просто и легко

Муза. Илье совершенно не нравилось ни это явление, ни понятие, даже само слово вызывало какое-то отторжение. Возможно, во времена романтизма, балов и нескончаемого потока поэтов оно и имело вес. Но сейчас всякие мелкие и не особо талантливые художники, певцы, именующие в тоже время себя «представителями современного искусства», в попытке затащить в свою комнату общаги, гордо называющуюся «студией», хорошенькую и, очевидно, слегка наивную однокурсницу, совсем опошлили это слово. Да и не понимал он, как это, поймать вдохновение от человека. От интересной книги — да. Оригинально снятого фильма. Ты погружаешься с головой в событийный ряд, что побуждает к собственным идеям и мыслям. Но как так же погрузиться в человека? Сашу совершенно точно не хотелось называть «музой». С ним было слишком легко и свободно, чтобы все это усложнять. Никаких условностей, просто «Саша» с первого дня совместной работы. Хотя Илья всегда старался держать определенную дистанцию с коллегами, этикет как-никак. Да и вдохновением происходящее между ними не назовешь. Просто двадцатичасовая смена казалась раза в два короче, если где-то рядом звучал знакомый голос, выясняющий куда в этот раз поставили кофемашину, даже если на площадке вообще-то «тишина». Потом они заваливались в ближайший отель (ехать домой все равно нет смысла) и, несмотря на то, что на сон оставалось меньше пяти часов, неизменно встречались на общем балконе. Паль добивал дневную пачку сигарет, Илья - здоровый образ жизни. Саша точно не был самым интересным человеком в жизни Найшуллера, но как-то он заставлял задерживаться на этом балкончике до рассвета и продрогших ног. И не то чтобы истории о Челябинске могли быть настолько захватывающими, просто Саша так рассказывал, что от ощущения погружения в эту атмосферу постсоветского периода было никак не отделаться. А еще цепляла манера. Паль говорил очень эмоционально, иногда так активно жестикулируя, что искры сигарет улетали далеко за пределы фасада. Утром опять будут съемки, поиски вечно перемещающейся кофе машины и десятки людей на площадке. А пока только они, тишина окраины провинциального города и тлеющий бычок в самодельной пепельнице. Саша никогда не лез в процесс, даже если вся команда еле сдерживала раздражение от тридцатого дубля, и не потому, что он плохой, просто «не такой как надо». Он терпеливо делал, казалось, одно и то же и в тридцать первый раз, и в тридцать второй, до того момента, пока он не станет «таким». Жаль, что нельзя внести в общий договор о сотрудничестве пункт «Александр Паль, желательно в главной роли». Скорее всего, число проектов с участием Ильи тогда бы удвоилось. На вечеринке в честь окончания съемок, или как ее еще называли «семи дней ада», казалось, все забыли про официоз, если он, конечно, к этому моменту еще остался. Почему-то ощущение командного духа поднимается прямо пропорционально количеству градусов в крови. Найшуллер чувствует себя героем очень глупой и немного романтической комедии, когда возвращаясь из уборной сталкивается с уходящими под ручку ассистенткой и сценаристом, что собачились весь рабочий процесс, а потом и с Палем около той проклятой кофемашины. — На колесиках, — с умным видом заявляет он, а потом показательно отталкивает ее на пару метров ногой. — If I had a muse, it would be you. По сценарию всех романтических комедий один главный герой должен сказать какой-нибудь безумно слащавый комплимент, а второй герой его не понять. Но для зрителя все будет на поверхности. Только вот они ни в какой не комедии, и зрителей тоже никаких нет. Поэтому Саша смотрит на него долгим и немного туманным от алкоголя взглядом, а потом смеется, так, как умеет, заразительно. И будто и не было этого странного выпада и неловкой паузы после него. — Ты же знаешь, что сейчас английский в каждой школе преподают? — он кладет руку на чужое плечо и все еще улыбается. — Но за музу спасибо.