Его вина

      Он всегда оставался в тени, наблюдая. Они никогда не замечали, как его светлые глаза смотрят на них из темноты коридоров, освещенных лишь факелами, или пыльных классов. Он знал, что они говорят о нем. О том, что он неправильный, странный. Он мог возникать буквально из ниоткуда, так внезапно, что это было похоже на один из магловских фильмов ужасов. Это было страшно, говорили они, наверное, это особенное волшебство. Как же он хотел, чтобы они были правы. И как он ненавидел их за то, что они ошибались, что ошибался он.       Мама объясняла ему все это милым, доверительным голосом. Отец отказался говорить вообще, только удостоился взгляда, посмотрев так, будто перед ним не его сын, а грязный утоптанный ботинками ковер. Он просто не мог делать то, что делали мама и папа, говорила она, но это не означает, что они будут любить его меньше.       Но, увы, это было не так, и Аргус знал это уже тогда, когда мать объясняла ему. Несмотря на сладкий, приторно-нежный тон, в ее глазах застыл холод по отношению к собственному сыну.       Он очень хотел показать себя, доказать родителям, что те ошиблись. Аргус брал их палочки, когда мама и папа не смотрели на него, а они уже совсем не обращали на него внимания, и яростно размахивал палочкой, шептав нужные слова. При Люмосе появилась слабая искорка, но тут же потухла, а один раз ему даже удалось поднять в воздух перышко при помощи Левиосы, он был в отчаянии, дыхание прерывалось детскими всхлипами.       Из года в год он продолжал мучить себя своими попытками колдовать. Ему исполнилось одиннадцать, но не пришло ни одно письмо из Хогвартса, ни постановление о зачислении, ни список школьных принадлежностей, ни предупреждение о том, что первокурсники не могут привести с собой метлу. Но в следующем году пришло письмо для Эмбер и его родители были очень горды за дочь.       Она вернулась с Диагон-аллеи с новыми мантиями и совой, но самое главное, с палочкой. Эмбер с таким гордым видом махала им перед посадкой на Хогвартс-экспресс, и уехала постигать магию. Она никогда не была такой спокойной, принимала магию чем-то само собой разумеющимся. Вернувшись домой, Эмбер стала превращать чашки в крыс и прочую, никому не нужную чепуху. Они смеялись, не обращая внимания на Аргуса, и обсуждали увеличение количества галеонов на школьные покупки в этом году.       Если бы у него был дар, он не стал бы учить такую ерунду. Аргус бы выучил заклинания, которые были бы действительно полезны. Он нашел бы способ дать магию сквибам и, возможно, даже маглам. Почему кто-то отрицал магию? Ему было интересно слушать рассказы младшей сестры о том, как она чувствует мягкое тепло покалывающее пальцы, о том как ее выбрала палочка, бук и волос единорога — десять дюймов, о том, как тепло стало в ее душе, когда она произнесла первое заклинание, те же, с которыми он пытался работать.       Она жалела его. Говорила, что ей жаль, потому что Аргус не приехал в Хогвартс, о том что он не может даже полетать на метле, а летать это так здорово. И о том, что замок прекрасен и у нее там много друзей, да и вообще жизнь чудесна, как гребанная радуга.       Но Аргус видел эту радугу только в серых и черных тонах, реже там появлялся красный, который омрачал его жизнь. Ему было грустно, когда она рассказывала о других учениках, об отпрысках, наделенных тем, чего он так хотел, отчаянно желал и не мог получить, а ведь для них это было обыденно. Почему все они относились к магии так? Даже маглорожденные, про которых говорила Эмбер, очень скоро потеряли все благоговение к магии. Для них это стало чем-то обычным, тем, о чем не нужно заботится, ведь это никуда не исчезнет.       Как он их ненавидел.       Иногда ее друзья приходили в гости летом, на пару дней или недель. Они никогда не разговаривали с ним, но смотрели так, будто он был зверенышем в зоопарке; Тыкали в него пальцем и смеялись.       