Поворот колеса

«Я хотел бы смотреть тебе вслед, Я хотел бы петь только тебе, Я хотел идти по лучам К неизвестной звезде…»

На левой набережной Хурона ночью так тихо, что слышно даже дыхание Шурфа, стоящего за моей спиной, а он, как известно, мастер дышать бесшумно. Более того, мне даже кажется, что я слышу счет в его голове, — сейчас он дышит на семнадцать. Это забавляет меня — почему он выбрал именно это число? Оно же простое… Интересно, есть ли в местной математике понятие простых чисел? Но спросить я не решаюсь — не хочется нарушать тишину этой ночи. И Безмолвной речью тоже отвлекать не хочется — он же считает. У края неба дрожит легкое марево приближающегося рассвета. Еще не скоро, но уже понятно, что он будет. Какие-то неизвестные мне звезды на небе складываются в неизвестные созвездия. Я совсем не астроном и за все эти годы не выучил названий небесных светил. Да и не важно это. Вообще ничего не важно, если за спиной стоит Шурф, руки которого легко лежат на моих плечах. А с другой стороны эта тишина, слегка нарушаемая плеском волн, эти безымянные для меня звезды, ожидание рассвета — все это как будто дополняет состояние полного счастья. Моего счастья. Самые ценные для меня — такие минуты тишины. Они возникают спонтанно. Иногда утром я просыпаюсь раньше и застаю Шурфа сидящим на подоконнике с блокнотом. Тогда я молча подсаживаюсь к нему, распахиваю окно в сад Иафаха, ну или во внутренний двор Мохнатого дома, — уж где заснули, там и проснулись. Мы же не лунатики Темным Путем во сне ходить. Сначала мы просто сидим молча: он пишет, я дышу свежим утренним воздухом. Потом я протягиваю ему пачку ментоловых сигарет, он, не отрываясь от своего дела, не глядя вытаскивает одну, прикуривает щелчком пальцев и затягивается. Где-то на середине сигареты откладывает свой блокнот в сторону, и мы встречаемся взглядами. Это значит, что пора добыть для него из Щели Между Мирами чашечку чая. И только после того, как заветный чай оказывается в его руках, он заговаривает со мной. Я радуюсь этому каждый раз  — вот, дождался же, не нарушил первый молчания, не помешал, не сбил. А с другой стороны так жалко упущенного момента тишины. Я как жемчужины их собираю — эти капли безмолвия. Наверное, когда-нибудь я сложу из них вечность. И подарю ее Шурфу. Даже лучше не так — я разделю ее с Шурфом. Преломлю, как хлеб. Пусть она будет наша, общая. В ней будут все наши хрустальные рассветы, все утренние сигареты, все ночные прогулки — вообще вся наша общая тишина. Ведь именно в ней рождается счастье.