Приговор

We all carry on, When our brothers in arms are gone. So raise your glass high For tomorrow we die And return from the ashes you call. My Chemical Romance — «Mama» Ни дочери, ни Бобби, ни Винчестерам, никому другому из этой психованной профессии она не может сказать того, что чувствует на самом деле. Они бы не поняли ее. Вернее, хорошо если бы просто не поняли, а то бы еще принялись изгонять из нее демона, или решили бы, что она — не она, а шейпшифтер-перевертыш. Потом, даже при их упертости и недоверчивости, до них бы дошло, что демоны и твари тут не причем, это она сама так думает, это только ее мнение, ее собственное, настоящее. И они бы ушли. Все. Плюнули бы ей вслед, желая избавиться от мерзкого привкуса ее пива, еды и историй, которыми она их кормила, и ушли бы, чтобы никогда не вернуться. А если бы однажды они случайно встретились где-то, то они бы смотрели на нее с презрением и ненавистью, ничуть не меньшими, чем при взгляде на демона с перекрестка, скупающего души за бесценок. Она не может этого позволить ни себе, ни им. Она не может выбросить столько лет, которые провела в «Доме у дороги». Она счастлива была бы это сделать, но нет. Поэтому она молчит. Но, Господи, какое же счастье она испытала, когда увидела горящий бар. Старое дерево полыхало так, что даже если бы небеса раскололись и оттуда разом вылилась вся вода, потраченная раем на Всемирный Потоп, «Дом у дороги» бы не погас. Элен знала, откуда рвется это пламя — с самого дна преисподней, докуда достали Винчестеры. Бар пылает, обращая в пепел ее воспоминания о муже, о Джоне Винчестере, который отнял его, а может, и не он, ведь демоны лгут, — ее сомнения тоже превращаются в сажу и горький запах гари. Ее память о демонах, призраках, полтергейстах, живых мертвецах и вендиго обугливается вместе с обваливающимися перекрытиями. Не унимающийся музыкальный автомат продолжает завывать о любви, пока не взрывается от жара адского пламени. Его жизнь среди романтических баллад обрывается с почти человеческим стоном. Элен счастлива: без «Дома у дороги» ей не надо будет постоянно думать о том, как бы не посадили за то, что ее клиенты таскают с собой столько оружия, или за то, что она скрывает осквернителей могил. Ей не надо будет больше закупать чуть не тоннами соль и галлонами завозить святую воду. Она может стать нормальной. Элен закрывает глаза. Ведь на самом деле уже поздно что-либо менять. Вслед за радостью о того, что ее избавили от бара, приходит стыд, жалость и злость. Она пожертвовала бы «Домом у дороги», своими воспоминаниями, которые были связаны с ним, старым музыкальным автоматом и знаниями о сверхъестественном, но не охотниками, которые там находились в тот момент. С ними был связан ее стыд, по ним у нее болело в груди. Они доверились ей, а она привела — сама привела! — в «Дом у дороги» тех, за кем шел ад. Она впустила Винчестеров, хотя должна была гнать их подальше, помня о Билле. Она подскакивает среди ночи на кровати, мокрая от пота и ужаса. Годы среди охотников не прошли даром. Сейчас она иначе читает газеты, чем ее соседка мисс Джонсон. Ворчливую женщину волнует только, как бы ей не досталась тухлая говядина от тех коров, по неизвестным обстоятельствам пали на поле. Она поминает недобрым словом заводы, загрязняющие атмосферу, и вешает на них вину за изменяющийся климат, когда среди ясного неба вдруг собираются тучи, гремит гром и бьют молнии, а дождя нет. Элен знает, что во всем этом виноваты не эпидемии и парниковый эффект. Она понимает, что стоит за всем этим. Но она соглашается с мисс Джонсон. Сейчас она нигде не чувствует себя в безопасности. Даже за толстыми линиями из соли и защитными надписями на дверных косяках. Элен знает, что безопасно себя ощущала только в одном месте… Как бы она не пыталась от него избавиться, та жизнь уже вошла в ее вены адским наркотиком, вызывая абсолютное привыкание. *** Утром мисс Джонсон находит дверь ее комнаты в мотеле запертой. Администратор говорит, что миссис Харвелл уехала ночью. *** — Джо? Это… — Мам, неужели ты думаешь, что я тебя не узнаю? — Ты… знаешь, что происходит? — Я же не слепая и не глухая, мам. Элен молчит пару секунд, потом быстро говорит, будто боится, что если не скажет сейчас, то передумает: — Я открываю новый «Дом у дороги», ты приедешь? — Я думала, ты не хочешь больше связываться охотниками. — Я тоже так думала, Джо. Но сейчас просто нельзя иначе. Я не могу. Теперь молчит и Джо. Мать не торопит ее, разрешая осмыслить. — Я приеду, мам. Ты права, нельзя иначе. Элен с облегчением выдыхает. — И больше не будем пускать Винчестеров, страховая компания вряд ли второй раз нам поверит, — смеется она, желая разрядить разговор, но ее смех обрывается, когда она слышит серьезный голос дочери: — Наоборот, мам. Мы первым делом найдем Дина и Сэма. По-моему, они точно знают, что за хрень тут творится. И позвони остальным. Только вместе мы прорвемся. Элен сообщает ей адрес нового бара и кладет трубку. «Дом у дороги» — ее приговор. Или, может быть, ее спасение?