За обеденный столом он сидел молча, сжимая от ярости кулаки и не реагируя на любые попытки вовлечь его в разговор. Все равно он ничего не мог добавить в их болтовню, ведь они говорили о магии, а у него ее просто не было.       В семнадцатый день рождения его выгнали из дома, отреклись от него и сказали выбрать себе новое имя, чтобы не позорить род. Он был в ярости. Его родителям было все равно, как пройдет год, после которого он станет совершеннолетним в мире маглов, им было плевать на то, что у него не было среднего, да вообще никакого образования. Им было безразлично то, что он не знаком ни с кем из магического мира, ведь с тех пор, как стало известно, что он сквиб, его не выпускали на люди.       И он пошел. Пошел пешком. Где мог, обходил места по которым пройти не мог. Он шел туда, куда хотел попасть всю жизнь, в место учебы, в котором ему отказали. Он не любил вспоминать то время, когда шел голодным по миру маглов, про то, как шипели на него женщины, смотря на его длинные волосы и странную одежду, и убирали подальше детей.       И Аргус пришел. Пришел в Хогсмид и уговорил кого-то увести его в школу. Он, даже плохо мог различить школу, ведь вся его чистая кровь, без магии, была равносильна магловской.       Но директор школы не смотрел на него так, как это делали другие волшебники, в его взгляде не было презрения и ненависти, он, видимо, видел именно человека, его качества и мечту посетить волшебный замок.       И Аргус остался.       Его назначили на должность смотрителя. Ему разрешали наказывать нерадивых магов, нашкодивших где-то или попавшихся после отбоя. Он не упивался своей властью, но ценил это. Наказывал он правда не так, как хотелось бы ему. Директор был строг и запретил все круты и цепи, которые были разрешены ранее, а сквиб хотел, чтобы они все почувствовали, как он страдал. Он чувствовал боль смотря на то, как эти маленькие маги спокойно пользуются магией, как не берегут ее и растрачивают на всякие пустяки.       Но было одно правило, которое он ценил выше остальных.       Никакой магии в коридорах.       Если они опаздывали, ему было все равно. Но если они колдовали, тем более перед ним…       Он всегда следил за такими наказанными. Старался выбрать им наказание похуже. Он заставлял их делать все без магии. А они пытались жаловаться на это деканам. Ведь как же так, это несправедливо, с палочкой они бы справились за пару минут. У него было свое понятие справедливости, ведь у него-то против них не было шанса. Он хотел показать маленьким раздолбаям каково это, жить в магическом мире и не иметь магии. Показать, как живет он.       А потом он встретил ее, и все перестало иметь для него смысл.       Аннабелла.       Такое красивое имя для такой прекрасной девушки.       Ей было семнадцать, а ему девятнадцать. Она была чистокровной, как и Аргус, но ее семья была одной из немногих, кто знали о нем. Аннабелла была одной из немногих, кто относится к нему по-доброму, улыбалась ему и здоровалась по имени, проходя мимо в коридоре. И ее глаза никогда не переставали сиять, когда она творила волшебство. Для нее магия оставалась великим божеством, тем, что нужно беречь и хранить. Аннабелла даже молилась старым богам, которые были до того, как пришли римляне со своими банями и винами. Как и он. Эти боги ничего не дали ему, но Аргус продолжал их восхвалять и молится.       Они стали видится чаще. Сначала это были просто короткие беседы в зале. В конце концов он спросил может ли приносить свои книги в старые классы. Аннабелла улыбалась и эта улыбка осветила весь его мир. В ее улыбке была своя собственная магия и улыбалась так она только ему. Магия улыбки была единственной магией которую он мог сделать и поэтому, ценил все улыбки которые были отправлены в его сторону.       Они проводили все больше и больше времени вместе, занимаясь в старых пыльных классах. Его положение в качестве смотрителя, в этом вопросе было истинным благом, ведь кто бы мог их остановить?       