должен был сдаться первым. Не Кит. Он не слабый, не слабый. Не слабый. Даже когда не нужен меч, или кулаки, или изворотливость. Когда надо всего-то, что выдержать нагловатый, дрожерассыпной, древеснокарий взгляд. Кит не слабый. Тем не менее, он не справился, когда Лэнс положил свои холодные — ледяные — пальцы снова на его левое плечо, туда, где тренировочный робот задел его мечом, слегка сжал, чтобы выдавить из Кита немного боли, а потом, ухмыльнувшись, поцеловал его губы. Это как обычно. По утрам в столовой Лэнс клеил принцессу, утреннесвежую, как цветочек лёна, правда, относившуюся к нему всегда скептически; днями пропадал, по-дружески флиртуя, с техно-задротом Пидж за олдфажными компьютерными играми и на скорую руку накиданными сэндвичами, а вечерами — Лэнс приходил к Киту. С некоторых пор это не обсуждалось. Это не выносилось за пределы комнаты девять на четыре. Это даже не произносилось вслух. Это жило только здесь

. Кит измотан, затаскан и ощущает себя половой тряпкой. Они летят в неизвестном направлении, потому что в космосе нет привязки к месту: нет вверх, вниз, вправо и влево. Нет даже севера и юга, потому что единственный объект, на который ты можешь ориентироваться — это ты сам. Кит хочет заснуть, но прежде приходится потратить время, чтобы снять доспех, переодеться, обнаружить, что в комнате осталась куртка Лэнса, матерясь, укутаться в нее, огромную, и лечь на свой твердый матрас. Только сон почему-то не идет. Идут гребаные плохие мысли. И еще Широ. Заходит в каюту. — Привет, — он говорит, прощупывая грунт и проходит в комнату. Останавливается напротив кровати и ждет. — Привет, — Кит покорный. — У тебя не много ран, верно? — Широ продолжает свою проверку — насколько далеко он может пройти до того, как Кит вырвется из его эксперимента. — Повезло. — Да… — Кит, мы там проанализировали ход операции и выяснилось, что ты провалил ее… — Прости, Широ, — Кит садится на кровати, сгорбившись, и совсем не смотрит на друга, говоря с ним механическим голосом. Он ждет, пока тот уйдет. — Мне очень жа… — …намеренно, — заканчивает Широ и складывает руки на груди. Это — его любимая поза. Он же — лидер. Киту некуда деваться из комнаты девять на четыре, когда правая рука черного начинает светиться. У него есть достаточно времени, чтобы понять, что происходит, но он ничего не предпринимает, разве что, стаскивает с сутулых плеч чужую лэнсопахнущую куртку и ждет. Кит покорный. И он не слабый, не слабый. Не слабый! Он просто не хочет давать отпор, когда Широ тащит его за ворот черной футболки, чтобы он встал, встряхивает, как тряпичную куклу, и бьет прямо под грудью — в солнечное сплетение — точно, четко и мощно. Кита не отбрасывает к противоположной стене только потому, что Широ все еще держит его за шиворот, как щенка. — Ты понимаешь, что это могла быть наша последняя битва? — сносит челюсть ударом справа и вот она, почти с самого начала — кровь. Врага или друга, алая или черная, невинная или злая… какая разница?! Кит слизывает ее с губы и молчит. — Мы могли победить, если бы ты делал все по плану. Если бы ты делал хоть что-нибудь, Кит! — он снова лупит в живот, но теперь пониже, и Кит впервые издает что-то похожее на звук боли. Но он старается успокоиться. Как учил его Лэнс. Конечно, он все понимает. В этом ведь и была вся фишка.

