near fearless

‘Поздно, спать иди’. Многие ли из вас сталкивались с подобным в четыре утра? Вот и на памяти Бэкхёна подобное впервые. Он непонимающе смотрит на строку состояния, где секундами ранее высветилось сообщение и, конечно же, не собирается ежесекундно исполнять просьбу (приказ), поэтому открывает диалог с пока ещё незнакомцем, вызывая панель клавиатуры. ‘Нет, не пойду’. ‘Сейчас же’. ‘Ты кто такой? ’ Чего ходить вокруг да около, если можно сразу же всё решить? Сейчас не то, совсем не то состояние, чтобы кому-то подыгрывать, поэтому лучше так — лоб в лоб — чтобы этот чудак скорее начал поиски новой жертвы. ‘Завтрашний день обещает нечто хорошее. Не заставляй меня тебя уговаривать, словно маленького ребёнка’. ‘Ты веришь в гороскопы, что ли? ’. ‘А ты разве нет? ’. ‘Чанёль, сам уже иди спать’. Ответа не последовало, на лице улыбка из-за ушастого, который снова прокололся, а глаза нещадно щиплет, поэтому через некоторое время Бэкхён уже сопел в подушку, хоть и планировал досидеть до самого утра. — Мне кажется, Чанёль, что ты не в своём уме, — звучит как-то насмешливо, но Бён старается не заострять на этом внимание, ища мелочь в кармане пальто, — писать мне в четыре утра с аккаунта друга и уговаривать спать, ты серьёзно? Большая ладонь протягивает нужную сумму, и Пак пожимает плечами, облокачиваясь на стенку и чуть опустив голову. Его возмущающийся друг всё такая же полторашка, как и в средней, и в старшей школе когда-то, а потому вымахавшему и возмужавшему Ёлю едва ли не сгибаться в три погибели приходится, чтобы расслышать хоть слово. — Я и не отрицаю, — глаза покрасневшие, а сам часто-часто моргает, — Но нужно же мне хоть как-то следить за твоим режимом, раз ты сам послал его к чёрту в одно место. Тот лишь показывает язык, но деньги принимает, проталкивая по одной монетке в кофейный аппарат, выбирая из списка предложенного двойной американо без сахара. Он поворачивается к парню спиной, идя в сторону нужной им аудитории. Чанёля же не зовёт, потому что знает, что тот всё равно пойдёт за ним, шагая плечом к плечу и всем на зависть, чем в глубине души Бэкхён самозабвенно гордился. И нет, не потому что его другом являлся довольно (очень) симпатичный лицом, да ещё и жутко талантливый человек, играющий на гитаре, звучание которой (конкретно в этих руках и для этих ушей) — услада и своеобразный фетиш. Просто в Бэкхёне, несмотря ни на что, хранится принятие и понимание всех тонкостей характера Чанёля, а также всё ещё та детская жажда внимания, которую тот безуспешно пытается не показывать. Потому что ну как тут не светиться от горделивого счастья, когда Чанёль чуть ли не с пелёнок выбирал среди всех компанию Бэкхёна? Слишком ребёнок? Да. Пора уже думать о строительстве дальнейшей жизни, связанной не только со стенами вуза и другом детства? Бесспорно. Голова не занята только этим, но как вообще не оберегать воспоминания о первой встрече, когда один собирал камушки, уверяя второго, что это упавшие метеоры и остывшие звёзды; о воровстве друг у друга в столовой любимых котлет, пока один из них вставал за компотом; о хвастовстве новыми игрушками и комиксами с любимыми героями; о том, как играли в бэкхёнову приставку каждый раз после школы, хотя говорили родителям, что будут делать уроки; как переживали этот мучительный период становления из мальчишек парнями, рассказывая друг другу о первой влюблённости, которая, ну конечно же, безумно сильна и на все оставшиеся года. — Знаешь, я хочу сделать татуировку, — как бы между делом говорит Бэк, приподнимая правую руку и закатывая рукав, проводя двумя пальцами по выпирающей косточке, — Вот здесь. — Ты осторожней, а то затянет, — младший беззлобно улыбается и подхватывает друга под локоть, взяв на себя такую непосильную ношу — довести в сохранности до нужного кабинета Бёна, врезающегося в прохожих из-за увлечённости своей же рукой. Говорить, что это не самое приятное занятие он, конечно же, не станет, потому что это ничем не поможет, да и что уж тут высказывать что-либо против тому, кто сравнительно недавно набил себе уже третью. — А какую хочешь? — интересуется и вновь улыбается, почему-то представляя на тонком запястье пиксельного лиса из их любимой игры, наличие которого придётся постараться объяснить на будущем месте работы. — fearless, — на кривом английском, который всегда давался с трудом, отвечает Бэкхён, — Небольшого размера и курсивом, но над самим шрифтом я ещё не думал. Чанёль негласно одобряет, ведь слишком