***
Все началось два года назад, и этому способствовала чреда обстоятельств, в адрес которых сам японец не сдерживался в выражениях. Первое. Это чертовы омники, чьи блестящие металлические задницы работали, как магнит, для всякого рода приключений, в свою очередь привлекавших Организацию. Второе. Долбанная вышеупомянутая Организация, которая, конечно же, не могла не сунуть свой выдающийся нос в это «железное» дело. Третье. Трижды долбанный Джесси МакКри, так удачно подвернувшийся под указующий перст непоколебимого Главы, когда тот выбирал Ханзо подходящего (?) напарника. Четвертое. Тесная комнатушка обшарпанного отеля с одной полуторной, прямо-таки незаконно узкой кроватью. Дельце выдалось настолько напряженным и нервным, что по возвращению в любовно выделенные Организацией «апартаменты» в крови мужчин все еще с бешеной скоростью циркулировал адреналин, из-за чего, казалось, сам воздух в этой тесной и затхлой комнате резонировал от одного их присутствия. Ханзо, как обычно, казался сдержанным и спокойным, но его выдавали слегка дерганные, смазанные движения и горящий взгляд, кажущийся несколько озадаченным. Видимо, японцу нечасто доводилось бывать в самом эпицентре событий, где с его типом оружия особо не развернешься, а вот МакКри был хорошо знаком с этими ощущениями, поэтому прекрасно понимал состояние Шимады. Это и послужило триггером. Все произошло быстро, неловко и дергано, с применением силы, зубов и ремня с кричащей надписью «BAMF» для фиксации непослушных рук, что в итоге стало залогом развития их дальнейших отношений в горизонтальной плоскости.***
На самом деле Ханзо любит, когда его руки связаны, хоть и никогда не признается в этом напрямик. На этот раз в ход пошла лента, небрежным движением стянутая со смоляных волос грубой рукой ковбоя. Он любит, когда его берут сзади, когда есть возможность уткнуться лицом в подушку и глухо стонать, вцепляясь зубами в ее край. Он любит большой горячий член, ритмично скользящий в его заднице, раздвигающий тугие мышцы и вбивающийся до упора со звонкими шлепками бедер о ягодицы. МакКри прекрасно это знает, поскольку уже давно успел изучить все предпочтения этого до зубовного скрежета гордого японца, пусть на это ушло и немало времени, но оно того определенно стоило. И сколько бы раз они не занимались сексом, ему всегда предшествовала борьба. Ханзо не мог переступить через свои принципы, окончательно уронить свое достоинство и замарать остатки того, что он считает честью. Поэтому все заканчивается тем, что Джесси берет его силой, а лучнику больше ничего не остается, как подчиниться, используя физическое превосходство американца как предлог. Сейчас он сжимает руки в кулаки, кусает тонкие губы и абсолютно по-блядски выгибается, вжимаясь задницей в пах МакКри, потому что ему это позволяет делать статус жертвы, пусть он и болезненно себя за это ненавидит. Ковбой на это только ухмыляется и сильнее сжимает пальцами бедра японца, делая очередной глубокий толчок, чувствительно проезжаясь головкой по простате, от чего тело мужчины в его руках мелко задрожало. Джесси любит это пьянящее ощущение власти над обычно сдержанным и неприступным Шимадой, испытывает особое садистическое наслаждение, видя напряженно сдвинутые лопатки и перевязанные лентой запястья, на коже которых потом обязательно останутся следы. Хриплый стон, заглушенный подушкой, и нетерпеливые попытки Ханзо потереться болезненно возбужденным членом о кровать служат для МакКри сигналом. Он наваливается на мужчину всем телом, прижимаясь грудью к его спине, и обхватывает пальцами его возбужденную плоть, принимаясь водить по ней ладонью в своем темпе. Предчувствуя скорый пик, американец сокращает амплитуду толчков, делая их более глубокими и быстрыми, одновременно с этим одной рукой ускоряя движения на члене Ханзо, а второй обхватывая его поперек груди. Оргазм, как и всегда, накрыл обоих оглушительной волной практически одновременно, заставляя Джесси инстинктивно вцепиться зубами в холку лучника, от чего тот несдержанно замычал, не успев заглушить этот постыдный звук подушкой. МакКри без зазрения совести кончил в японца, прекрасно зная, что ему за это ничего не будет, кроме холодных взглядов, полных ненависти, поскольку их отношения никогда и ни под каким предлогом не выносятся за пределы кровати. И ему так же играет на руку то, что Шимада, как это не удивительно, всегда вырубается после того, как его тело прекращают прошивать последние судороги оргазма, что дает время ковбою привести и себя, и его в порядок. К утру из намеков на прошедшую ночь остаются только беспорядочно разметавшиеся волосы Ханзо, красные полосы на его запястьях, саднящая задница и ехидная улыбка МакКри.