Отец

Финн частенько прогуливался по вечернему Сан-Франциско в поисках мест, где можно выпить неплохого виски или познакомиться с симпатичной девчонкой. На счёт последнего пункта он сомневался, если говорить о возможных итогах сегодняшнего вечера, но вот в первом был уверен — выпить он в любом случае сможет! Однако, выбор в этот раз пал не на шумный клуб с неоновой вывеской над входом, а на небольшой уютный паб. Повеяло чем-то знакомым и немного родным — но небольшая скука по родной Ирландии тут же прошла, стоило лишь мужчине зайти в помещение и увидеть барную стойку… Нет, барная стойка была, причём огромная, но вид на её добрую половину, где наверняка стояли самые дорогие бутылки, был перекрыт широкой спиной. Ирландец сначала не придал этому значения, а просто уселся рядом. Однако, стоило ему взглянуть как соседа, как Финн тут же прифигел. — Тору, старина, а ты разве пьёшь? — Никто из нынеживущих не видел, чтобы японец пил. Он вроде как даже всегда отказывался от совместных попоек в компании Инфорсеров — все думали, что не пьёт. — Тебе какое дело? — Мужчина устало вздохнул, пряча что-то в кошельке так, чтобы Финн ничего не увидел. Перед Тору стояла стопка какого-то пахучего алкоголя, но Финн предпочел не интересоваться такой мелочью, а заказал себе бутылку виски. Он явно полагал, что в одно лицо справится. — Ну чёрт, ты даже своему другу не расскажешь, что заставило тебя приложиться к бутылке? — Тору так зыркнул на Финна, что того передёрнуло. — Ладно-ладно, молчу… Финн замолчал, но ненадолго. — И всё же, в чём дело? Тору молча встал, положил на столешницу барной стойки деньги и чаевые, развернулся и ушёл, даже не сказав Финну сухого «пока» или на крайний случай «иди к чёрту». Финн, впрочем, не шибко удивился или разочаровался — все хорошо знали о немногословности Тору. Сам японец думал, что пусть лучше таким его видят. Так проще, да и расспросов меньше. Не хочется особо распространяться о своих проблемах — а ведь они и у него есть, хотя только дураку кажется, что у приближённых Вальмонта нет проблем. Нет, с деньгами проблем не было, теперь уж точно. Это раньше он не знал, куда стучаться и ломиться, когда срочно потребовались деньги на лечение Мегуми. Она буквально чахла на его глазах, и казалось, что надежды просто не осталось. А что ещё может почувствовать отец, дочь которого таяла почти что на его руках? А как ощущала себя её мать? Почему-то все думали, что Тору просто ради наживы устроился на работу к Вальмонту. Нет, и для себя он нашёл выгоду в должности телохранителя британца, но все деньги уходили на лечение малышки и небольшую помощь Аюми, её матери. Не сказать, что ей требовалось много денег — женщина была готова перебиться ради своей дочери. Он ненавидел работать на этого высокомерного болвана в зелёном костюме, в котором походил на гигантскую пачку свежераспечатанных долларовых купюр. Он ненавидел делать больно и творить плохие вещи. Не этому Тору с детства учили, но жизнь вынудила его наступить себе на горло. Ни к чему враньё — Тору, к тому же, тосковал по своей жене и дочери, но он обязан был согласиться на предложение о работе за границей. Он мог бы перевезти семью сюда и всё время быть рядом, верно, но Мегуми слишком слабенькая для путешествий. Она бы просто не пережила даже одно из них. Мужчина всё так же хмурился, идя по дороге куда-то вперёд. Аюми — очень красивая женщина. Она полновата для среднестатистической японки, но была обладательницей мягких черт лица и некогда искрившихся карих глаз. Однако, время и заботы о семье не пощадили её красоту. Волосы, некогда блестевшие не слабее японского шёлка, стали совсем тонкими, а глаза уже не блестели задором и тихой радостью. Она осунулась, стала совсем бледной, словно её кожа была покрыта белой тонкой наледью. Странно, как такая красавица могла стать женой Тору, учитывая не самую типичную для японца внешность, которая легко отталкивала от него чуть ли не каждого. Они и сами не сильно заботились о