падок на татуировки, да ещё и такие символические. Он уже видит, как будет тянуть чужую руку на себя и проклинать камеру телефона, не способную в точности передать чернильную надпись, посыл которой в точности описывает Бёна. — Ты позовёшь меня с собой, верно? — тихо смеётся, останавливаясь напротив нужной двери и разворачиваясь к другу, чтобы получше разглядеть, — Думаю, мне уже стоит отменять все свои планы. — Смеёшься? — Недоумённо поглядывает на младшего и заталкивает того в кабинет, а он же вновь смеётся, но уже громче, обращая внимание некоторых уже занимающих свои места студентов, — Почему я должен? Занимайся своими делами и не мешай мне. — Я ведь знаю, что в конечном счёте мне всё равно придётся пойти с тобой, Бэк. Чанёль знал, потому что так было всегда. Бэкхён каждый раз говорил про самостоятельность и даже запрещал приходить, а уже потом на экране высвечивалось красноречивое: «ну и как долго мне ещё тебя ждать?». Так было на каждой из вечеринок, которые старший пробовал посетить в одиночестве, а также в день, когда ему нужно было сходить к окулисту или же в магазин за шоколадными вафлями и кофейным йогуртом, потому что, как тогда объяснил это сам Бэкхён, ему было скучно идти самому, а Чанёль — какая-никакая компания. — У меня просто сломались наушники, а переться через весь город, слыша только проезжающие машины и ненужные обрывки фраз прохожих я не хочу — голова потом такая, будто всю зиму проходил в шапке, не снимая, — пытался оправдать себя, не смотря в сторону Чанёля, который понимающе кивал и даже не скрывал улыбки, — Поэтому не выдумывай там себе чего лишнего и не радуйся так — я ведь всё вижу. А он, в свою очередь, всё знал и понимал. — Наушники бы хоть спрятал, дурачок. Ты же не берёшь их никогда с собой, если они сломаны, — тянется рукой и прячет небрежно запихнутый в карман всё того же пальто провод, чувствуя, как трясётся чужая прохладная ладонь, сжатая в кулак. Одновременно с этим решает, что не станет зацикливать на этом внимание вслух, поэтому так и сжимает её в кармане, в собственном стиле выражая поддержку. А она сейчас нужна, в чём Чанёль просто не мог сомневаться. — Всё будет хорошо, — тише отвечает Бэкхён, уже не пытаясь искать себе оправданий и благодарно улыбается, когда тёплая ладонь сильнее сжимает его собственную. Тату-салон их общего друга, Чонина, уже вовсю дожидался их прихода, а сам парень от скуки уже даже подумывал сделать в своём гнёздышке, как он называл его, косметический ремонт и перестановку, ведь даже все необходимые приборы уже были обработаны в семеро раз больше, чем того требуют правила безопасности. — Я уж действительно начал было думать, что Бэкхён не решится, — приветствует рукопожатиями друзей, приглашая присесть, — Ну что, давайте начнём? Бэкхён лишь пытается не закатить на всё это глаза, а Чанёль переставляет табурет поближе к старшему, который уже закатил рукав и протянул второй рукой чуть смятую бумажонку, на которой едва ли можно было разобрать одно единственное слово, которое в его ситуации было бы чуть иронично произносить вслух. — Шрифт выберешь сам, ладно? Мне в голову так ничего и не пришло, а у тебя глаз-то уже намётан, поэтому будем считать, что тебе я доверяю больше, чем своим минутным порывам. Чонин со своим 'впиздутакоезрение' не с первого раза угадывает, как нужно перевернуть, чтобы прочитать, а чуть позже и просто прочитать не может, ведь, как оказалось, не только английская речь у Бэкхёна хромает на обе, с чего он что-то неразборчиво бормочет одними губами, радуясь хотя бы тому, что сидеть несколько часов здесь ему не придётся, ведь сегодня выходит новый сезон какого-то там нашумевшего сериала и он просто обязан быть в это время уже дома, пачкая обивку дивана крошками от крабовых чипсов и пролитым пивом. Он обрабатывает нежную кожу заранее поставленным неподалёку спиртом и просит друзей совсем немного подождать, доставая из нижней полки трансферную бумагу для эскиза будущей татуировки. С шрифтом долго думать ему не приходится, потому что безошибочный и самый подходящий, как ему казалось, вариант сразу же всплыл при прочтении желаемой надписи, поэтому он не отрывая руки переносит пропись на бумагу, которую позже обрезает по краям, которые в дальнейшем будут только мешаться. Когда же парень приступил к проверке готовности машинки, Чанёль взял чужую руку под столом в собственную, поглаживая пальцем кожу, постепенно покрывающуюся мурашками. В памяти всё ещё свежи воспоминания о