Когда Кит вышел из душа после тренировки, Лэнс уже был в его комнате. Он лежал на кровати, закинув ногу на ногу, и насвистывал какой-то глупый примитивный мотивчик с видом, будто он лежит на стоге сена в солнечный августовский день. Здесь не было ни августа, ни солнца, ни дня. Что ж. «Ты опять оделся сразу после душа, — сказал он и вскочил на свои худые долговязые ноги. — Зачем?» Потому что мне нравится, когда ты меня раздеваешь. «Потому что я делаю, что хочу, » — вместо этого прозвучало вслух и даже могло бы показаться искренним, если бы они оба не знали правду. Лэнс чаще всего с ним не церемонился — до боли кусал шею, вжимал грудью в серую гладкую стену, о которую, правда, влажная горячая кожа скользила плохо, и толкался бедрами Киту в зад даже пока они были в одежде. Ненадолго, впрочем. Он стаскивал с красного футболку, касаясь пальцами кожи и ухмылялся, довольный собой, когда видел, как тот подставляется. Он держал его за волосы и сжимал шею, и не позволял дотронуться до себя. Чаще всего. Только не в этот раз. У Кита сносило крышу, пока Лэнс стоял сзади и выцеловывал его позвоночник, а после, ледянорукий, залез к нему в штаны. У Кита подкашивались ноги, когда Лэнс, лукавовзглядый, тонкогубый, блядскисексуальный стал на колени перед ним и широко облизал его член. У Кита дрожали пальцы, когда он взял Лэнса за волосы и сам толнулся ему в рот. У Кита поплыла реальность, когда Лэнс поднялся на ноги с его спермой в уголках губ, мягко улыбаясь, и облизнулся. Крышесносный, дрожерассыпной, головокружительный. Настолько, что даже страшно. Когда они лежали на твердоматрасной кровати Кита, которая никогда не была предназначена для двоих, Лэнс — на спине, мечтательно глядя в потолок, как в звездное небо, такое, как на Земле, а Кит — рядом, на боку, тыкаясь носом в изгиб его шеи, создалась внезапно такая умиротворенная атмосфера, что у Кита само собой вырвалось: «А ты меня любишь? » «Конечно, люблю, — легко ухмыльнулся, пожимая плечом, на котором лежал Кит, — с тобой у меня самый лучший секс». Кит растерянно нахмурился и приподнялся, опираясь локтем прямо в солнечное сплетение синего: «У тебя еще с кем-то есть секс?» «Да, с Лотором иногда, но только ццц, — он приложил свой долговязый палец к губам и снова улыбнулся, — лучше об этом никому не знать, хорошо?» «Так значит… » «Кит. У нас с тобой… секс по дружбе, верно? Согласись, ведь и я тебе не нравлюсь в полной мере, ага? — нравишься — одними только губами. — Если бы мы не были заперты на этом корабле, ты нашел бы себе такую же как ты девчонку-эмо… оу, ну, или мальчишку, — хихикнул. — А я бы уж точно не оказался в одной постели с кем-нибудь вроде тебя, верно, Кит? Мы просто… заложники обстоятельств». Кем-нибудь вроде тебя. У Кита снесло крышу, задрожали пальцы, сгорела реальность. Кем-нибудь вроде тебя. У Кита скрутило горло, похолодела спина, зазвенело в ушах. «Что ты будешь делать, когда мы вернемся?» — непринужденное вытащило его из агонии. «А мы вернемся?» «Обязательно!»

Все дошло до того, что Кит валяется на полу, а Широ продолжает месить его не только кибер-рукой, но и ногами, и что-то говорит, и тяжело дышит. Кит, на удивление, тоже — все еще дышит. — Где Лэнс? — напоследок спрашивает черный, пока Кит еще может слышать его. Он наклоняется ниже, опирается руками о колени и смотрит прямо в лицо Киту. — Не… зна… ю, — кровит в ответ красный, лежа на боку, скрючивщись личинкой, глядя стеклянным взглядом в стену. — Я не хотел в это верить, но кажется, Аллура была права, — ну конечно, а как же иначе. Выпрямляется. — Клинок Марморры так повлиял на тебя. Добро пожаловать обратно в Вольтрон, красный палладин. Кит кашляет, держась за живот и пытается перевернуться на спину. Широ хорошенько вымесил из него дурь. — Правда, Вольтрона не будет существовать без Лэнса. Ты — заменим, Кит Когане. Он — нет. Кит ждет, когда Широ добавит ‚лучше бы это ты исчез‘, но тот молча выходит вон из комнаты девять на четыре с красным кровавым пятном прямо на полу. Жестокий! — кричит, подсказывает сознание. Кит хочет отмахнуться: не настолько все-таки, но у него нет на это сил. И все же, Кит не слабый. Не слабый. Не. Слабый. И он ни в коем случае не мстил. То, что пострадал Лэнс, не было запланировано. Блять, то что вообще кто-то пострадал, не было запланировано.

Они лежали так недолго, пока Лэнс не уснул. Он свистел носом и дрожал ресницами, но Киту впервые было не до того. Он на цыпочках вышел из комнаты, прошел по длинному пустому коридору, уже привычно, с пятки, и уселся на полу возле большого илюминатора где-то, куда он случайно забрел. Прямо там — Кит приложил ладонь к стеклу — был черноатласный, переливающийся мириадами звезд космос. Только он мог понять Кита. Только он мог дать ему семью, друзей, любовь. Вот, что это было, оказывается, — любовь. Нельзя было дать этому уйти. Всему этому теплоулыбковому, горячеобъятному, жгучепоцелуйному. Тогда-то и родилась его главная стратегия. Наблюдать со стороны. Тогда-то и запустился механизм, который привел Кита сюда, на холодный, едва ощутимо жужжащий, как и все вокруг, пол, заплеванный его же кровью, заставил его прилагать усилия для того, чтобы вдохнуть, и протягивать руку к кровати, чтобы зачем-то взять чужую лэнсопахнущую куртку и накинуть ее на плечи.

Вероятно, это все, что осталось от незаменимого Лэнса.