том, чтобы объяснить это. Однако, это не мешало им друг друга любить. Хах, если бы там, в Америке, узнали другую его сторону… — Папочка, ты привёз мне игрушку! — Мегуми была на редкость очень оживлённой сегодня. Тоненькие ручки потянулись к плюшевой таксе, которую потом до самого последнего не отпускали. Однако, были редкие случаи, когда девочка оставляла игрушку в стороне — сейчас она потянулась руками к отцу. Тору почувствовал себя неловко, осторожно обнимая это хрупкое тельце с очень большими глазами и яркой улыбкой. Если бы она не болела… — Пап, останься с нами, не уходи никуда, — тоскливо просила Мегуми, но даже такой ребёнок, как она, хорошо понимает — даже если Тору пообещает, ему придётся улететь обратно, «за море». Он и сам был бы рад остаться, но надо работать дальше, чтобы иметь возможность лечить малютку. Джейд — чуткий ребёнок, хоть и до нельзя шумный, едва ли дисциплинированный и вообще бунтарка. Впрочем, даже с таким набором качеств она смогла заметить, как тосковал порой Тору. Ну, раз они друзья, то он точно должен поделиться наболевшим, и юная Чан решила напрямик поинтересоваться, что же у здоровяка случилось. Однако, он лишь отмахнулся от ответа под предлогом усталости и вообще ушёл в архивы Дяди, куда девочке путь был заказан после того, как она чуть не сожгла его к китайским чертям да демонам. Девочка прислушивалась к тому, что происходило за дверью архивов. Кажется, у Тору зазвонил телефон, и он с кем-то обрывисто говорил. Прошло несколько минут, и только потом он положил трубку. Джейд тихонько приоткрыла дверь и сунула голову в святая святых Дяди, где увидела Тору. Он шумно дышал, прикрыв лицо рукой. И непонятно, то ли он плакал, то ли радовался чему-то. В любом случае, похоже, случилось что-то из ряда вон выходящее. Мужчина не сразу заметил девочку, но когда понял, что за ним сейчас следили, лишь улыбнулся, встал со стула, который угрожающе скрипнул, и направился на поиски Дяди Чана или хотя бы Джеки, чтобы отпроситься. Ему нужно было ненадолго уехать, и Джейд поняла это лишь тогда, когда увидела, как паковал вещи в чемодан Тору. Прошло две недели со дня, когда Тору улетел на свою родину. Джейд так толком не поняла, что случилось, но когда расспрашивала Дядю, тот лишь загадочно улыбался и говорил, что она и Джеки (он тоже был не в курсе, а Дядя решил, что о своей ситуации Тору расскажет сам) узнают потом. «Потом так потом», — бурчала девочка, на что Джеки лишь снисходительно качал головой и продолжал работу над очередной древней находкой, которую тот притащил с очередных раскопок. И вот настал тот день, когда должен был вернуться Тору. Но, что было странно, он вернулся в Сан-Франциско не один, и даже не со своей мамой (тут бы Дядя поперхнулся чаем), а с семьёй. Удивлены были все: почти все Чаны (кроме того же Дяди), Инфорсеры, которые пришли от нечего делать и поиграть в приставку с Джейд. — Ребята, вы знали, что у Ти, э-э-э, семья есть? — тихо спросил у друзей Чоу. — О чём мы вообще? Мне другое интересно — где он нашёл себе жену, причём красивую, причём не испугавшуюся его большого пуза? — задыхался от удивления Финн. — Но они выглядят счастливыми, — задумчиво пробормотал Ратсо, после чего предложил тихо ретироваться, чтобы не мешать этой идиллии. Финн и Чоу поддержали идею — и след тех троих простыл. — Простите, что я ничего не рассказал вам, — заговорил японец, обнимая свою жену. — Но я не мог оставить свою семью там… Девочка чуть младше Джейд, державшая в руках плюшевую таксу, застенчиво выглядывала из-за спины Аюми. Джейд, удивлённо глядевшая на эту картину до этого, широко улыбнулась, подошла поближе к Аюми и Мегуми и протянула руку девочке. Та лишь хлопала глазами и смотрела снизу-вверх на Джейд Чан, но прошло чуть меньше минуты, и Мегуми пожала руку старшей. — Я рада, что мы смогли победить болезнь, — тихонько проговорила Аюми, держа Тору за руку. Тот молча пожал плечами, но всё так же счастливо смотрел на тех, кого мог назвать семьёй.