самой первой татуировке и о том, как это было, мягко говоря, неприятно, хотя Чанёль и не считал себя никогда обладателем низкого болевого порога. Он также знает, что Бэкхён порой вскрикивает даже от неожиданного хлопка где-нибудь неподалёку, который выкидывает его из погружения в себя, а ещё помнит, как тот иногда по неосторожности ударялся и шипел, хоть удары и не считались сильными. Кроме того, желание набить что-либо на своём теле может резко пропасть именно в кресле салона, когда рука уже вся пропитана спиртом и специальным раствором мыла, что происходит скорее из-за боязни как раз именно боли, а не пожалеть. Он знает, прекрасно знает, что на данном этапе нужно пересилить себя, а потому лишь молча сжимает чужую ладонь, ведь друг сейчас, он уверен, внутри борется со всем этим. Чанёль только чуть наклоняется к нему и шепчет такое нужное сейчас «я рядом» и довольным выпрямляется, видя, как зажмуренный Бэкхён пару раз глубоко вздыхает и открывает глаза, поглядывая на Чонина, будто бы прося его уже начать, чтобы побыстрее всё это закончить. Тот уже давно закончил с проверкой, поэтому деликатно стоял в сторонке, делая вид, что всё ещё занят, краем глаза наблюдая за попытками Пака успокоить. Тому, на удивление, легко это удаётся, поэтому он лишь неоднозначно хмыкает и садится, перехватывая запястье Бэка, сгибая руку в нужном ему положении. Прикладывает ранее созданную заготовку с контурами к коже, промакивает чистой салфеткой, ждёт несколько секунд и аккуратно снимает, спрашивая у Бэкхёна, всё ли его устраивает, а получив удовлетворённый ответ смачивает нужное место теперь уже вазелином и удобнее устраивает машинку в руках, вогнав иглу с краской под кожу чуть дёрнувшегося друга. — Да всё, всё, можешь прекратить сжиматься, — взъерошил волосы вновь зажмурившегося Чонин, снимая с рук резиновые перчатки, которые бросил себе же под ноги, ставя в голове напоминание о том, что завтра утром тут нужно будет обязательно убрать, а сейчас у него премьера, поэтому он быстро обработал всем необходимым набитую на чуть покрасневшем участке кожи тату, сказав, что во все остальные тонкости его посвятит шарящий в этом деле Чанёль и выпроводил их наружу, закрывая дверь и уматывая в направлении спальных районов города. — Поведение Чонина полностью в его стиле, — недовольно шипит, рассматривая результат, который всё же стоил тех мук и 'мне казалось я сдохну от боли и плевать чанёль что это длилось всего минут пятнадцать и боже прекрати смеяться'. — Он — та ещё зараза, но делает своё дело на отлично, — перехватывает чужую руку под недовольное и чуть болезненное возмущение и достаёт телефон из кармана куртки, открывая камеру, чтобы секундами позже заснять проделанную работу заразы с нескольких ракурсов, восхищаясь даже тому, что краснота ещё не спала (вновь своеобразные фетиши), — Боже, я ненавижу эту камеру. — Ты видишь меня каждый день, зачем ты это делаешь? — Думаешь, я не видел в твоей галерее фотографии своей ещё незаконченной гитары, мм? — Мне ведь бесполезно придумывать оправдание, верно? — Именно, но ты мог бы попытаться, сказав, что у тебя нездоровая любовь к этому инструменту, — тепло улыбнулся Чанёль, пряча руку друга в карман, чтобы та не замёрзла, но вытащить свою не успевает, потому что её крепко сжимают заледеневшие за это короткое время пальцы. — Мой ребёнок наконец-то вырос, — тепло шепчет уже на ухо Чанёль, а как вдруг оказался так близко — Бэкхён и не знает, — Неужто татуировка нужна была тебе именно для этого? — Помолчи сейчас, пожалуйста, — как-то уж слишком смущённо, но иначе и не получается рядом (только рядом с), за что корит себя, ведь 'боже придурок за что такой беспомощный сейчас'. И Бэкхён действительно до чёртиков благодарен Чанёлю за то, что он такой понимающий и не задаёт никому ненужные вопросы. Благодарен, но и проклинает за то, что пришлось самому стать смелее и сделать первый шаг, чтобы вот так сжать чужую ладонь в своей, сейчас уже не боясь реакции. А ещё позже Чанёлю пришлось узнать, что Бэкхён оказался тактильным маньяком, которому порой, кажется, жизненно необходимо нахождение Чанёля рядом. Ходить по улице не просто держась за руки, а ещё и в кармане и приходить к Чонину вместе, уходя оттуда с маленькими сувенирами в виде парных чёрных отметин на коже. Всё это — первые пункты их списка 'делаем вместе', создателем которого, несомненно, оказался Бэкхён, а Чанёлю оставалось только согласиться, потому что идти против Бёна он так и не научился.