Обычно он был единственным, кто бродил по коридором, старосты отказались от своих обязанностей, ведь кому захочется ловить своих друзей, возлюбленных и наказывать. И поэтому он просто махнул на них рукой, такой у них был возраст.       Аннабелла пыталась научить его магии. Она не могла видеть, как он грустил из-за того, что магия была доступна всем, кроме него. И они работали над этим. Аргус держал палочку и говорил волшебные слова, пока его губы не высыхали, и голос не становился хриплым. А она улыбалась. Эта улыбка была только для него, и как-то уже было неважно, что у него не было волшебства, потому что у него была она.       А потом это случилось. Она вручила ему палочку, как обычно. Аргус начал размахивать ей, улыбаясь. Он был счастлив и смеялся. Аннабелла утверждала, что у всех есть магическое ядро, но у некоторых с ним были проблемы. У него была проблема. Он не верил ей, не осмелился даже надеяться, что это может быть так. На самом деле он боялся, что будет разочарован. Поэтому он махнул палочкой, усмехаясь, как идиот, и пробормотал какую-то чушь.       Внезапно раздался взрыв, и из палочки полился яркий свет.       — Ты сделал это, Аргус! Ты смог колдовать.       Аннабелла улыбнулась ему, и внезапно ее тело начало дергаться и сжиматься. Она не кричала, не жмурилась от боли. Аннабелла стояла посреди комнаты, с приклеенной улыбкой на лице, и эта улыбка была последним воспоминанием о ней.       На ее месте сидела кошка.       Миссис Норрис. Так он назвал ее. Аргус не мог называть ее Аннабеллой, потому что она была девушкой, человеком. А Миссис Норрис — нет. Поэтому он взял ее фамилию. Назвал миссис, потому что он тайно мечтал взять ее замуж. Если ученики и жаловались на него до этого события, то после этого жалоб стало куда больше.       Они вместе рыскали по коридорам и залам. Ему было горько, очень горько. Ведь его любовь была рядом все это время, но не в виде человека, а как котенок, которого он тоже любил. Ничего не могло измениться. Только заклинатель мог отменить заклинание, каким бы это заклинание не было. И Аргус не мог этого сделать.       Это было единственное заклинание, которое он смог создать. То, которое должно было осчастливить его, заставить кричать от радости и прыгать до потолка, стало тем, что разорвало его сердце.       Аргус никогда не сдавался. Он сделал бы все что угодно, только для того, чтобы призвать еще одно заклинание, которое повернет ее обратно. Аргус подвергся строгим медицинским испытаниям, которые все маги, усмехаясь, называли выдумками сумасшедшего, ведь результаты всегда были одинаковыми.       Он сквиб.       Он не мог колдовать.       Аргус ходил к разным специалистам и даже зашел к Олливандеру. Старик был удивлен, когда его выбрала палочка. В тот вечер он напевал миссис Норрис, восторженно объясняя ей, что она права. У него действительно есть волшебное ядро, но оно находится где-то глубоко, в запертом месте, от которого у него не было ключа.       Аргус принялся за заочное обучение в Квикспелле, но это был, не более чем куча мусора. Информация появлялась в причудливом фиолетовом конверте, но это было мошенничество, требующее непомерных сумм для простейших заданий. В отчаянии он отказался от этого потерянного дела.       И поэтому Аргус остался в Хогвартсе, а миссис Норрис рядом с ним. Он проклинал учеников за их магию, а теперь и за любовь, которую они не потеряли. В отличии от него. Хоть он и был на них зол, все же понимал их и благословил на дальнейшую любовь.       Но что он сделал, чтобы заслужить все это?       Его комната, во всем Хогвартсе была самой «не открываемой», ведь он не мог колдовать и закрывал ее обычными, магловскими методами. Но его память помнила ее. Единственного человека, который не относился к нему плохо, который улыбался ему, Аннабелла исчезла из-за него.       И это была его собственная проклятая ошибка.       Но миссис Норрис была там и ее любовь, ее сияние и ласка, мягкое мяуканье и улыбка, на которую только могла быть способна, когда все это было только для него.